У нас зарегистрировано несколько сотен общественных организаций. Едва ли не треть из них — благотворительные. То есть по определению созданные для того, чтобы помогать тем, кому плохо. И в то же время газеты, телевидение, интернет–ресурсы буквально переполнены слезными мольбами страждущих чужого участия: морального и материального. Как это расценивать? Спрос на благотворительность в разы превышает предложение? Или тому, кто нуждается, проще, быстрее и надежнее самому собрать с миру по нитке, чем быть одним из тысяч подопечных крупной организации? Филантропы–общественники признают: их деятельность могла быть более эффективной и масштабной. Но законы, которые сейчас регулируют эту сферу, не дают развернуться в полную мощь. В тех же законодательных коллизиях, как рыба в сетях, порой барахтается и простой человек, который хочет и, главное, в состоянии помочь, но юридически бесправен. О том, что мешает милосердию, какой закон нам нужен и что еще необходимо сделать, чтобы мир вокруг стал добрее, за «круглым столом» «СБ» рассуждали Анна ГОРЧАКОВА, директор Белорусского детского хосписа; Элла ДУЛИНЕЦ, главный специалист по работе с молодежью Белорусского Общества Красного Креста; Анатолий ЮРКЕВИЧ, консультант отдела стационарных учреждений социального обслуживания управления стационарных учреждений социального обслуживания и капитального строительства Минтруда, и житель Минского района, занимающийся благотворительной деятельностью, Валерий ШАБЛОВСКИЙ.
В.Шабловский: Расскажу вам свою историю. Восемь лет назад Лошанский сельский Совет выделил мне участок для создания зоны отдыха в аренду сроком на 50 лет. Тогда это был пустырь со свалкой. Теперь же — зона отдыха с дорожками, аллеями, цветниками. Заброшенный водоем расчищен и зарыблен мальками карася и зеркального карпа, в центре создан уютный остров, есть пирс, пляж. Создан музей крестьянского быта XIX — XX веков, который постоянно пополняется новыми экспонатами. Все это сделано мною за счет собственных средств! Уже три года как принимаем семьи детей–инвалидов, молодых инвалидов, а также детей–сирот. За все время у нас побывало более 700 таких гостей. О том, понравилось ли им у нас, можно судить по многочисленным отзывам в гостевой книге. Для меня лично это уже не просто работа — это моя жизнь. Мы готовы были делать еще и еще. Но дальше пошла не работа, а сплошные проблемы...
«СБ»: Какие? Средств стало не хватать, не помогают местные власти?
В.Шабловский: Да я, признаться, особо и не рассчитывал, что мне кто–то будет помогать. Лишь бы не мешали. Но ситуация приняла такой оборот, что мое дело решили прикрыть. Чиновники ссылаются на то, что в 2002 году, когда мне выдавали землю в аренду на 50 лет, еще не было закона о поддержке инвалидов, да и кадастровые требования были другими. Тогда, когда я обратился к властям с предложением взять землю, долго думали, как ее оформить, и остановились на том, что отдают ее мне для проведения культурно–массовых мероприятий.
А.Юркевич: Ну а что потом?
В.Шабловский: Расторгли договор в одностороннем порядке.
А.Юркевич: Но ведь 50 лет еще не прошли! На каком основании?
В.Шабловский: Под предлогом, что я ничем не занимаюсь на этой земле. А дети? А это так, сказки, говорят, для отвода глаз. Я приглашаю чиновников посмотреть — не идут. Даю им диски с записями — не смотрят. По каким только инстанциям ни ходил — в ответ одни отписки. Областная земельная служба вообще подала на меня в суд. Но он встал на мою сторону. Спрашиваю одного местного чиновника: «Неужели вы не заинтересованы иметь на своей территории такой благотворительный центр?» Отвечает: «Абсолютно нет!» От вас, мол, лишние проблемы. Нет вас — нет и проблем.
«СБ»: Не укладывается в голове: человек делает благое дело, а ему не дают.
А.Горчакова: А вот у нас очень хорошие отношения с местной властью. Нас чуть ли не на руках носят. И картошку дают бесплатно, и морковку, и фрукты... Все, что в их силах. Мне кажется, вы где–то кому–то, если так можно сказать, перешли дорогу...
В.Шабловский: Вы знаете, что–то в этом есть. Завистников хватает. Я им говорю: вам лучше будет, если все здесь снесу, «восстановлю» пустырь и свалку?
А.Горчакова: Когда мы только начинали, мы тоже думали больше о деле, чем о бумажках. Потом поняли, что это риск. И я не стала рисковать с арендой. Мы просто взяли и купили эту землю под хоспис. Сначала полгектара, со временем еще прикупили участки. Эта земля принадлежит не чиновникам, а нашей организации. То есть поводов зацепить стало меньше. И вот еще один важный штрих: мы сразу же стали работать вместе с деревней. Теперь нас только тронь — люди сами встанут на нашу защиту! С другой стороны, мы работаем уже 10 лет, и я обложилась со всех сторон бумагами.
В.Шабловский: У нас тоже с жителями деревни полное понимание и поддержка. Очень многие приходят и работают, делятся всем, чем могут: несут игрушки, вещи...
А.Горчакова: И никто никуда не писал в вашу защиту?
В.Шабловский: Писали в райисполком. А в ответ — тишина...
«СБ»: Интересная ситуация получается. С одной стороны, у нас нет закона, регулирующего благотворительную деятельность. А с другой — нужно постоянно «обкладываться», как вы говорите, бумажками и справками. Что важнее: закон или благое дело? И что делать, если закон мешает, потому что несовершенен?
А.Юркевич: В любом случае надо делать все по закону, какой бы он ни был. А у нас в Указе Президента «О предоставлении и использовании безвозмездной (спонсорской) помощи» говорится, что такая помощь может предоставляться на основании договоров.
А.Горчакова: Закон о гуманитарной деятельности и не запрещает такую деятельность без договоров, и не разрешает. Вот в чем парадокс. Думаю, пока не будет закона о благотворительной деятельности, у проверяющих всегда найдется повод прицепиться.
«СБ»: Его уже много лет собираются принять, а воз и ныне там.
А.Горчакова: Если вы думаете, что за границей все так просто и в законах, и в практике, то глубоко заблуждаетесь. Там бюрократии еще больше, чем у нас: организации и фонды без «бумажки» не могут сделать ни одного шага. Валерий Михайлович, я думаю, ваша проблема в том, что вы не зарегистрированы как организация, вы — физическое лицо. А в отношении физических лиц у нас действительно в этой сфере правовой вакуум.
В.Шабловский: Выходит, чтобы делать доброе дело, нужно зарегистрировать организацию и обложиться бумажками? И собирать, просить деньги? А иначе нельзя? А на свои нельзя?
А.Горчакова: Но вы же не разово проводите мероприятия, вы этим занимаетесь постоянно. Поэтому нужно зарегистрировать организацию. Вы же и так, по сути, работаете как благотворительная организация.
В.Шабловский: Я не понимаю, какой я закон нарушил? Ладно бы имел с этого какой–то доход, но я трачу свои! Я «заразился» идеей помогать людям и от нее не откажусь. У нас есть закон о поддержке инвалидов, согласно которому и юридические, и физические лица имеют полное право оказывать спонсорскую помощь и заниматься реабилитацией и интеграцией детей–инвалидов в общество.
А.Юркевич: Право оказывать помощь у вас есть. Я не юрист, но мне кажется, что корень проблем в праве на пользование землей. И все. Насколько мне известно, в рамках требований законодательства вам предложено заключить с Миноблисполкомом инвестиционный договор по размещению в деревне Бровки Лошанского сельсовета объекта по оздоровлению детей–инвалидов. Вот что от вас требуется.
«СБ»: А у вас не было желания зарегистрироваться хотя бы индивидуальным предпринимателем?
В.Шабловский: Когда мне предложили идею инвестиционного проекта, я тут же зарегистрировался как индивидуальный предприниматель в области организации отдыха.
А.Горчакова: Но это же коммерческая структура!
В.Шабловский: А меня просто обязали. Мол, другого выхода нет.
А.Горчакова: Поверьте мне, если бы вы представляли общественную организацию, с вами бы совершенно иначе разговаривали.
В.Шабловский: А как бы я тогда реализовывал инвестиционный проект? Хотя при чем тут инвестиции, я не понимаю. Ведь зона отдыха уже оборудована и действует, в нее вложены немалые личные средства.
А.Горчакова: Практически все благотворительные организации зарегистрированы как общественные объединения и при них зарегистрированы ИП. Все свои дела коммерческого направления они проводят через ИП, а общественные — через общественную организацию. И в Великобритании, кстати, общественные организации не имеют права заниматься коммерцией. Они при себе регистрируют бизнес–компанию и все благотворительные спектакли и другие мероприятия по сбору средств проводят через нее. Такие фирмы, как они говорят, ведут социальный бизнес, для них установлены налоговые льготы.
В.Шабловский: Какая коммерция? Все, кто занимается у нас организацией праздников для детей, — государственные и общественные организации, волонтеры, артисты и творческие коллективы, — как и мы, работают на благотворительной основе.
А.Горчакова: Вы боретесь за свое дело изо всех сил. Но я против того, чтобы добро было «с кулаками». Впрочем, вас я понимаю. Когда мы только начинали в 1994 году, у нас тоже были проблемы: потеряли медицинскую лицензию, здание, в которое были вложены значительные средства. Сказать, что все сегодня хорошо, я тоже не могу. Если вдруг спонсоры перестанут нам помогать, что тогда делать? Вести свой бизнес? Но, если честно, я не знаю ни одной частной фирмы, которая была бы создана при общественном объединении и имела бы какую–то прибыль. Все рады сработать хотя бы по нулям. У нас нет никаких льгот для социального бизнеса. За аренду платишь по полной программе. Сколько я просила отдать сэконд–хэнд общественным объединениям! Нет. А ведь нам не надо тоннами ввозить одежду из–за границы, посмотрите, сколько у каждого из здесь присутствующих дома хранится ненужной одежды. Но только начни собирать, продавать, тебя сразу же задавят налогами. То есть пусть лучше пропадает... Пока не будет понимания со стороны чиновников, что мы решаем с ними одну задачу, проблем у нас меньше не станет.
«СБ»: Это правда, что в Великобритании не платят налогов с благотворительной помощи, взносов, пожертвований?
А.Горчакова: Не надо думать, что там для предприятий существуют какие–то льготы. В большинстве западных стран налоги берут. Только они не все идут в общий государственный котел, а частично отчисляются благотворительным организациям. Когда наши молодые люди приезжают туда поработать, там сразу же смотрят на то, какую они выполняли в своей стране социальную роль. Например, если у тебя есть справка, что ты работал волонтером в детском хосписе, тебе открыты многие двери при трудоустройстве. Отмечу, что в западных странах граждане, которые занимаются благотворительной деятельностью, помогают детям–инвалидам, старикам, считаются самыми уважаемыми. Это очень престижно.
А.Юркевич: Вы хотите сказать, что в этом плане наше общество еще социально не созрело?
А.Горчакова: Увы, да.
В.Шабловский: Общество–то созрело, а вот чиновники — нет.
А.Горчакова: В советские времена с ними проще было работать. Они четко знали, что можно, а что нельзя. А сегодня создается впечатление, что никто ничего не знает. И все это из–за огромного количества законодательных документов, в которых не так–то легко разобраться как простым людям, так и самим чиновникам.
А.Юркевич: Что касается законодательства, то его, конечно, простым назвать нельзя. Наше министерство, например, поручило НИИ труда проработать проблему и подготовить проект законодательного акта, предусматривающего внесение изменений в действующее законодательство, чтобы решить проблему социального заказа. То есть регламентировать заключение социального заказа между государством и общественными организациями. Ведь Законом «О социальном обслуживании» предусмотрено, что местные исполнительные и распорядительные органы на конкурсной основе могут заключать с юридическими лицами и индивидуальными предпринимателями договоры об условиях предоставления социальных услуг. И в то же время в других законодательных актах есть нормы, которые вступают с этим в противоречие. Например, в Законе «Об общественных объединениях».
«СБ»: И сколько же лет вы готовите закон о социальном заказе?
А.Юркевич: Вот уже второй год... Или такой момент. Дети, которые живут в интернатах, очень нуждаются в живом общении. Для них республиканские соревнования — это праздник, заряд на целый год. Ведь программа разнообразная: приезжают и кинологи с собаками, и известные артисты эстрады, и спортсмены, и пищевики могут подготовить «сладкую» презентацию. Но когда готовится такая вот олимпиада, у нас возникают проблемы. Дело в том, чтобы купить медали, вымпелы, кубки для награждений, нужно провести тендер между тремя предприятиями, производящими данный вид товаров. А у нас в стране их выпускает только одно предприятие Минспорта! Получается, деньги есть — купить нельзя, потому что тендер невозможен. Вот и приходится просить у спонсоров медали и кубки.
«СБ»: К нам немало приезжает волонтеров из самых разных стран. А у нас что, из 10 миллионов населения мало желающих помочь? Почему так слабо развивается волонтерское движение? Нет стимулов? Нет закона?
А.Юркевич: Сдвиги к лучшему есть. По данным за 2009 год, к примеру, домам–интернатам была оказана гуманитарная помощь на общую сумму 2 млрд. рублей. И постепенно она растет. Кто в основном жертвует средства? Смотрю список: частное лицо, частное лицо, частная фирма...
А.Горчакова: И количество волонтеров с каждым годом растет. Это я вижу на примере нашего хосписа. У нас работают очень хорошие волонтеры. Есть даже клуб волонтеров. У нас ведь в основном находятся очень тяжелые дети. Но мы должны понимать, что эти люди не отвечают за состояние ребенка. Мы — общественная организация, и если ребенка в тяжелом состоянии мать привезла к нам и, не дай Бог, с ним что–то случилось, а рядом в это время находился не сотрудник, а волонтер, что тогда скажут проверяющие? Между прочим, знаете, чем отличается отношение зарубежных волонтеров к нашим детям?
А.Юркевич: Теплотой...
А.Горчакова: Нет. Они относятся к детям, как к обычным людям, не замечают их особенностей. А наши волонтеры начинают сразу же жалеть: ой, бедные, ой, несчастные... Эту разницу в отношении подмечают даже сами дети, молодые инвалиды. Почему «бедные»? Они такие же, как и мы. Они хотят быть такими, как мы. И они должны чувствовать себя такими же, как и мы.
«СБ»: Тогда поставим вопрос так: почему среди волонтеров мало представителей старшего поколения? Они что, очень заняты дачей, участком?
А.Горчакова: Да уж, у нас по всем категориям волонтеров всего 4 человека старше 40 лет.
В.Шабловский: А вот вместе с нами работают люди весьма преклонного возраста, но молодые душой.
Э.Дулинец: Что касается наших волонтеров, то они могут работать с любой категорией: люди с ограниченными возможностями, дети–сироты, трудные подростки, одинокие пожилые и престарелые, люди из групп риска. Мы специально этому обучаем, причем по выбору самого человека. И еще мы активно внедряем принцип работы «равный равному». Естественно, если волонтер с представителем целевой группы примерно одного возраста, они лучше поймут друг друга, будет больше доверия, отдачи, интеграции.
А.Горчакова: Так–то оно так, но волонтером у нас можно стать только достигнув 18–летнего возраста. Интересно, а у вас сколько пожилых волонтеров?
Э.Дулинец: У нас есть группы взаимопомощи, которые создают сами же пожилые люди. К сожалению, они не так активно работают, как молодежь. И группы такие, увы, есть не во всех регионах. Хотя, например, в Могилевской области их уже около 15. Они предлагают идеи, наиболее интересные из них становятся основой мини–проектов, под них выделяются гранты. Пусть небольшие, но на эти средства группа может обеспечить себя канцтоварами, купить чай, печенье для проведения «круглых столов». Кстати, проект «Добрые сердца» предложили сразу несколько наших бабушек, старшей из которых было за 80 лет. Но их активности и молодежь бы позавидовала! Если разобраться, пожилому человеку чаще всего не помощь по хозяйству нужна, а общение. И очень часто мы видим, как после встреч с молодыми волонтерами бабушки и дедушки начинают проявлять активность: пойдут одинокой соседке дров наколют, она им пирогов испечет.
«СБ»: Как бы вы объяснили этот наш общественный феномен: о проблемах одиноких престарелых людей, детей–сирот, детей–инвалидов, подопечных хосписа знают все, а вот помочь готовы единицы?
В.Шабловский: Почему? А посмотрите на Запад. Там большинство молодежи в школьные и студенческие годы работали волонтерами. Они знают, что это такое, они знают, зачем это нужно. Я уже не говорю о том, что это дело там поставлено так, что каждый человек считает своим долгом и делом чести помочь. Так вот те бабушки и дедушки, которые активно работают волонтерами сейчас, 30 — 40 лет назад тоже ими были. И я уверен, что те дети, которые сегодня приезжают ко мне и помогают, выйдя на пенсию, тоже будут помогать. Им для этого не надо будет ничего рассказывать, объяснять и учить.
А.Горчакова: Знаете, все так, но наши бабушки и дедушки не смогли заработать себе такую пенсию, на которую можно жить и волонтерами по заграницам ездить, как это принято в Великобритании и не только... Бывая в зарубежных командировках, я всегда стараюсь узнать как можно больше о мотивах, которыми руководствуются в своей жизни люди. И однажды мне довелось пообщаться с 78–летним британцем, умиравшим в одном из хосписов от рака. Всю жизнь он, как и все британцы, занимался благотворительностью. Я не удержалась и спросила, не страшно ли ему умирать. И вы знаете, что мне ответил этот человек, обыкновенный рабочий? Он сказал: не страшно. Потому что он всю жизнь работал для своей родины, и теперь, когда он должен уйти, его родина делает все для него, чтобы он мог по–человечески прожить последние дни. Жизнь не бывает вечной, все равно придет время уходить. Только уходить надо, не упрекая ни себя, что что–то не сделал для родины, ни родину, что она не смогла тебе помочь в тяжкую минуту.
В.Шабловский: Часто слышу от людей, вернувшихся из–за рубежа: сколько же там инвалидов! Смотрим на статистику: у нас их не меньше. Но мы их не видим, потому что они сидят в четырех стенах. А там среда по–настоящему безбарьерная и инвалиды чувствуют себя такими же полноправными людьми. Надо больше говорить в СМИ о благотворительности, о том, что нужно делиться с другими. О чужой беде нужно не просто знать — ее надо видеть.
А.Горчакова: Да, для детей пробыть день, например, у вас — это сказка. Но как сделать, чтобы сказка не кончалась? Чтобы это стало нормой для всей страны, для всех детей? Вы делаете доброе дело, но вы же всех охватить не можете. Проблема не в том, чтобы помочь организациям и учреждениям, занимающимся благотворительностью, работать более активно, — нужно создавать систему, которая потом поможет всем. И нам, и вам. Но как это сделать? Нынешнюю молодежь еще можно воспитать. А вот с теми, кому за 25, 30, все гораздо сложнее. Они сформировались в нестабильное время, которое наложило свой отпечаток на их ценности, отношение к миру.
В.Шабловский: Я часто общался с ксендзом Булькой, изучал его опыт. Так вот, он занимался воспитанием всех — и молодых, и пожилых. У него были специальные таблички с фамилиями меценатов. Например, на деньги такого–то было построено то–то и то–то. Люди постоянно везли ему кто цемент, кто трубы, кто древесину. А кто–то просто давал деньги... Я это к тому, что нужно не просто брать пожертвования, но и правильно ими распоряжаться. Человек охотнее помогает, когда знает, что, куда и зачем идет.
Э.Дулинец: Если появится закон, который будет поощрять благотворительность, филантропов, волонтеров, вот тогда появится реальная база для более быстрого роста сознания людей. И предприятия смогут более активно работать в этом направлении. Скажите слово «волонтер» любому прохожему — он, скорее всего, сейчас просто пожмет плечами. А вот если это слово станет значимым для молодежи, за счет льгот или новых возможностей, тогда такой выбор станет привычным и престижным.
А.Горчакова: Я против льгот. Льготы убивают саму идею безвозмездной помощи. Помогать за что–то? Были у нас такие, которые, побыв час с ребенком, подержав его за ручку, тут же просили у меня справочку, что они, мол, работали волонтерами.
Э.Дулинец: Я имею в виду: нужно менять отношение руководителей предприятий, чиновников к волонтерству. Чего скрывать, многие не только не хотят, чтобы их работники тратили время на волонтерскую работу, но и вообще запрещают. О каком престиже тут может речь идти?
А.Юркевич: В словарях, как правило, слово «благотворительность» толкуется как «проявление сострадания к ближнему, негосударственные формы помощи нуждающимся». Валерий Михайлович прав: за время советской власти людей приучили, что государство должно делать за всех все. Сегодня другая ситуация. Немало семей, которым действительно тяжело. Кому–то морально, кому–то материально. И когда человек слышит призыв с газетных страниц или с экрана телевизора о помощи, он говорит про себя: «Мне и самому нелегко, я бы сам не отказался от помощи». Может быть, и надо показывать таким людям, что, если они протянут руку другому, то им обоим станет намного легче.
В.Шабловский: Каждый человек приходит на эту землю с естественным желанием любить и быть любимым. Это и есть основа всех человеческих взаимоотношений.
«СБ»: Говорят, существует своеобразный круговорот добра в природе: ты помог, и тебе это обязательно вернется, на том стоит мир. Вы согласны?
А.Юркевич: К сожалению, не все так думают. Уровень моральных ценностей у нас несколько снизился. И во многом это зависит от того, что закладывалось в семье. Материальная сторона, карьера выходит для многих на первое место. Только за последний год население страны сократилось на 14 тысяч человек. Представьте себе, что за год с демографической карты исчез целый город, такой как, например, Островец. Да, со своей стороны государство делает все, чтобы стимулировать рождаемость, даже жилье дает бесплатно для некоторых категорий. Но не все понимают: раз государство мне обязано, значит, и я чем–то государству обязан. Если мне должны, значит, и я должен.
Э.Дулинец: По–моему, лучше не «должен», а «могу». Могу сделать не только для себя, но и для других. Помочь им. Слово «могу» исходит изнутри, из души и сердца, а «должен» — как принуждение. Не хочу, но должен. Я, например, не могу сказать волонтеру, что он должен что–то делать.
А.Юркевич: Одна моя коллега читала лекции нашим студентам социальных специальностей — специалистам по социальной работе, психологам, тогда был большой наплыв желающих. И ее очень удивила реакция студентов, когда они узнали, что им придется не только теорией заниматься, но и работать в интернатах. За рубежом не считается зазорным, чтобы специалист с вузовским образованием поменял памперс немощному. А у нас могут запротестовать! Создается иногда впечатление, что молодые люди считают вузовский диплом свидетельством принадлежности к высшему сословию. Много еще времени пройдет, прежде чем мы сформируем такое же отношение к работе, как в западных странах. Там нет работы, которой можно стесняться.
А.Горчакова: Из числа волонтеров только 5 процентов — студенты социальных специальностей. Это о чем говорит?
А.Юркевич: На такие специальности нужно брать после строгого собеседования. Как это делается при поступлении в творческие или юридические вузы. Мне кажется, далеко не каждый человек склонен и может работать в этой сфере. Но делать добро, заниматься так или иначе благотворительностью, конечно, может и должен каждый.
