Большой театр оперы и балета в последнее время дарит много информационных поводов, демонстрируя чудеса недюжинного креатива. Недавно великолепным «Князем Игорем» завершился Молодежный оперный форум, прошли музыкальные вечера в Несвижском замке, прошла премьера оперы «Рита, или Пиратский треугольник», вышел к барьеру обновленный «Евгений Онегин».
Обсудить последние события, перспективы и проблемы развития оперы в Беларуси мы решили с ведущей солисткой Большого, лауреатом международных конкурсов, специального фонда Президента по поддержке талантливой молодежи Татьяной Гавриловой, исполнившей главную партию в недавней «Рите...» Доницетти.
— Татьяна, в вашей биографии много конкурсов. Какой дался вам тяжелее всех?
— Каждый был по–своему сложен и интересен. Наверное, непросто прошел Международный конкурс оперных певцов им. Крушельницкой во Львове в 2003 году. Хотя бы потому, что я была еще студенткой и только стажером театра. А туда приехали уже состоявшиеся певцы, имевшие опыт работы за плечами, возрастной ценз — до 40 лет. Я была совсем зеленая. Но повезло — меня заметили, я получила вторую премию. В третьем туре после одной оркестровой репетиции пела партию Мими в спектакле «Богема» Львовского национального академического театра оперы и балета им. Крушельницкой.
Потом была Варшава, где мне не удалось дойти до финала. Прошла только 2 тура. Довольно болезненной была подобная ситуация и на конкурсе им. Чайковского в Москве в 2007 году. И, конечно, Международный конкурс вокалистов им. Л.П.Александровской в Минске в 2004 году, где я взяла первую премию. Очень давил груз ответственности — твой родной дом. Все ждут результата. И проходил он еще в ноябре — не самое лучшее время для вокалистов.
— Наступает момент, когда певец говорит сам себе: я перерос конкурсы?
— Это волнообразное состояние. Был период, когда мне казалось, что я больше никогда и никуда не поеду. Я все доказала себе, заняла достаточно прочное положение в театре. А сейчас, как ни странно, снова возник интерес. Хочется вновь окунуться в ощущение студенчества, молодости, бесшабашности.
— У вас в послужном списке все сливки репертуара для сопрано: Виолетта, Марфа, Снегурочка... Есть любимая партия?
— Любимая — всегда та, над которой работаешь. Потом она отходит на задний план, появляется другая. Но я очень любила Марфу из «Царской невесты» Римского–Корсакова. Может быть, потому, что это был мой дипломный спектакль. Только второй спектакль в оперном, первым стал «Севильский цирюльник». Моим вводом в «Царскую невесту» занимался потрясающий дирижер и человек, народный артист России Геннадий Проваторов, ныне, к сожалению, покойный. Я счастлива, что успела поработать с ним. И не просто поработать одну спевку или урок. У нас было большое количество репетиций. И меня греет, что они проходили по его инициативе. Эта партия была сделана с ним досконально. К сожалению, «Царская невеста» сейчас не идет на нашей сцене. На мой взгляд, эта постановка достойна реставрации и возврата в репертуар.
— Вы участвовали в гастролях Большого театра в Италии, Германии. Чья музыкальная традиция вам ближе?
— Мне трудно дается немецкая музыка. Не знаю, может быть, в силу того, что немецкий язык сложный и я им не владею. Мне тяжело постичь немецкую культуру, психологию, которая, безусловно, отражается и в музыке. Ближе итальянская — самая вокальная, самая удобная для певцов. И, конечно, великая русская.
— Можете ответить, зная ситуацию изнутри, почему театр не ставит современную оперу, музыку XX века? Например, Шостаковича?
— Возможно, отчасти потому, что это безумно сложный материал. Для постановки современной оперы нужен высококлассный коллектив, который будет состоять не только из профессиональной постановочной группы, — у нас, кстати, прекрасные дирижеры и режиссеры, — но также должен быть очень сильный костяк солистов. Причем в нескольких составах: 3 — 4, как в Большом театре в Москве. Они работают по другому принципу — с приглашенными солистами, поэтому в состоянии набрать несколько составов.
— В том числе и из наших артистов...
— Да. У нас пока другая система. И на сегодняшний день нет достаточного количества грамотных солистов, способных эту музыку исполнить. Никого не хочу обидеть, но это специфическая музыка, требующая хорошего образования. Да и зритель наш к ней не готов. Нужна хотя бы минимальная подготовка, чтобы понимать музыкальный язык XX века. Знать предысторию создания произведений.
— Признайтесь: вслед за Москвиной, Волковой, Мартынюком, Городецким вас переманивает российский Большой театр?
— Пока нет. (Смеется. — Прим. авт.) Но замыкаться молодому солисту на одном театре — неправильно. Не потому, что какой–то театр плохой, а какой–то — хороший. Я не теряю надежды, что у меня будет еще интересная работа где–то за стенами минского оперного. К тому же на сегодняшний день, к сожалению, для такого типа голоса, как у меня, — лирическое сопрано, репертуара осталось очень мало. Не знаю, с чем это связано, но его становится все меньше и меньше с каждым годом. Идущие спектакли для нашего типа голоса снимаются, руководство ориентируется на очень большие оперы, с крупными голосами... Поэтому зачастую солисты с такими данными, как у меня, просто сидят без работы. А хочется развиваться, нарабатывать репертуар. Я крайне огорчена тем, что не состоится запланированная главным режиссером Михаилом Панджавидзе постановка «Лючии ди Ламмермур». Возлагала на нее большие надежды.
— Зато остается время на независимые проекты. Помню вас в филармонии на исполнении Мессы си-минор Баха.
— Как правило, эти проекты связаны со старинной музыкой эпохи барокко. Мне хочется открыть еще одну страничку музыкальной сокровищницы для наших слушателей, которой они подчас лишены. Например, Месса си-минор очень редко звучит в Беларуси. Вообще, нечасто в Минске можно услышать шедевры, которые в Европе исполняют повсеместно. И, кстати, популярные и раскрученные солисты, известные всем по работам в оперном репертуаре. Старинная музыка — гигиена голоса для вокалиста, позволяющая вернуть ему гибкость и молодость. Как тренажер для мышц.
— Ваша недавняя премьера «Рита, или Пиратский треугольник»...
— Да. Следующий раз выйду в партии Риты 5 сентября.
— Мне кажется, спектакль мелковат и не соответствует вашему таланту.
— А камерную музыку невозможно поставить по–другому. И она должна быть в репертуаре.
— Я как зритель хочу видеть Татьяну Гаврилову в большой работе, на большой сцене, а не в душном камерном зале.
— Мне бы тоже хотелось выйти в большом спектакле и с хорошей ролью. Но за неимением большего... Увы.
— Каким вам запомнился процесс создания «Снегурочки» Римского–Корсакова в постановке Сусанны Цирюк?
— Я считаю, что это прекрасный спектакль. Его почему–то хотят сделать сезонным. Я в этом, правда, не вижу никакого смысла. Это очень хорошая постановка, в ней нет привычного лубка. На улице уже XXI век и хочется современного взгляда. С этой точки зрения «Снегурочка» интересна и молодежи, и подготовленному зрителю. И потом, у нас в труппе чудесные Снегурочки, Лели, Купавы, Мизгири. И что самое главное — разные составы.
— Татьяна, надо ли осовременить оперу? Последние премьеры в Москве «Руслан и Людмила» и «Сон в летнюю ночь» сопровождают громкие скандалы.
— Если человек настроен критично изначально, даже в очень талантливой современной постановке он не захочет увидеть ничего нового. Поэтому то, что происходит, вся эта гневная зрительская реакция меня смешит. Это некорректно по отношению к артистам и режиссерам. Они все люди с именами. Возможно, им позволено больше. Осовременивать оперу действительно нужно. В первую очередь, для нового поколения, которое мыслит уже другими категориями и привыкло к другому выражению чувств и эмоций. Мы должны считаться с этим, если хотим, чтобы молодое поколение воспринимало классическую музыку.
— Ваш коллега Юрий Городецкий как–то говорил, что после 2005 года в труппе не появились новые молодые солисты.
— Есть такая проблема, но отток был всегда. Когда мы оканчивали консерваторию, у нас тоже многие ребята уезжали. Кстати, гостьей Молодежного оперного форума была минчанка Екатерина Шиманович, которая поет в Мариинском театре.
Это, видимо, какая–то природная цикличность. Голос — явление вообще редкое. Ну нет сейчас по–настоящему поющих людей, которые были бы в состоянии влиться в коллектив так же, как мое поколение. Без ложной скромности могу сказать, когда в труппу пришла я, Оксана Волкова, мы не пели: «Кушать подано». Мы сразу влились в поток работы, нам доверяли крупные партии, и самое главное — мы с ними справлялись. Я сразу спела «Севильского цирюльника». А сейчас смотрю на наших стажеров: они вроде хотят и стараются, но потенциала, чтобы выдержать большой спектакль, я в них не вижу. Может быть, пройдет пару лет, сменится поколение и новые солисты все-таки появятся.
