Старая радиола молчит. Собственно, эта — с потрескавшимся лаком на темном дереве и истертым гобеленом на динамиках, — наверное, никогда и не пела о простом советском счастье. Такая уж у нее судьба. Только собрали — и сразу в музей. Как родоначальницу будущей заводской славы. Было это в 1951 году. Завод тогда еще не был заводом — под сборку радиотехники в полуразрушенном Минске арендовали несколько цехов на заводе им. Чкалова. Есть версия, что эта радиола «Минск—Р–7» из музея ОАО «Горизонт» — третья по счету. В советские времена не верили в приметы. Вопреки поговорке о первом блине, который комом, первая продукция всегда уходила «наверх». Радиолу под номером один, говорят, подарили лично Патоличеву, а вторую — отправили в Москву.
Она совсем небольшая, незатейливая. Дорогих инкрустаций и прочих излишеств нет. Все просто и революционно–функционально. В середине 50–х она была невероятно престижной. Распределялась в основном среди особо заслуженных. Говорят, на нее была запись из героев войны и труда. Даже таким заслуженным людям приходилось ждать заветной открытки несколько месяцев.
Впрочем, производство радиоаппаратуры — скорее репетиция перед основным действием. В самый канун 1955 года на заводе была досрочно собрана модель первого лампового телевизора. 31 декабря контролер Леонид Прилепа поставил штамп о проверке в паспорт первого телевизора «Минск». Чудо инженерной мысли весило больше 20 килограммов, имело экран 18 на 24 сантиметра и корпус длиной около метра. Первое окно в мир для белорусских телезрителей было маленьким и круглым — будто макушка лампочки. Телевизор мог транслировать лишь один канал. Переключить его по силам было только мастерам в телевизионном ателье Госрадиотеста.
Я разглядываю выпуклый экранчик первого телевизора, пытаясь представить, как чья–то семья, плотно усевшись вокруг, внимала «Саге о Форсайтах», а сопровождающий меня Олег Германенко, начальник бюро «Горизонта», возвращает в день сегодняшний:
— Вообще–то «плоскость» уже давно освоена: плоский экран — у большинства современных моделей телевизоров. Сейчас проблема, над которой бьются производители, — длина кинескопа. Пока она около 50 сантиметров. В скором времени — во всяком случае, такая разработка уже внедряется — телевизор станет куда миниатюрнее, кинескоп укоротят в среднем сантиметров на 20. Пока «ноу–хау» стоит дорого, но ничто так не обесценивает высокие технологии, как время.
Впрочем, и с высокими технологиями случаются парадоксы. Гордость заводского музея — первый транзисторный приемник «Минск Т» в небольшом (всего–то килограмма три) деревянном футляре. Настоящий образчик изящества после громоздких ламповых «шкафов». Тогда, заменив лампу транзистором, люди считали, что сделали очередную маленькую революцию. Нынче же — вот ведь штука — аппаратуру класса хай–энд вновь начиняют лампами. Оказывается, на них качество звучания куда выше.
В заводском музее хранятся и модели элитарные. В начале 60–х их называли «музыкальными комбайнами». Один из первых образцов, выпущенный в год покорения космоса человеком, стоил как треть автомобиля, вмещал в себя бобинный магнитофон, радио, проигрыватель грампластинок и телевизор, при этом занимал место, как приличный комод.
Современному телевизору под силу многое: он может адаптировать изображение под освещение в комнате, выдавать немыслимые саунд–эффекты и разговаривать с хозяином. Его размеры все больше — самые популярные модели плазменных телевизоров имеют диагональ в полтора метра. Но есть и до трех. Вместе с навороченной аудиосистемой они способны обеспечивать эффект присутствия.
А старая техника... Она наивная, конечно, на фоне нынешних монстров высоких технологий. Но искренняя. Ибо создавалась для того, чтобы сделать жизнь интереснее. А не создать эффект присутствия и тем самым вытеснить жизнь. Или своего хозяина — из жизни.
