Есть под Минском деревушка - Курганы. Ничем особым она не примечательна. Не большая и не маленькая. Не богатая и не бедная. Сонная. Дни здесь тянутся одинаковые, как целлофановые пакеты в местном сельпо...
А недавно случился день нерядовой. Курганы попали в сводку. На улице Механизаторов случилась беда. И деревня на миг проснулась. Посмотрела на себя со стороны, испугалась, ужаснулась.
В старом деревянном доме, где отключили свет и отопление, жили трое. Две подруги (уже не юных) и пожилая токсикоманка. Они познакомились в исправительной колонии. После освобождения уроженка Курганов Анна Кищук пригласила подругу в родную деревню, в дом своей матери Марии Пашкевич.
Мать жила тяжело. В молодости нюхала клей и другую гадость. Пиво, говорят соседки, пила с дихлофосом, чтобы в голову ударяло сильнее. По этой или по какой другой причине, но угробила здоровье Мария Григорьевна быстро, получив "корочку" инвалида II группы. Заболевание ее было связано с поражением периферической нервной системы.
Дочку - Анну Кищук - судили за причинение тяжких телесных повреждений своему сожителю. Потом еще по другой статье. Между походами на "зону" Кищук нигде толком не работала. Пропивала материнскую пенсию, иногда мать избивала. Состояла на профучете. В общественных местах не злоупотребляла, поэтому с милицией серьезных проблем не имела. Семья эта, очевидно, была не счастливой, но и не несчастной, не склочной, но и не дружной. Средней.
Со здоровьем у Марии Григорьевны становилось все хуже. Она бесцельно ходила по дому, могла выйти на улицу ночью и бродить по двору. В последний месяц своей жизни Мария Пашкевич с постели почти не вставала. Нужду справляла под себя. Кормить ее нужно было с ложечки. Дочери больная доставляла хлопоты. "Чтоб ты быстрее кончилась", - говорят обычно в таких случаях безразличные дети.
Однажды вечером, чтобы унять свою жизненную грусть, Анна Кищук с подружкой сели за стол и достали стаканы. Они пили водку, мать лежала на кровати и спала. Все было как обычно. А утром старушка не проснулась.
В прокурорских документах это обычно называют особой жестокостью. Как она возникает, в чем причина той зверской, звериной вспышки? Выпытать у Анны Кищук, почему она начала избивать мать, зачем выволокла ее из дома и бросила рядом с собачьей будкой, а потом снова затащила в хату и положила возле обогревателя, не удалось. Подробностей она не помнила.
- Дочь нанесла матери более 100 ударов. Суд признал ее виновной и лишил свободы на 17 лет, - рассказал мне следователь следственного отдела прокуратуры Минской области по Минскому району Тарас Гончар.
- Случай нетипичный. Ведь это родители чаще убивают своих детей, устав от их пьянства и издевательств, - добавил врид начальника боровлянского отдела милиции Минского РУВД Сергей Удодов.
Хорошо, что я не служу в милиции и не работаю в прокуратуре, подумал я. О родителях и детях у меня другие представления - возвышенные. Получается, неверные?
С врид начальника боровлянского ОМ мы говорили о том, как это страшно, когда преображаются до неузнаваемости хранительницы деревни - женщины. Когда в 1999-м Удодов пришел в милицию участковым, на его участке из 70 состоящих на профучете по алкоголизму местных жителей было только две селянки. Теперь процент совсем другой, и, поверьте, гораздно выше.
Офицер милиции знает, о чем говорит: женщина спивается моментально. За год может превратиться в тень. Станет чучелом. Забудет о детях. Сядет на завалинку у магазина и застынет истуканом с бутылкой в руках и блаженной улыбкой на лице.
Пьянство некоторых вполне объяснимо. Недавно на прием приходила дама из Колодищей, у которой два месяца назад умер сын. Она начала прикладываться, чтобы заглушить боль, и теперь у нее галлюцинации: кажется, что за ней следят, что соседи купили аппаратуру и занимаются прослушкой.
Милиция принимает меры. Ограничили продажу спиртного в поселке Лесной. Вышли на область, чтобы ограничить по сельсовету. Торговля сопротивляется, потому что терпит убытки. Война идет нешуточная.
Во дворе дома, где жила и умерла Мария Пашкевич, следы того боя ощутимы и сейчас. В этом дворе рухнули надежды деревни на возрождение. Кажется, что он пережил атаку вражеской авиации. Дом и двор уничтожали долго, планомерно, из всех стволов алкогольной артиллерии, которая посильнее, чем СНВ, и зовется ПЯВ - плодово-ягодным вином. Метко били "Рапсодией", густо сыпали "Веселой каруселью", добивали контрольным выстрелом - "Сумерками"... Даже на кладбище не так страшно и муторно, как во дворе разграбленной хаты, где жила семья, которая "кончилась", не выдержав испытания алкоголем.
Глядя на этот дом, я вспоминал деревню из моего детства. Мне вдруг почудился скрип колодезного журавля. Это воспоминание, впрочем, испарилось быстро, как сон. У сарая, среди груды тряпья, я заметил собаку. При виде чужаков она не залаяла, не зарычала, даже мордой не поворотила. Собака лежала на грязной куче снега, примерно в том месте, где и ее хозяйка несколькими месяцами ранее. Перед смертью оставшийся в одиночестве пес, видно, испытывал жажду и лизал снег.
Был у меня разговор.
- 17 лет - это еще мало. Бабу, которая пьет, вообще не надо из тюрьмы выпускать, - втолковывала мне бабушка Тамара Александровна, соседка Кищуков. - Года три назад у нас тут тоже дочка мать лопатой забила. Пили всей семьей. Что же это в мире происходит?
- Как жили, то и заслужили, - вынесла миру приговор еще одна старушка Валентина Николаевна, которая тоже вышла на улицу, чтобы поговорить о случившейся здесь беде.
Две эти пожилые женщины представляют в Курганах антиалкогольную группировку. Они еще старой закваски, "Плодово-ягодное" их не берет. Тамара Александровна рассказала мне, что когда умрет, то на ее могиле точно не оставят чарку: детям поминать ее водкой запретила.
- Поддатого не видели, шел тут недавно? Сынок мой, - прервала нашу беседу еще одна старая хранительница Курганов.
Сынок, которому под 50, выплыл из подворотни, мать взяла его за руку и повела за поворот. Она была счастлива, что алкаш нашелся быстро.
...Продавщица в магазине Курганов поделилась со мной радостью. Недавно у нее начали покупать коньяк. А обычная для магазина месячная норма - 40 ящиков "красненького" - теперь расходится медленнее.
В магазин вошла особа в куртке цвета грязного снега и лаконично потребовала:
- Пузырь!
И тут мне окончательно захотелось проснуться. Закрыть глаза, очутиться в Минске, который хоть и совсем близко, в 15 километрах, но где многие, говоря о будущем деревни и села, размышляя о сохранении семьи как гаранта стабильности, все еще видят розовые сны.
Читатель может увидеть в этом материале только "картинки с натуры", которые и так известны. Согласен. Поэтому предлагаю дополнить статью вашими размышлениями - почему пьют в деревне, почему спиваются там женщины, как найти выход из порочного круга?.. Не хочу сгущать краски, но мне кажется, что пьют из-за определенной безысходности. Ситуация парадоксальная. С одной стороны, сегодня в деревне есть работа, есть зарплата, на любой обиженный чих появляется начальство и старается чем-то помочь. Не говоря уже о том, что государство политикой агрогородков делает все исчерпывающее - дороги, магазины, пенсии. Повсеместно построены для души церкви, в больших деревнях никого не удивляет стоящая у ворот "Мазда", хотя не так давно и велосипед был роскошью...
Конечно, никто за крестьян их работу делать не будет. И не должен. Но раньше и работа была куда труднее, и детей полная изба - но ведь не пили, тем более женщины...
Откуда же взялась безысходность, когда все - и радость, и беда, и обычный день - сопровождается у чересчур многих людей, в особенности у пожилых женщин, пьянкой? Телевизор скучный день не радует, в церковь не тянет, здоровье подводит, пенсии малые... В любом разговоре эти темы всплывают обязательно, но разве все это серьезный повод, чтобы тянуться к рюмке? Хочется услышать читательское мнение. Господ, которые начнут бубнить, что сельские женщины попивают, потому что недовольны "избирательным кодексом", прошу не беспокоить - тема у нас серьезная, и судить об этой проблеме нужно серьезно...
Фото автора.
