Все началось с моего безобидного вопроса:
— Где купить или достать букет цветов за день до 8 Марта?
Это сейчас кажется забавным, а двадцать лет назад вопрос был почти неразрешим. Цветов в Минске, особенно накануне праздника, было не достать...
Мы вдвоем сидели в кабинете на телевидении. Предпраздничный, а потому нервный рабочий день еще не закончился. Мой приятель, мужчина лет на двадцать старше меня, разозлился. Он сказал, что нет смысла напрягаться, переплачивать деньги за несколько цветочков, что лучше купить букет, если уж так неймется, через три–четыре дня, когда торговцы сбросят цены. И денег сэкономишь, и внимание продемонстрируешь. Да и вообще, цветы — пустое, лучше уж что–то в хозяйстве необходимое или из одежды...
Я заметил, что цветы нужны сегодня, чтобы вручить их жене завтра утром. Что–то еще про знаменитую ложку к обеду брякнул. Тут мой коллега–журналист не выдержал. Вскочил с кресла, бумаги рассыпались. Замахал руками, покраснел и начал возбужденно говорить.
Следует сделать уточнение. Мой старший коллега не был женоненавистником. Даже наоборот — женщин любил, кокетничал с ними, раздавал остроумные комплименты, охотно выслушивал жалобы на мужей и давал советы о том, как лучше разрешить ту или иную семейную ситуацию. Его советы, к слову, всегда оказывались действенными. Еще бы — такой опыт: второй раз женат, дочка, сын, все дела... Теперь же его точно подменили. Он вывалил на мою голову все, что знал и думал о бездарном празднике 8 Марта. Носился по кабинету как ошпаренный, даже закурил. Обзывал праздник пустым, бессмысленным, глупым, вредным. Я пытался спорить, но он даже слушать не хотел. Разрушал, разбивал мои наивные доводы, приводимые в защиту, ехидными, желчными и злыми аргументами. Сейчас по подобному вопросу так не спорят.
Он останавливался, вращал глазами, багровел и спрашивал у меня, то шепотом, то громко, а знаю ли я, кто такая Клара Цеткин, кто такая Роза Люксембург? Видел ли их фотографии, всматривался ли в их лица? Он говорил, что эти революционерки — образины, в которых нет ни капли женственности. Объяснял, откуда этот праздник взялся и кому он нужен. И что если даже образованные и неглупые люди (это про меня) не понимают, то что тогда говорить о других, образованием не обремененных... Он напоминал в своем праведном гневе атеиста, борющегося с верующим. Или наоборот, фанатично верующего, пытающегося наставить на путь истинный заблудшую душу сектанта.
Он доказал, что этот праздник не имеет никакого отношения к наступлению весны. Что это всего лишь совпадение, связанное с изменением календаря, с разницей в две недели в старом и новом стилях... Говорил о суфражистках, феминистках, ткачихах и демонстрациях женщин с кастрюлями в руках, то ли в Лондоне, то ли в Петербурге... О Коминтерне, партийных съездах и революции... Если честно, то я сдался, начал соглашаться. Закончилась страстная и логичная речь фразой о кухарках, которым позволили управлять государством...
Но все имеет свое начало и свой конец. После работы я ехал домой с пустыми руками и твердым убеждением, что праздник 8 Марта — никчемный, придуманный некрасивыми женщинами, желающими польстить своему самолюбию. В вагоне метро смотрел на девушек с тюльпанами, с ветками желто–золотой мимозы, с гвоздиками, а у некоторых в руках были даже розы... Женщины несли свои цветы небрежно и гордо, щедро даря улыбки.
Восьмого, рано утром, я поехал на «Комаровку» с твердым намерением купить цветы. Что мне думать о Розе или Кларе! Кто они мне? А вот жена рядом, спит еще, а когда проснется, то увидит цветы и обрадуется. А то, что за них в праздничный день переплатить придется, не страшно.
Повезло. В толчее и суматохе я смог купить цветы. Самые замечательные — пять тюльпанов. Мне их даже завернули в празднично хрустящую пленку. Цветы были свежие и яркие. Пахли весной, снегом и небом.
Идя сквозь торговые ряды, услышал знакомый мужской голос. Тот самый, который вчера высмеивал праздник. Мой коллега выбирал розы и ругался с торговцем за каждый замятый листок.
Я не стал его отвлекать. Зачем? Подумал, что даже умные и принципиальные мужчины ведут себя странно. Напоминают атеистов, которые незаметно крестятся. На всякий случай.
