Жизнь третья: От «Алгоритмов» до «Верасов»
Конец шестидесятых я провел сразу в двух вузах: днем учился в БПИ — Белорусском политехническом институте, а по вечерам играл в знаменитых «Алгоритмах» в МРТИ — Минском радиотехническом институте, в народе — РТИ. Кстати, студенты своеобразно расшифровывали тогда эти аббревиатуры. БПИ, например, «переводили» как «Бардак Петра Ивановича». Имелся в виду ректор института, академик Петр Иванович Ящерицын — убежденный демократ. «Пусть ходят как угодно — длинноволосые, в узких или расклешенных брюках, девушки — в мини–юбках, лишь бы знали свои предметы на «отлично» — так говаривал он о своих студентах.
Находившийся через дорогу МРТИ, наоборот, расшифровывался как «Минская радиотехническая тюрьма Ивана», ректора Ивана Сидоровича Ковалева, безжалостно отчислявшего студентов буквально за чепуху. Кстати, в молодости он сам был музыкантом, видимо, поэтому, несмотря на свой суровый характер, покровительствовал «Алгоритмам».
Помню, как однажды сдал «хвост» историку в автобусе, следовавшем в Минск из Жодино, где был филиал БПИ, там мой педагог принимал экзамены. Но был вечер 31 января, последний день сессии, — другого случая сохранить стипендию уже не представлялось... А в другой раз я пришел на «пару» по истории КПСС и узнал, что контрольную работу нужно сдавать прямо сейчас. Взяв у кого–то чистую тетрадку, я подписал ее, но как только успел написать тему контрольной — «Какие партии и движения поддерживает КПСС?» — услышал над собой голос преподавателя: «Стариков, сдавай работу». «Сейчас, заканчиваю», — сказал я и написал: «КПСС поддерживает любые прогрессивные партии и движения». Историк выхватил тетрадь у меня из рук, на ходу прочел мою мысль и, поднявшись на кафедру, высоко поднял тетрадь над головой. «Вот гениальная работа! — воскликнул он. — Коротко и ясно. Стариков — пять баллов»! Тогда «пятерка» была высшим баллом...
Но все свободное время я проводил через дорогу — в «Алгоритмах» РТИ, безусловно, сильнейшем тогда ритм–энд–блюзовом ансамбле в СССР. Мы репетировали фанатично. Иногда — по ночам. На концертах в РТИ нас с интересом слушали Владимир Мулявин, Юрий Антонов, «Поющие гитары»... Любили нас и власти. И если приезжала делегация из США или Англии, горком партии всегда приглашал нас в закрытые банкетные залы выступить перед гостями.
Однажды нас позвали в институт иностранных языков выступить перед делегациями английских и французских студентов. Студенты оказались забавные. Англичане просили нас нецензурно выражаться, и тут же записывали ругательства, объясняя это заданием по фольклористике. Французы покупали солдатские ремни, фуражки, сапоги, скупали в ГУМе грампластинки «Любимые песни Ильича»...
Затем начался необыкновенный танцевальный вечер. Представьте: мы играем Rolling Stones, и английские студенты сдержанно танцуют. Мы начинаем играть The Beatles — то же самое. Ничего не понимая, мы перешли к своим любимым тогда Cream. И тут — всеобщий взрыв эмоций! Играем Strange Brue — и англичане с французами начинают... раздеваться. На пол летят пиджаки, блузки — и все остальное, просто массовый стриптиз. Педагоги иняза смотрят открыв рты, но не вмешиваются — западная сексуальная революция! Дух свободы... А когда мы заиграли песню Эрика Клэптона Sunshine Of You Love, наступил апофеоз.
Я додумался до того, до чего не додумался Джимми Хендрикс, а он, как известно, играя на гитаре, дергал струны зубами. Я же придумал новый радикальный прием звукоизвлечения: схватив торчавшие из звукорежиссерского портфеля плоскогубцы, начал во время соло натягивать ими струны, словно тетиву лука. Гитара с эффектом fuzz жутко взвыла, народ взревел. Струны с грохотом лопались — пароксизм деструкции! Владимир Янголь несколько раз подскакивал ко мне, крепко жал руку и кричал, как он меня зауважал! Но я больше никогда не пользовался этим своим ноу–хау, так как безмерно люблю гитару и ценю ее как произведение искусства и источник добра, света и созидания.
