В реанимацию Саша попал с сильнейшим алкогольным отравлением. Мальчика откачали. На тот момент ему было 4 года. Малыш выпил стакан вина, приняв красную приторно–сладкую жидкость за компот. Но есть в этой случайности и закономерность. Семья была сильно пьющая. Кто–то из родичей наполнил стакан, употребить самому, по всей вероятности, сил уже не хватило...
Но что толкает других ребят к стакану? Ведь, как утверждают специалисты наркологической службы, впервые сознательно решаются пригубить рюмку дети 11 — 12 лет! А главное, как в стране, где законодательно введен запрет на продажу спиртных напитков несовершеннолетним и ответственность за его нарушение, под наблюдением у наркологов могли оказаться 17 тысяч детей и подростков? Причем только по официальным данным, которые специалисты, как и в случае со взрослым алкоголизмом, советуют умножать на 5. Для полноты картины.
— Только не надо думать, что эти дети — законченные алкоголики, — предупредила главный педиатр Министерства здравоохранения Елена Неверо. — Это неправда. Диагноз хронический алкоголизм поставлен 145 подросткам. Остальные находятся на учете, потому что по каким–то причинам попали в кабинет нарколога: или их задержали подшофе на улице сотрудники милиции, или учителя заметили на школьной дискотеке, или друзья привели, или родители. Есть ребята, для которых постановкой на учет обернулась первая же проба алкоголя.
Крокодил ГЕНа
— Сегодня 14 — 15–летние пьют на равных: и мальчики, и девочки. Если среди взрослых алкоголиков соотношение мужчин и женщин 4:1, то в случае с подростками — 1:1. Такая же тенденция и в России, и в Польше, — показывает проблему «в лицах» заведующий отделом наркологии РНПЦ психического здоровья, доцент кафедры психиатрии БГМУ Андрей Копытов.
Многие по старинке склонны во всем винить наследственность. Ученые, в свою очередь, до сих пор пытаются подтвердить или опровергнуть миф о «плохих генах». Еще 20 — 30 лет назад о полноценных генетических исследованиях можно было только мечтать. В арсенале были далеко не совершенные методы анализа семейной генетики (за основу бралась информация о пьющих представителях разных поколений одного рода). Девочки, которые спиваются, имеют наследственность по материнской линии; мальчики — по отцовской. Эти выводы сделаны российскими учеными именно на основании старых методов.
— Мы же полагаем, что генетический фактор влияет скорее на предрасположенность подростка к алкоголизму. Пробуют спиртное все, но не все спиваются. В семье алкоголиков может вырасти сын — убежденный трезвенник, а у непьющих родителей дочь — пациентка наркологического диспансера, — уверен Андрей Копытов. — Сейчас мы вместе с сотрудниками Института генетики и цитологии НАН проводим абсолютно новые исследования. У нас есть возможность, как говорится, изучать гены воочию. В исследовании принимают участие около 450 подростков и молодых людей от 15 до 25 лет. Материал уже отобран, выделена ДНК, но говорить о результатах пока преждевременно.
Ясно одно: удастся установить ген, отвечающий за тягу к спиртному, — и в руках наркологов появится больше «ключей».
Спасите наши души!
Впрочем, если исходить из того, что алкоголизм — болезнь тела, разума и души, то вполне понятно, почему психологи по большей части не разделяют оптимизма относительно медицинского решения проблемы.
— Если ребенок одинок по жизни: его не понимают родители, в классе он чувствует себя изгоем; если в трудный период он не получает поддержки от близких людей, искать любовь и понимание ему придется на улице, в компаниях, где нет условностей, а условие только одно: не выделяться — пить, курить, дебоширить, — так смотрит на проблему кандидат психологических наук Марина Гернович. — Асоциальное поведение, дурные привычки — в подростковом возрасте это не столько способ решения проблем, сколько призыв обратить на себя внимание.
Анкетирование, проведенное наркологами в прошлом году, только подтверждает сказанное. Если раньше главным поводом выпить для малолеток было участие в праздниках и застольях (семейных, в первую очередь), то сейчас в лидерах атарактический мотив. Иными словами, ребенок ищет в рюмке спасение от внутреннего дискомфорта: тревоги, депрессии, напряженности, одиночества... На втором-третьем месте с большим отрывом — «влияние сверстников», «давление компании». Традиционное участие в застольях как старт для будущих возлияний без всяких поводов — лишь на четвертой позиции.
— О ком идет речь? О тех, кто только начинает жить. Алкоголиками не рождаются, а поскольку болезни как таковой у подростков еще нет, то и лечить у них, по сути, еще нечего. Главное, вовремя остановить ребенка, предупредить болезнь, объяснить вред, который несет в себе алкоголь, — заведующая подростковым отделением Минского городского наркологического диспансера Людмила Шпаковская о проблеме знает не понаслышке. — Кто это будет делать? В каждом районе Минска есть подростковый нарколог и 20 — 25 школ. Одному врачу справиться с такой работой трудно, если говорить не только о лекциях, но и об индивидуальной работе в группе, где 8 — 10 детей. Поэтому мы рассчитывали на действенную помощь школьных психологов: протестировать детей, определить тех, кому нужно больше внимания, помощи, у кого занижена самооценка или есть трудности с общением. Именно у этих детей в будущем могут возникнуть проблемы, в том числе и с алкоголем. Причем работа должна вестись с первого класса и вплоть до выпускных экзаменов. Но психологи тоже не всесильны. Приведу пример. Мальчик 15 лет. Лечился в наркодиспансере, РНПЦ психического здоровья. При выписке психологи пишут рекомендации: у подростка ослабленная нервная система, на него нельзя давить, следует избегать стрессовых ситуаций... Но объективно создать ему «тепличные» условия во всех жизненных сферах нереально. Следовательно, у мальчика очередной срыв.
Когда слова имеют значение
Трое товарищей–шестиклассников отмечали летом день рождения друга. Праздновали по–взрослому: на берегу озера и с бутылочкой крепленого. Выпили. Разошлись. Одному по дороге стало плохо. Упал. Почему друзья никого не позвали на помощь, остается только догадываться. Чем бы «праздник» мог закончиться, даже представить страшно, если бы не случайные прохожие, которые вызвали «скорую». Ребенок — единственный у мамы.
Еще трое ребят 13 — 14 лет выпить решили без всякого повода. Просто лето. Просто дача. Просто делать больше нечего. Вина купили в местном магазинчике. Междусобойчик закончился для всех по–разному. Один проспался дома и протрезвел. Другой оказался в реанимации. Третьему вызвали «скорую», но до больницы не довезли. По дороге он умер.
— Детям, которые остались в живых, о вреде алкоголя говорить уже не надо, — считает Людмила Шпаковская. — Они прочувствовали его на себе, увидели собственными глазами. Остальным — надо. Это тот случай, когда слова имеют значение. И впервые прозвучать они должны в семье. Любой ребенок знает, что спиртное для него под запретом. А почему нельзя, знают единицы. Родителям проще запретить, чем объяснить. Легче свалить вину на дурной характер, плохую компанию, чем признать собственные ошибки. А ведь в большинстве случаев, когда подросток раз за разом попадает в диспансер, виноваты и родители. Недаром говорят, что нерешенные проблемы в семье — это проблемы детей. Вот приходит мама и жалуется на сына: он пьет, употребляет наркотики, я не знаю, что делать. Стоит копнуть глубже, и оказывается, что у мамы другая семья, она устраивает свою жизнь. Сын перестал чувствовать поддержку самого близкого человека и тогда начинает требовать. Но каким путем! Здесь не приходится задаваться вопросом: «Кто виноват?»
Но признать вину только за родителями — справедливо наполовину. Потому что еще есть те, кто кричит из телевизоров: «Будет завтра — будет повод!» Кто не боится закона и собственной совести и продает малолеткам пиво и вино. Те, кто говорит: «Алкоголизм излечим», но не доводит фразу до конца — это хроническое заболевание, при котором даже один глоток чреват серьезным рецидивом. Вина за то, что 17 тысяч детей и подростков, кроме педиатра, посещают еще и нарколога, есть даже на тех, кто придумал детское шампанское. Потому что шампанское — вино, и оно априори не должно быть детским!
Вероятно, гены влияют на то, пристрастится ребенок к спиртному или нет. Но это последнее, чем можно объяснить расширяющуюся сеть анонимной наркологической помощи детям и подросткам. Во всяком случае, до тех пор, пока расстановка сил — антирекламы и рекламы алкоголя, прямой и косвенной — в обществе равна 1:10. И вина взрослых — в нежелании признать эту истину.
