Фарцовщик

Сегодняшняя молодежь даже не подозревает, что синие джинсы лет тридцать назад приходилось доставать... Нужные люди прошлого века

Вы помните свои первые джинсы? Я свои помню. Темно–синие, плотные, строчка оранжевая, на заднем кармане кожаный лейбл с названием фирмы. Пуговица, как старинная монета. Это были настоящие джинсы. Они красиво вытирались на сгибах. У них был только один–единственный недостаток — размер. В поясе те джинсы были широкие, на взрослого мужчину с животом. Но других не было, и я искренне радовался тому, что имел. В них я чувствовал себя современнее очень многих сверстников.


Сегодняшняя молодежь даже не подозревает, что синие джинсы лет тридцать назад приходилось доставать. Правда, и тогда находились счастливцы, чьи родители ездили в командировки за границу. Но таких на еще миллионный Минск были единицы. Остальной молодежи приходилось джинсы не покупать в магазине, а доставать у фарцовщиков.


Обычно мой приятель Александр откровенен. Но когда я предложил ему поговорить о славных восьмидесятых годах прошлого века, он как–то странно взглянул на меня и напрягся. Впрочем, подумав, согласился. Ведь вспомнить молодость всегда приятно. За время нашего разговора он несколько раз просил выключить диктофон. Звучали пояснения не для печати, ненормативная, но искренняя лексика, суммы, фамилии и звания должностных лиц, с кем Александр был связан и сталкивался по роду своей деятельности. А тогда он был очень нужным человеком.


— Мне почти шестьдесят. В то время, о котором я рассказываю, за мной по пятам ходила 63–я статья (часть вторая) Уголовного кодекса. Спекуляция в особо крупных размерах. Но я занимался фарцовкой профессионально и остался на свободе. Смог заработать и на «Жигули» последней модели, и на все, что моей душе угодно. Других престижных машин тогда просто не имелось.


— А о каком времени речь?


— Тогда строился бетонный купол над Комаровским рынком, вот какое это было время — конец восьмидесятых. Минск выглядел серым, неухоженным, мрачноватым. Я работал с приятелем по кличке Ушастый. Даже не знаю, где он сейчас. Мы занимались джинсами и пакетами. Джинсы уходили за 180 рублей, а пакеты — по 5.


— Ты говоришь о советских рублях?


— Да. Но уже тогда никто не хотел продавать товар за них. У меня взамен просили таксометры. Это такая машинка, которая ставилась в государственные автомобили и, считая километры пробега, превращала расстояние в рубли. Товар нам возили только из Польши. За один таксометр поляк давал 1.000 пакетов «Монтана» или десять джинсов той же фирмы. Таксометры не продавались, как ты понимаешь. Их доставали из такси.


— То есть воровали?


— Конечно. У нас были специально обученные люди, которые именно воровством таксометров и занимались. Мы им платили 100 рублей за один счетчик. Теперь прикинь, умножив 10 джинсов на 180 рублей. Получается реальная цена таксометра.


— Это сколько же такси надо обчистить, чтобы всех страждущих в джинсы «Монтана» одеть?


— А это никого не волновало. Я заказывал железки, и мне их приносили. Рассчитывался и ехал с ними в Брест. Скажу честно, что я первый, кто привез в Минск джинсы «Монтана». Сам я ходил только в таких расклешенных джинсах. На ногах должны были быть «стукалки». Это сабо, если помнишь. Именно в джинсовой рубашке я поступил на юридический факультет БГУ. Без всяких связей и взяток. Своим умом. Это было сделано на спор. Разговаривая с подругой, моя жена смеялась, утверждая, что я давно школу окончил и все забыл. Вот я им и доказал. Но учиться на юридическом не стал. Поступил на исторический, проучился первый семестр, разочаровался и бросил.


— А как ты занялся фарцовкой?


— Я хотел нормально жить. После трех лет жизни в Монголии я вернулся в Минск и одевался только в «Ивушке». Свой образ жизни менять не хотел, но денег не стало. В 1971–м умер отец. Пришлось найти работу, позволявшую решать финансовые проблемы. «Жигули» стоили 6.800 рублей. На первую машину заработал за две недели. Я мог позволить себе очень многое из того, о чем соседи только по радио слышали да по телику видели. У меня уже тогда были телевизор и видеомагнитофон «Панасоник». А вот за границу уехать я не мог в течение 20 лет. По воинской специальности я шифровальщик, значит, невыездной.


— И куда же ты столько денег девал? Уму непостижимо.


— У меня жена была! Где–то в старых записных книжках хранятся ее расписки, в которых она утверждает, что не попросит у меня в этом месяце 1.800 или 1.200 рублей... Я выдавал ей в день по 200 рублей. Она у меня заболела вещизмом. Ездила и скупала все, что только ей нравилось. Платье она надевала только раз.


— Очерти, если возможно, круг минских фарцовщиков и их нравы.


— Это человек 25, которые знали друг друга. Конкуренции тогда не существовало. У каждого было свое место и свой сегмент. Например, человек из гостиницы занимался скупкой вещей, привозимых иностранцами. Он их тут же перепродавал, имея свои 200, а то и 300 процентов прибыли. Я же занимался оптовыми сделками. От 1.000 пакетов до 10.000 и больше. Все мы одевались только в фирменные шмотки. А вот с пакетом «Монтана» в руках я никогда не ходил. У меня всегда были только кожаные сумки.


Два раза меня ловили. Первый раз взяли на «Комаровке». Я принес цыганам сумку с пакетами и джинсами. Они меня «сдали» милиции со всей партией, а это 10 джинсов и 5.000 пакетов. Если помнишь, на базаре, рядом со входом, стоял вагончик, где размещался участок. Пытались составить протокол, но когда я сказал, чтобы забирали весь товар, то про протокол забыли, а меня с улыбками отпустили.


— Расстроился, что потерял такие большие деньги?


— Я всегда понимал одно: сколько заработал, столько же должен и потерять. Я сказал себе, что это просто взятка такая, и успокоился. Ты посчитай лучше не деньгами, а сроком, который мне бы могли дать. Кстати, цыгане, сдавшие меня, больше на «Комаровке» не стояли. Их барон с улицы Илимской принес мне извинения за поведение своих соплеменников.


Я продолжил жить, как жил. Обедал в «Седьмом небе», ужинал в «Потсдаме». Там подавали «Берлинский салат», я его очень любил. Чаевых оставлял червонец. Тогда работали барменами Леня и Валера, так вот они «залетели» с водкой, и мне даже пришлось их выручать. В Минске меня все знали, даже бандиты. Сейчас бандитов нет, а тогда были. Они приходили за данью каждый месяц. Я всегда платил 1.000 рублей.


— Они тебя охраняли?


— Они меня не трогали, а это самое главное. Если бы я попросил, то они бы за меня вступились. Тогда существовала иерархия и каждый знал свое место. Но уже было и расслоение, хотя его не афишировали, как сейчас. Правда, «цеховиков» в Минске не было. Это я точно знаю.


— Если бы продолжал существовать Советский Союз, ты и дальше занимался бы фарцовкой?


— Нет! Я нашел более прибыльный бизнес, но не наркотики. Вот им и занялся после фарцовки... Второй раз я попался из–за компаньона. Его взяли в Бресте, а дома у него нашли бухгалтерские книги, где все было расписано: куда, кому и за сколько уходил наш товар. В те времена мы уже вышли на Сибирь, поставляли товар туда. Суммы в книгах значились очень большие. Моему компаньону могли дать лет 15 строгого режима. Я заплатил за него 40.000 рублей. Отдал все, что у меня на тот момент собралось. Квартира в центре стоила 4.000 долларов. Представляешь, что за сумма.


— Скажи, тебе никогда не хотелось уехать и жить за границей?


— Нет! Родина, она и есть Родина... Ты не понимаешь, что такое чужбина? Где друзья, где знакомые? К кому обратиться, если что? Это только кажется, что деньги могут заменить друзей. Любая сумма на чужбине становится ненужной. Ее отнимут за шесть секунд. Здесь я знаю, где искать помощь и поддержку. Здесь я защищен. Если сравнить то время и наши дни, то с уверенностью могу сказать, что в Беларуси сегодня нет криминала. И Минск очень сильно изменился в лучшую сторону. Это самый европейский из тех городов бывшего Союза, где я побывал. Здесь не бросают из окон на улицу мусор, как в других местах.


— В восьмидесятые — девяностые ты ощущал себя королем жизни?


— С одной стороны, это так, а с другой — я все время жил в страхе. Сначала это ощущение очень угнетает, но потом привыкаешь к нему. Но своей жизнью я недоволен. Мне «повезло» попасть на перелом эпох. Чтобы адаптироваться к новой жизни, у меня уже нет времени, да и со здоровьем проблемы. Да и личная жизнь не сложилась...


...Мы допили бутылку сухого вина, вспомнили общих знакомых, а потом я пошел проводить своего приятеля. Мы шли по берегу Свислочи, оба одетые в фирменные джинсы, но разве сегодня этим хоть кого–нибудь удивишь?

 

Рисунок Олега КАРПОВИЧА, "СБ".

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter