Телега, груженная кинопередвижкой, еще не переехала деревянный мосток через Бобр, как мы уже бежали навстречу, чтобы получить от киномеханика хоть какое–нибудь задание: разгрузить аппаратуру, развесить в людных местах объявления или, кому уж слишком повезет, перемотать части фильма на начало. Это была гарантия, что ты бесплатно попадешь в кино, хотя билет стоил для нас пятак, а для взрослых — 20 копеек. У кого пятака не было, тот приносил киномеханику куриное яйцо. На мое несчастье, в этот раз киномеханик привез фильм под названием «Красное и черное».
Это было летом, сеанс начинался когда стемнеет, хозяйки подоят коров, управятся со скотиной. Объявление висело в деревне целый день, хотя и без него все уже знали, что в клубе кино.
Моя мать была строгая женщина. К тому моменту у нее уже было нас шестеро и она воспитывала как могла. Отец не вникал в процесс, был полностью занят своей работой в магазине. То ли кто–то матери нашептал или она сама додумалась, что фильм с таким названием «Красное и черное» есть что–то крайне неприличное, а может, потому, что среди наших пацанов ходила такая несложная загадка: «Сверху черно, внутри красно, как засунешь, все прекрасно!» Короче, мне было категорически запрещено пойти в кино.
Но приезд кинопередвижки для меня был праздник, тем более что приезжала она крайне редко. В этот день я старался заранее все сделать по дому, чтобы вечером увидеть то, чего в нашей Чернявке, проживи ты хоть сто лет, никогда не увидишь. Я верил, что на экране живые люди и все это происходит на самом деле, только очень далеко от нас, в каком–то другом мире. Мне было все равно, как назывался фильм, о чем он, мне до страсти хотелось окунуться в другую жизнь. Под любым предлогом в такой вечер я исчезал из дому.
Когда начинало смеркаться, киномеханик пытался завести движок, который долго не подавал признаков жизни. Потихоньку стал подтягиваться народ. Бывалые хлопцы подсказывали киномеханику: «Проверь свечу, искры нет», «Клапана, клапана надо регулировать!» Киномеханик, слегка уже нетрезвый, в который раз снимал, прочищал, продувал свечу, щелкал отверткой пружинами клапанов, но движок упорно молчал. Хлопцы по очереди крутили ручку. Выбившийся из сил киномеханик забежал на минуту в будку, чтобы «принять» на нервной почве, раздвинул толпившихся энтузиастов со словами: «А ну–ка отшатнись, я ему, бля, счас!» — и залил в бензобак оставшуюся в бутылке водку. Резко выдохнул и решительно раскрутил заводную ручку. Перед таким напором движок не устоял, чмыхнул и затарахтел.
Наконец собравшийся народ расселся в клубе, девки кучкой отдельно, хлопцы отдельно — это пока погаснет свет и начнется кино. Наши места — на полу перед экраном. Киномеханик в очередной раз проверил звук, провел расческой по звуковому каналу. Из динамика раздался характерный, волнующий звук. Сейчас, сейчас начнется! Лампочка погасла, и в девичьих рядах послышался хохоток и приглушенное взвизгивание. Все ясно, народ уселся по своим местам. На экране появились первые кадры фильма.
«О–о–о, Жерар Филип! Фанфан–Тюльпан!» — с чувством выдохнула продвинутая зрительница Фаня Блюмкин, дочка начальника нашего лесоучастка. Как я позже узнал, отец выписывал ей «Советский экран», но тогда меня это злило и удивляло: «Откуда она знает какого–то Филипа?!» По правде говоря, Фаня мне очень нравилась, но она была намного старше меня. «Э–э–эх, скорее бы в седьмой класс, перестали бы стричь наголо и, может быть, начали бы проклевываться усики!» — думал я при каждой встрече с Фаней.
К сожалению, не только для меня в то время фильмы показывали по частям. После каждой части нужно было перезаряжать проектор. В девчачьем углу снова слышался хохоток, но уже какой–то грудной. Парни закуривали. Вот тут и произошло то, что еще больше укрепило мою любовь к кино. Во время перезарядки в дверях клуба появилась моя мать. В руке она держала хворостину.
Я уже не помню, как я вышел из клуба, как мать гнала меня домой. Мне не было больно, но было до слез обидно, что какой–то Стендаль так неудачно назвал свой роман «Красное и черное». Помню, я плакал.
Прошло много лет. После армии я поступил во ВГИК на отделение режиссуры художественного кино и телефильма в мастерскую Игоря Васильевича Таланкина. Через коридор от нашей мастерской, была мастерская Сергея Аполлинариевича Герасимова. Он репетировал со своими студентами дипломный спектакль по Стендалю «Красное и черное». В главных ролях Николай Еременко–младший и Наталья Белохвостикова.
В 1976 году Герасимов снял фильм «Красное и черное» с Еременко и Белохвостиковой в главных ролях. Я видел этот спектакль и фильм Герасимова «Красное и черное» и должен вам с полной ответственностью заявить: ничего подобного, что имелось в виду в нашей деревенской загадке, там нет. И не могло быть, потому что та загадка разгадывалась очень просто. Это обыкновенные резиновые галоши, которые внутри были оклеены ярко–красной байкой и были очень популярны в те годы. Ходила еще одна поговорка: «Спасибо Сталину–грузину, что обул нас всех в резину!»
Правда, я так и не посмотрел франко–итальянский фильм «Красное и черное» 1954 года с Жераром Филипом и Даниель Дарье. Может быть, в нем было и то, за что я так позорно пострадал?
