«Увидеть человека изнутри — то же самое, что и добраться до чистых грунтовых вод. От верховодки мало проку. Из колодца с такой водой не напьешься. Да и пересохнуть он может, когда прижарит солнце. То ли дело — глубокий колодец, из которого и днем видны на небе звезды» — так размышлял я по дороге на опытно–экспериментальную базу Центрального ботанического сада. Рейсовый автобус, до отказа забитый пассажирами, высадил меня возле указателя «Журавинка» и покатил дальше до Раздяловичей. Пройтись по шоссе километра полтора — пару пустяков. Но если это делать каждый день — и в слякотную осень, и лютой зимой... Да еще плюс четыре километра от Ганцевичей до поворота на базу, когда автобус не ходит... Вряд ли такую прогулку назовешь удовольствием.
Жизнь ученого из провинции под стать военной: полигон, полевые условия... А домашний уют — это глубокий тыл. Но и там голова ученого забита больше мыслями о работе. Потому что долг выше бытия... А мои размышления о глубоком колодце навеяны вечным сомнением: позволит ли мой герой заглянуть в свою душу? Бывает, полблокнота испишешь — и ни одной золотой крупинки. Только слова... Но стоило мне взглянуть в открытое миловидное лицо Татьяны Владимировны Курлович, буквально пронизанное чистосердечной приветливостью и добротой, — и от моих сомнений не осталось и следа. В искренность такого человека просто нельзя не верить.
...Плантация голубики по площади относительно невелика. Но от нее не отвести глаз. Притягивает она не своим размахом, а необыкновенностью. Мощные кусты выше двух метров. Плотные, словно вырезанные из темно–зеленого картона, листья. А под ними — гроздья крупных (до 2,5 см в диаметре) светло–голубых ягод. Как будто застывшие капельки неба собрались в кулачки. По размеру они мало чем уступают винограду. Разве что по количеству ягод.
Татьяна Владимировна подводит меня то к одному сорту, то к другому. Показывает, рассказывает и все время предлагает: «Попробуйте, попробуйте...» «Вот это — «Блюкроп». А это — «Дюк». Этот сорт назван «Дениз Блю». Видите, какие крупные ягоды? И очень вкусные. Попробуйте... А эти сорта — именные. «Ковилл» — в честь ботаника Фредерико Ковилла, получившего в начале ХХ века из диких форм голубику высокорослую. И «Элизабет» — хозяйки фермы в Северной Америке, где проводились эксперименты. Примечательно, что плантация, созданная Ковиллом, существует и по сей день. Кусты этой культуры плодоносят и живут до 100 лет. Когда–то считалось, что ягоды голубики весьма коварные: они дурманят. (Дикорастущая голубика встречается в Беларуси на всей территории. Обычно — в заболоченных лесах и на торфяных болотах.) Потому и называли ее не иначе как пьяникой и дурницей. А дело в том, что рядом с голубикой обычно растет багульник болотный. Надышавшись его терпким дурманящим запахом, можно действительно одуреть... Что же касается лечебных свойств этой удивительной ягоды, то им «несть числа»...
От плантации голубики переходим к огромным прямоугольникам (чекам), отчерченным друг от друга линиями дамб. Клюква. (Так и хочется сказать: «журавiны». Ягоды, навсегда связанные с прощальными криками улетающих журавлей.) А дамбы для того, чтобы убирать эту ценную ягоду механизированным способом. Иначе никак. Клюквы здесь — море. Когда она созревает, чеки затапливают. И запускают туда комбайн. Конечно, специальный. Он не жнет и молотит, а «колотит» воду. Водяные струи сбивают ягоды. И широкая, алая полоса тянется вслед за комбайном. Зрелище, надо полагать, исключительное. Жаль, не довелось увидеть своими глазами. Еще не время. А вот и плантации брусники. Крупной. Крепкой. Ягода в ягоду. Это вам не брусничный пятачок в лесу! Такой урожай измеряется центнерами...
Лет сорок назад здесь ударными темпами шла торфоразработка. Ставили рекорды. Планировали от достигнутого. Но... И глазом не успели моргнуть, как достигли дна. Неприглядного. Мертвого. «Ну и беды столько! — решило мудрое руководство. — Земли выведем из сельхозоборота. Пусть забирает их лесхоз. Посадит деревья. Не захочет — сами вырастут. А на наш век болот хватит...»
Но кто–то думал иначе. Не распинался в любви к родной земле. Не изображал озабоченность: что оставим будущим поколениям? Он действовал. Вот так и возникла под Ганцевичами в 1980 году опытно–экспериментальная база. И дно стало золотым.
А рабочий день между тем подошел к концу. И сотрудники базы один за другим покидали ее территорию. Остались лишь сторож да Татьяна Владимировна... Как негромкий ручеек льется голос моей собеседницы. Может быть, Татьяна Владимировна и не обладает особым красноречием, но присутствие глубокой мысли в ее многих суждениях несомненно. Хотя бы в таких: «Чтобы стать профессионалом, надо всю жизнь делать что–то одно. Мастерство не терпит суеты». «Везение на хороших людей и на то, чтобы в нужное время оказаться в нужном месте, — залог успеха». «Если не способен понимать людей, прощать и любить их, то управлять ими не имеешь права».
У Татьяны Владимировны корневая система такая же мощная, как и у ее любимой голубики. Родная деревня ученой Курлович Хотыничи расположена неподалеку от Ганцевичей. Но если рождение и развитие нынешнего райцентра связано со строительством во второй половине XIX столетия железной дороги Лунинец — Вильня, то Хотыничи — глубокая старина. О селении на почтовой дороге из Минска в Пинск упоминается еще в XV веке. По словам исследователя и ученого А.К.Киркора, это был единственный почтовый тракт в малопригодной для жизни стране. Да и тем проезжие могли пользоваться лишь зимой или в знойное лето.
...Болото подступало к самой деревне. Осенью прямо на огороде Татьяна с мамой собирала клюкву. По мешку и больше. Густой ольшаник заглядывал через забор. А за ним сразу же начинался лес. Бескрайний. Местами непреодолимый. Впрочем, непроходимость, недоступность, непреодолимость для Полесья — проза жизни. Полешуки смирились со своей участью — жить как на необитаемом острове. Но в начале 60–х прошлого века в полесскую глубинку пришла мелиорация. А потом — электрификация. И жизнь изменилась. Внешне. Характер людей, воспитываемый веками, враз не переменишь. «Полешуки, — писал Константин Мицкевич, будущий классик белорусской литературы, — люди рассудительные, степенные, осторожные, не сразу и не каждому откроют они свою душу, — должно быть, сама природа Полесья наложила на них свой отпечаток. Бесконечные болота учили их мудрому размышлению, море лесов воспитывало в них осторожность: ведь здесь на каждом шагу подстерегает их опасность».
Учительствуя в школке в деревне Люсино (в романе «На ростанях» — Тельшино), Якуб Колас написал свою самую романтичную, глубокую и очень искреннюю повесть «У палескай глушы». Есть в ней и картинки былой волостной деревни Хотовичи (на самом деле — Хотыничи). В школе трилогия «На ростанях» для Татьяны Курлович была не просто программным произведением. Ей казалось, что с персонажами книги она встречалась едва ли не каждый день. Это живая горячая жизнь, остановленная пером писателя. Чтобы можно было вглядеться в ее лик. И, как Андрей Лобанович, задать себе те же мучительные вопросы: для чего человек появляется на свет? В чем смысл его существования?
Татьяну не мучили сомнения, кем быть. Конечно, биологом. С малолетства в огороде у нее были свои грядки. И управлялась она с ними не хуже мамы. Любит цветы. У их дома всегда полыхали астры и георгины. Но больше всего на ее решение повлияла учительница биологии Анна Федоровна Кочурко. Невысокого роста, хрупкая, но класс умела держать так, что здоровенные парни на ее уроках были тише воды. Уроки она вела мастерски и вдохновенно. Как артистка приковывала к себе внимание. И знания ее, казалось, не имели границ...
В десятом классе Татьяна поступила на заочные подготовительные курсы в Белгосуниверситет. Убедилась, что ее знания ничуть не хуже, чем у ребят из столичных школ. Успешно сдала вступительные экзамены на биофак и окунулась в счастливый студенческий мир. Охотно занималась научной работой. Даже имела публикации в «Вестнике БГУ».
Распределили Татьяну Курлович в Ошмянский район. Но биолог там не понадобился, и вскоре она вернется в родные Ганцевичи. Как будто по зову судьбы... Михаил Александрович Кудинов, руководитель опытно–экспериментальной базы, искал толкового биолога. Выбор пал на Татьяну Владимировну. По его же настоянию она поступит в аспирантуру при Академии наук Беларуси. Получит степень кандидата биологических наук. Поначалу Татьяна Владимировна занималась клюквой. Но когда на базу из Главного ботанического сада (Москва) завезли 160 кустов голубики, эти необыкновенные растения стали делом ее жизни. За культурой велись тщательнейшие наблюдения. Определялись особенности роста и развития, время цветения и листопада. Как растения переносят зиму и болезни. Чем их подкармливать и лечить. И десятки, десятки других особенностей, свойств и показателей, по которым должна быть полная ясность, исследовались годами. Но камень преткновения — размножение. Никто в Советском Союзе голубикой всерьез не занимался. Литературы никакой. Поэтому ответ надо было искать самим. «Ну как же так, — с досадой думала Татьяна Владимировна, — у американцев она размножается вовсю, а у нас — никак? Быть такого не может!» Попыток было много. Но вот...
Когда Татьяна Владимировна с лаборанткой Аней срезали с кустов полуодревесневшие ветки, заготовили из них черенки и высадили в теплице (грунт тачками натаскали сами), сотрудники смотрели на все это, как на чудачество. Что может вырасти из почти засохших веток? Выросли кусты. Правда, не так уж и много. В душе Татьяны Владимировны все ликовало и пело. Получилось! Провели эксперимент летом (на тепло не надо тратиться) — выход кустов увеличился. «Я сухую ветку воткну в грунт, и она взойдет. У меня руки — зеленые», — скажет Татьяна Владимировна и засветится улыбкой. А может, и правда обладает она каким–то особым даром? Ведь не каждому дано взрастить чужеродную культуру на бросовой земле. Не каждый способен разработать технологию выращивания и научить людей пользоваться ею. И не каждый может сказать, что «гроздья голубики — это гроздья моей радости». Потому что главное — для чего человек живет — в ее жизни состоялось.
Фото автора.
Советская Белоруссия № 181 (24811). Вторник, 22 сентября 2015
