Чем отличается искусство от ремесла? Можно ли научиться быть художником? Почему иная картина, вроде и красивая, безупречно написанная, не привлекает внимания искусствоведов, а небрежный этюд становится шедевром на века? Споры об этом будут продолжаться, наверное, столько, сколько будет существовать искусство.
Интересно поговорить об этом и с самими художниками. Тем более с теми, кто воспитывает будущих мастеров. Член Белорусского союза художников Алесь Кветковский работает старшим преподавателем кафедры рисунка, акварели и скульптуры БНТУ, а в искусстве постоянно экспериментирует. То в картинах преображаются стихи белорусских поэтов и белорусская мифология, то в проекте «Песнi дрыгвы», посвященной болоту, причудливо соединяются стихии и очертания человеческой фигуры... В проекте «Медовый Спас» художник говорит через образы пчел, сот, меда. В этом году отмечалось 35 лет педагогической и творческой деятельности Алеся Кветковского.
— Правда ли, что можно научить рисовать всякого?
— Можно. Как говорит один мой учитель, просто к каждому ученику нужно найти ухват. А вот быть художником — это уже другое. Никто не может понять до конца, как живописец события этого мира преображает в образы.
— Как это происходит у тебя?
— Новый этап моего творчества начался, когда умер поэт Анатоль Сыс, часто бывавший в моей мастерской. Помню, как все знакомые ездили отмечать девять дней по нему, сорок дней... А я сел в мастерской и переносил на полотно все, что чувствовал, о его стихах, его личности. Получился цикл картин «Пан Лес» — у меня в голове тогда звучало стихотворение Анатоля «Пан Лес», и я писал поэта в виде лесного бога. В художественной школе я на какое–то время забросил живопись, увлекся футболом, играл сразу за пять команд. А потом случилась экскурсия в Ленинград. После увиденного уехал в деревню Подсвилье к тетке, рисовал не отрываясь и сделал выбор профессии.
— В своей статье о дизайне ты приводишь слова Андрея Вознесенского: «Когда красота входит в быт, ее излучение убивает микробы низости». Но всегда ли современное искусство — красота?
— Так должно быть. Но не всегда есть. К тому же красота заменяется красивостью. Сегодня время высокопрофессиональной халтуры. Посмотрите на вернисажи... Почти все там вторично, ориентировано на вкус покупателя, которому надо еще расти до понимания высокого искусства. Основную массу на рынке составляют произведения ремесленные. В этом, кстати, ничего стыдного нет. Иконы — это ведь тоже работа ремесленников–иконописцев. Но бывают авторы, которые сознательно изгоняют из своих творений красоту и чувство, воспринимают их как слабость, сентиментальность. Шокируют зрителя, чтобы продать то, что раньше и не могло называться искусством.
— Ты против искусства шока?
— Современный масскульт ориентирует нас на интеллектуальный примитивизм. Уже не надо быть талантливым, достаточно быть коммуникабельным. Не нужно думать самому — достаточно посидеть в интернете. Студенты разучиваются рисовать, чертить от руки — зачем, если есть компьютерная программа? Знаю известных художников, которые маленькую зарисовку переводят на холст с помощью проектора, остается разрисовать. Но когда у мультипликатора Норштейна, автора «Ежика в тумане», спросили, почему он не прибегает к помощи компьютера, Юрий Борисович ответил, что руки — от бога, а компьютер — от лукавого.
— Французский примитивист Анри Руссо еще в XIX веке переводил на холсты с помощью проектора, например, рисунки тигра из журнала — потому что не владел рисунком и не мог изобразить зверя достоверно сам. И тем не менее он остается великим художником.
— И все же профессиональная подготовка необходима! Некоторых моих студентов нанимают расписывать стены. Просто потому, что заказчик платит им меньше, чем, если бы нанял маэстро. А ведь даже чтобы «прочитать» картину, нужны подготовленность и интуиция.
— С одной стороны, искусство должно вписываться в наш быт. Но есть значительные произведения, представить которые в жилом интерьере невозможно. Как можно есть или спать рядом с «Герникой» Пикассо или с потрясающими душу картинами Савицкого?
— Конечно, интерьерное искусство и музейное сильно отличаются. Но и вкусы у заказчиков разные. Кто–то хочет на стену своей огромной ванной комнаты копию «Леды и лебедя» Дали из мозаики с позолотой. И тут же вспоминаю случай, как одна дама узнала, где и когда в 1930–х расстреляли в Куропатах ее деда, и заказала картину, где бы рассказывалось об этом трагическом событии. Опять же эта работа не висит в квартире на стене постоянно. Ее достают где–то раз в год, когда собирается вся семья вспомнить погибшего предка.
— Но у нас и нет такой традиции — украшать интерьеры хорошими картинами. Кому это по карману? В лучшем случае средний потребитель купит репродукцию, гобелен в рамочке.
— Мой друг, который в 90–х ездил в Польшу, рассказывал, что каждый зажиточный поляк считает делом престижа повесить на стену картину, понимает он ее или нет. Любимые сюжеты были — болотце с кувшинками, осенний парк. Мода... У нас такой до сих пор нет. Хотя художник Лансере утверждал, что человек, выросший среди хорошей живописи, будет сильно отличаться от того, в чьем доме имелись только телевизор и табурет. Авторское произведение — это дорого. И пусть картина будет стоять у меня в мастерской, но за 100 долларов я ее не продам. Приведу горькие слова Михаила Савицкого: «У общества нет уважения к искусству. Общество отреклось от художника, интеллектуально обессилило его, уничтожило культурную потребность в нем, его социальную и просветительскую функции, оставив ему утилитарную, прикладную».
— Ты утверждаешь, что классическое искусство — искусство честных людей, а причины авангарда в том, что художник хочет заигрывать со зрителем и как–то понравиться. Но ведь и то, что ты пишешь, — никак не реализм...
— Но и не то, что можно назвать «делать козу». Я пишу о том, что чувствую. Цикл о болоте родился из стихотворения Виктора Шнипа «Болото». Иногда вижу воплощение болотной стихии, глины, воды, трясины в женском торсе. Узнал, что на Полесье есть поверье, что души мужчин живут в дубах, а женщин — в диких грушах. Нарисовалась картина с дикой грушей.
— Но у тебя есть и портреты реальных персонажей.
— Да, например, знаменитых людей Воложинщины, где прошло мое детство. Мечтаю, что в Воложине появится картинная галерея. Нарисовал для нее портреты поэтов Старога Власа и Констанции Буйло, Владиславы Станкевич, жены Янки Купалы, портрет президента Израиля Шимона Переса, который родился в Вишнево возле Воложина. Когда писал портрет Переса, специально поехал на место его родного дома, нашел старый колодец. Так и изобразил: пожилой человек у колодца, на фоне озера. Задумал большое полотно «Вишневская трагедия», посвященное двум тысячам замученных в Вишнево в 1942 году евреев.
— А случалось создавать картины со сложной энергетикой?
— У меня в картине должно быть немножко катастрофы. Даже в натюрморте, пейзаже. Однажды рядом с букетом осенних цветов я нарисовал рюмку водки, накрытую хлебом, и оказалось, что это картина памяти моего отца. Назвал ее «Память цветка».
— А кто твои учителя в профессии?
— Легендарный Сергей Петрович Катков. Мама привела меня к нему в студию в пятилетнем возрасте, потом он учил меня в художественной школе. Катков воспитывал в нас понимание, что настоящая живопись — это катарсис, свобода. Допустим, чудесный осенний день... Он говорит: все занятия отменяются. Мы садимся в школьный автобусик и едем в Раубичи — рисовать, наслаждаться красками осени. Могу назвать среди учителей и историка Кастуся Тарасова. Он давал мне, студенту, ключ от своей квартиры, где была замечательная библиотека: иди и читай что хочешь. И своих студентов я хочу видеть прежде всего думающими людьми.
Справка «СБ»
Алесь Кветковский — известный живописец, монументалист, график. Окончив в 1975 году государственный театрально–художественный институт, кафедру монументальной живописи, художник работал реставратором, иконописцем. Более 35 лет занимается педагогической деятельностью, а в свободное время творит. Произведения мастера находятся в музеях и частных коллекциях Беларуси, Франции, Швейцарии, Германии, Ирландии, США и др. стран.
Советская Белоруссия №236 (24373). Суббота, 14 декабря 2013 года.
