Война прошла через него, а он через нее — проехал!— Пересесть с ЗИСа на «студебеккер» так же, как с «Запорожца» на «Мерседес», — Евсей Моисеевич Соловейчик знает, о чем говорит. До сих пор ему снятся пыль и туман фронтовых дорог. Разбитые и растоптанные, сквозь горе и годы, они вели к Победе. А сколько на них случалось незабываемых встреч!
К Берлину 18–я Барановичская Краснознаменная ордена Кутузова II степени автомобильная бригада направлялась через Белоруссию, Украину, Польшу. Наступающим войскам бесстрашные шоферы везли оружие и боеприпасы, обратно увозили раненых.
— В 1942 — 1943 годах мы стали получать «Форды», «Доджи», «студебеккеры» и «виллисы» для командования, — вспоминает военный водитель. — Чтобы сразу не угробили незнакомую технику, всех заставили пройти переподготовку. «Форды» оказались не предназначенными для военного бездорожья. А вот «студебеккер» поражал нас своей выносливостью и после наших ЗИС–5 и ГАЗ–АА казался просто совершенством. Он имел лебедку, и, когда застревал, сам себя вытаскивал, уцепившись этой лебедкой за любое дерево.
В июне 1944 года батальон автомобильной бригады въехал в Белоруссию вслед за кавалерией и танковым корпусом. Колонны машин с боеприпасами двинулись разными дорогами. Одну из них возглавлял капитан Соловейчик:
— Вдруг путь преградили немецкие машины. Мы везли мины, что было у них, я не знал. Однако понимал, если сейчас развяжется бой, все взорвется. Из первой машины вышел немец, демонстративно положил в кабину автомат и двинулся в нашу сторону. Я неуверенно зашагал навстречу. На расстоянии нескольких метров мы остановились, и тот медленно и отчетливо стал говорить: «Гитлер капут! Дойч — хир, русиш — хир», — дополняя жестами предложение разъехаться мирно. И такая мысль — ладно мы, но ведь боеприпасы не доедут до передовой... Я его принял. Считаю, что спас своих людей и довез оружие до передовой... На удивление, никто из моих ребят никогда не обмолвился об этом случае, наверное, все понимали, что за это могло быть... Случалось и такое...
3 июля 1944–го рота автомобилистов подвозила снаряды и мины войскам, наступавшим на Минск с могилевского направления. Дождавшись затишья, Евсей Моисеевич поехал в район товарной станции. Там до войны жила на квартире сестра Раиса.
— Минск был разрушен практически полностью, мчишься словно по полю, — говорит один из первых очевидцев. — Дом, который искал, уцелел. Однако Раи там не оказалось. Потом я узнал, что они с матерью погибли в минском гетто...
Время притупило боль утрат. Сегодня поседевшие воины все меньше рассказывают о взрывах и смертях, все больше вспоминают моменты, о которых раньше говорить было не принято.
— В январе 1945–го мы получили приказ доставить дизтопливо 3–й танковой армии, которая попала «в клещи» за Варшавой. Для того чтобы организовать закачку солярки в баки, комбриг взял в помощь меня, еще одного майора и почему–то с нами в машине оказалась машинистка Леночка. Лишних вопросов мы не задавали, работы было очень много. Вдруг бежит посыльный с полевого телеграфа: «Комбрига вызывает Жуков!» А полковник, увлеченный флиртом, пропал куда–то. Не могли же мы подставить своего начальника! Я отправился к телеграфу. Диктую: «Комбриг такой–то (фамилию называть не буду) прибыл». Тут же появляется ответ: «У аппарата Жуков. Товарищ комбриг, все указания получите у начальника тыла. Я приказываю, я прошу сделать все возможное, чтобы 3–я танковая не осталась без дизтоплива. Останавливайте любой транспорт с емкостями!» — «Слушаюсь!»
Или вот еще был случай. До конца 1946 года я работал главным инженером на базе в Берлине, где мы ремонтировали военную технику. Однажды дневальный сообщает: «На КПП вас какой–то полковник спрашивает». Подхожу, а тот вместо «здрасьте» сразу: «Этот «Опель» нужно покрасить в вишневый цвет и установить на него сирену. В понедельник я за ним приеду». Я опешил: «Товарищ полковник, вы так мне приказываете, будто вы мой начальник!» Он только бросил на ходу: «Много болтаешь», — и быстро уехал. Спустя полчаса подбегает летчик с соседней базы: «Кореш, тут полковник Сталин машину оставил...»
Начальник управления открыл мн
е фронтовые склады, велел брать сколько угодно краски и не жалеть зарплаты немцам, которые у нас работали. А вот с поиском сирены были проблемы. Нашел ее один из наших мастеров — Карл — взамен сигарет и сала. Оказалось, сирену сняли с пожарной машины! Когда мы проехали с полковником пробный круг и я показал сирену в действии, он довольный предложил: «Если тебе что нужно в Москве, от меня каждый день самолет летает». Я не удержался и спросил, зачем ему сирена. Он только улыбнулся в ответ. Примерно через месяц приезжаю в управление. Навстречу идет полковник Сталин. Представьте себе, узнал меня и протягивает руку. Вот расспросов потом было!
Куда бы ни вели фронтового шофера дороги, он признается, что, как и многие, словно заклинание, постоянно повторял «Жди меня». Настоящим подарком судьбы на войне стала встреча с любимым поэтом. «Мы, пройдя через кровь и страдания, снова к прошлому взглядом приблизимся...» — и сегодня со слезами на глазах читает мне ветеран незабвенные симоновские строки.
