Есть у меня подруга, которая не любит город, в котором живет. Сильно, искренне и самозабвенно. За последние 25 лет она не сделала ни одной попытки, чтобы уехать из города, который так страстно не любит. Многие уехали, я в том числе. Каждый раз, когда я возвращаюсь на короткую побывку, мы гуляем по городу, который обе не любим, и рассуждаем о том, почему она осталась, когда многие (я в том числе) уехали. У нее нет ответа. У меня есть, но звучит он почти как диагноз — страх перемен. Мы вспоминаем, как обе мечтали перед школьным выпускным о том, какая замечательная жизнь у нас начнется. Не там, где наша школа, а в другом месте, с другими людьми, да и сами мы станем другими — как иначе? Изменились мы (хотя не уверена, что стали другими), люди вокруг. Пейзажи? Я только и делаю, что их меняю, подруга видит из окна своей кухни тот же пейзаж, на который смотрела еще школьницей. В этом, конечно, есть свои плюсы: она знает третье поколение обитателей своего двора и многие помнят ее воодушевленной школьницей с белыми бантами — этакое братство, которого у меня никогда не будет. Потому что я меняю города и соседей, обретая приятелей и теряя друзей. Мне трудно сохранить то, что есть. Ей хочется чего–то и кого–то нового. Но она остается жить в городе, который не любит. С надеждой на перемены, которых на самом деле боится.
Есть у меня подруга, которая не любит работу, на которую ходит каждый день. Не любит сильно, искренне и самозабвенно. За последние 25 лет она не сделала ни одной попытки, чтобы найти другую. Иногда кажется, что на самом деле ее это устраивает: женский коллектив, где ее откровенно не любят и который откровенно не любит она. Зато она всегда в тонусе: выглядит лучше всех (за что ее не любят еще больше) и лучше всех одевается (ну какая в таком случае любовь?). Когда она училась в институте (а работает по специальности — нечастое в наше время явление), у нее было много планов и идей. Она думала о собственном деле, об известности и даже славе. А потом... А потом это все куда–то ушло, осталась скучная нелюбимая работа в коллективе, который всегда заставляет быть в тонусе. Лет 15 — 20 назад казалось, что жизнь важнее работы, что можно жить весело, наполненно и живо, даже если не любишь работу. Да и так ли это важно на самом деле — любить дело своей жизни? А мне всегда казалось, что с работой, как и с мужем, — нужно любить нежно, самозабвенно и чувствовать то же в ответ. Что за семья без взаимности? И с работой также (ну, по крайней мере, лично я в это верю): ты ее любишь, она платит тебе тем же. Тогда и зарплата, хотя и остается фактором очень важным, перестает быть определяющим. К тому же и зарплата у подруги не так чтобы велика. Тогда почему не уходит и не ищет чего–то по душе? Привычка. Страх перемен.
Есть у меня подруга, которая не любит мужчину, с которым живет. Так, конечно, было не всегда, потому что люди моего поколения, как правило, выходили замуж и женились по любви. Часто по большой. Иногда — по очень большой. Частота разводов оказывалась в прямой зависимости от степени горячности чувства. Но мы и во второй (а некоторые — и во все последующие) разы женились и выходили замуж по любви. Потому что не умеем иначе. Потому что — зачем иначе? Потому и не понимаем тех, кто любовь израсходовал (у нее ведь часто бывает ограниченный объем), но остался жить вместе. Но в отличие от первых двух моих подруг у третьей есть аргументы. Говорит, муж у нее человек хороший, он всегда таким был (и это действительно так), а потому оставить его она не может. Пропадет мужик. Вот и живут как добрые (действительно добрые) соседи в одной квартире, растят детей и внуков. Без любви, но с уважением. Я бы не смогла, а потому и думаю частенько: может быть, это то же самое, что у первых двух? Привычка и страх перемен?
У вас ведь тоже такое бывало, когда хочется все бросить, подвести черту и — бац! — рвануть отсюда и начать все сначала где–нибудь там? Там, где тебя никто не знает, там, где ты можешь выдумать себе любую прежнюю жизнь и любой характер? Но — время нас утяжеляет. С каждым годом мы становимся все циничнее и скептичнее — к другим, но и к себе тоже. Мы перестаем верить в светлое будущее и искреннее чувство, но начинаем верить в то, что от себя не убежишь (и это правда), как бы далеко ни взял билет в один конец. Что характер не станет любым, а останется своим, что каждая новая жизнь рано или поздно начнет напоминать прежнюю именно поэтому: от невозможности убежать от себя. Мы все время делаем одни и те же ошибки и любим одного и того же мужчину, с какими бы разными ни ложились в постель. Мы привыкаем. И начинаем бояться перемен. И не можем избавиться от людей, которые делают нам больно. Боль делает нас живыми. А иногда — сильнее.
У меня есть друг, который не боится менять города, работы и любимых женщин, по–настоящему не привязываясь ни к одному городу, ни к одной работе и ни к одной женщине. Он расстается с ними — городами, работами и женщинами — в тот момент, когда понимает, что перестал любить. Он умеет мечтать по–крупному. Он учит меня тому, что никогда не поздно. Вся его молодость прошла в обожании Бориса Гребенщикова и группы «Аквариум», а недавно он устраивал вечеринку для БГ и его команды. И ничего, что для того, чтобы мечта сбылась, пришлось уехать жить на край земли: «Какие наши годы?» Он почти не утратил легкости (хотя, конечно, стал и циничнее, и скептичнее) и был счастлив: мечты, говорит он, сбываются. Просто не нужно бояться перемен. Они все равно приходят, даже если мы этого не хотим.
sbchina@mail.ru
Советская Белоруссия № 174 (25056). Суббота, 10 сентября 2016
