Почти четыре года назад, в феврале 2010-го, жизнь Дианы Арбениной, по ее словам, разделилась на «до» и «после». Именно тогда она стала мамой. В интервью нашему корреспонденту Диана рассказала о том, как совмещает работу и воспитание двойняшек – Марты и Артема.
–У меня этот водораздел – «до» и «после» – очень четкий. До детей я жила абсолютно рок-н-ролльной жизнью: концерты, компании и все, что с этим связано. Я неслась и неслась. А в какой-то момент поняла, что это пустое и надо срочно что-то менять. И очень, кстати, вовремя, потому что многие мои коллеги, которые не могут затормозить всю эту круговерть вокруг себя, по-иному заканчивают.
– Дети, да еще когда их двое, отнимают все свободное время. Не было мыслей: «Обидно, мои-то там сейчас тусуются...»?
– Подобное состояние я пережила чуть раньше, в 2006 году, когда начала активно писать стихи. До этого рождались только песни, а тут вдруг лавиной пошла поэзия. Я сидела и писала, писала, писала. А все остальные гуляли, гуляли и гуляли. Иногда я задумывалась: «Почему я не с ними?», но остановиться не могла и день за днем выбирала стихи, а не компании. Желание бесконечно развлекаться ушло само собой. А уж с появлением детей даже мысли такой не возникло. Пусть они себе там гуляют, ради Бога. Самое главное для женщины – это семья. Нет, бывает, когда девочка, влюбившись в мальчика, случайно рожает в 16 лет. Тогда она, конечно, будет сидеть у окна и с тос¬кой глядеть на улицу. Но когда дети рождаются в 35 лет и мама осознанно подошла к этому вопросу, никаких метаний уже нет.
– Сразу с двумя сложно управляться?
– Когда родились Марта и Артем, мне говорили: «Какая ты счастливая – сразу двойня! Это так просто! Они будут играть друг с другом, а ты им и не понадобишься». В том, что реальность совершенно не соответствует той радужной картине, я убедилась с первых же дней. Дети жили в разном режиме, не интересовались друг другом, а от меня каждый требовал внимания. Только в этом году летом брат с сестрой наконец-то друг друга заметили. Прямо вот посмотрели – и искра пробежала. Они мгновенно стали бандой, сплоченным коллективом, дружно крушащим все вокруг – в магазинах, дома, в гостях. Я схватилась за голову, но этот этап, слава Богу, уже сменился другим: дети влюбились друг в друга. Недавно мы стояли с Мартой, видим – идет ее брат, несет букет. Я думаю: «Как приятно, когда сын дарит маме цветы». Но тут он старательно меня обошел и протянул букет сестре: «Маута, это тебе!» Марта, несмотря на то что младше Артема на две (!) минуты, строгая, взрослая и рассудительная, очень трогательно ухаживает за братом, помогает одеваться, обуваться. Но мозги у парня работают отлично. Например, на ночь читаем книгу. Марта внимательно слушает, а Тема скачет по комнате, вертится, перебивает меня. Но при этом все слышит, запоминает и при случае цитирует.
– Главная проблема любой работающей мамы – совместить семью и работу. Думаю, что музыкантам с их специфическим ритмом жизни сделать это еще сложнее. Как удается вам?
– Честно говоря, плохо удается. Я постоянно тоскую по детям, кляну себя за то, что не могу жить как все нормальные мамы, возвращаясь каждый вечер домой. Делаю все возможное, чтобы высвободить время. Летом теперь обязательно ухожу в отпуск. Это не нравится моему коллективу, но я заявляю: «Уезжаю. Все. Точка». Исключения – традиционный концерт на мой день рождения, 8 июля, и фес¬тиваль «Нашествие». Или, например, раньше я отыгрывала пять концертов подряд, устраивала двухдневный перерыв – и снова пять концертов. Сейчас говорю: нет, давайте лучше подряд все десять сыграем и быстрее домой вернемся! Но ведь я не робот – не могу с одинаковым воодушевлением петь столько дней подряд. Да и за спиной у меня целый коллектив, им тоже отдыхать надо. Приходится балансировать. Но изменить жизнь и пойти работать в офис на нормированный день я не могу – путь выбран, и я по нему иду уже 20 лет. Сидеть дома, варить кашу изо дня в день не могу тоже. Я все равно буду петь, моя обязанность – реализовать то, что мне дал Бог. И потом, я уверена, что счастливая мама, видящая детей урывками, может дать им неизмеримо больше, чем недовольная жизнью домохозяйка. Знаете, когда наступает полная гармония? Когда в зале сидит твой ребенок. Смотрю со сцены и думаю: «Какой кайф! Ничего больше не надо!» Брать на концерты сразу двоих я пока не рискую. А по отдельности они могут сидеть, вдумчиво слушать. У них есть уже любимые песни, правда, вкусы и здесь не совпадают. Марта недавно, одеваясь в садик, вдруг запела: «По небу летят самолеты…» (есть у меня такой вальс, посвященный Булату Окуджаве). А Тема в машине попросил: «Мама, а можно послушать песню «Вдруг проскочим?» Ничего себе, думаю, совсем недетская песня.
– Любимые игрушки у них есть?
– Насчет игрушек у нас пока спокойно. Любимого мишки или собаки, как у многих из нас в детстве было, у них нет. Тема очень любит самолеты, буквально трясется, когда их видит. А Марту гораздо больше волнует одежда. Она классическая девочка, ей нравятся маечки с кисами и зайчиками, рюшечки и цветочки. И строго платья – джинсы можно уговорить надеть с большим трудом. Чаще всего слышу: «Мама! В джинсах?! Не пойду». Более того, ей не нравится, что я люблю носить джинсы. Тема пока, слава Богу, надевает что дают. Колготки вот только презирает, считает, что они для девочек. Больше всего и сын, и дочь интересуются людьми. Обожают наблюдать за взрослыми, которые приходят в гос¬ти, будут до ночи смотреть и слушать – не выпроводишь в детскую.
Недавно мы впервые были в зоопарке. Я специально дожидалась возраста, когда дети хоть что-то смогут понять. Теме понравились жирафы, а Марта почему-то особенно оценила водоплавающих птиц – уточек всяких, гусей. Но их ненадолго хватило, через полтора часа заголосили: «Мама, мама, пойдем домой!»
– Дети звонят, когда вы на гастролях?
– Да, постоянно. Но Марта специ¬фически общается: держит трубку и молчит. Когда же телефон берет Тема, его не остановить: «Мама, а ты где? На концерте? А сколько тебе концертов осталось?» Я говорю: «Четыре». – «А! Один?» Я повторяю: «Четыре». – «Один?» И так бесконечно.
– Какие книги вы им читаете?
– На которых росла сама. И мне просто необходимо, чтобы во взрослом возрасте они любили читать. Я сама научилась читать, если верить родителям, в три года. Все детство и отрочество провела за книгами. Вчера мы читали Хармса: «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять. Запер домик на замочек и пошел в универмаг покупать себе платочек, лампу, зонтик и гамак». Дети слушали и сами пытались досочинить. Получилась, конечно, тарабарщина, но слушать ее ужасно интересно.
Многие современные мультики мимо нас проходят – я только классику детям ставлю. Дом обязательно должен быть оазисом вкуса (я сейчас не имею в виду идеального или высокого, важно, что твоего собственного). И взрослый обязан внушить ребенку, пока тот еще маленький, что такое хорошо и что такое плохо.
Но главное, безусловно, они должны чувствовать, что их любят любыми. Тогда им все по плечу. И тогда они будут тебе доверять, и тогда их можно хотя бы чуть-чуть оградить от внешнего мира, от кошмара, который творится сейчас повсеместно. Мне страшно их растить в таком сложном городе, как Москва, но поскольку уезжать мы никуда не собираемся, надо создать внут¬ри семьи свой микрокосмос. Здесь внизу, на Арбате, под нашими окнами, собираются бомжи. Лица у них соответствующие, одежда живописная. И они ровно в девять утра начинают пить. Как-то мы с Мартой выходим из дома, она замечает эту компанию и смотрит на них заинтересованно. «Мам, а что они делают?» – «Они ничего не делают. Нигде не работают. Видишь, какие они?» – «Они страшные». – «Да. Потому что это очень плохо – ничего не делать и нигде не работать». Я стараюсь на понятном ей языке уже сейчас донести мысли о том, как нельзя жить ни при каком раскладе.
– Как бы вы отнеслись к тому, что дети, когда вырастут, решат уехать из Москвы куда-нибудь в другой город или страну?
– Пусть сами решают, где им жить. Взрослые – это сколько лет? Восемнадцать? Я ушла из дома в 19. Уехала в Питер. И родители, особенно мама, не поняли и не приняли тогда моего поступка. По их плану я должна была окончить институт и уехать работать на Аляску. Из Магадана многие ездят в Америку на практику, а потом там остаются. Мама до сих пор, наверное, думает, что моя жизнь могла бы сложиться как-то иначе, лучше, успешнее. И в данный момент моя самая сложная работа над собой как раз и заключается в том, чтобы привыкнуть к мысли: у тебя не получится определить судьбу детей. Ты можешь нашпиговать их любовью, воспитанием, знаниями – всем, чем посчитаешь нужным, но дальше они будут решать сами. Они не твой придаток, у них своя жизнь. Я, к примеру, уже сейчас вижу, что у Темы неплохой слух. Но если он скажет в какой-то момент: «Мама, я на гитару смотреть не могу!», я отвечу: «Знаешь что, сынок? Ты музыкальную школу окончи, а дальше, ради Бога, поступай как хочешь». Да, на образовании я буду настаивать – это нужно.
– Вы издали уже несколько сборников своих стихов. Надо ли поклонникам ваших песен опасаться, что скоро вы окончательно превратитесь из музыканта в поэта?
– Ничуть! Концерты будут по-прежнему оставаться основным видом моего творчества. Но литературные эксперименты планирую продолжать. Летом я несколько раз проводила чтения в рамках проекта «Книги в парках», открывала фестиваль «BookMarket, в начале сентября читала на Московской книжной ярмарке. В первый раз – в парке Горького – решила перемежать стихи песнями, которые более привычны поклонникам. Но я поняла, что люди хотят слушать и просто поэзию. С концертами тоже продолжаю экспериментировать. Мой юбилейный мы ставим вместе с Кириллом Серебренниковым. Его я люблю с тех пор, как посмотрела «Лес» Островского. Это был очень смешной и острый спектакль. Мне кажется, что рок-н-ролльный концерт у него должен получиться замечательно. По крайней мере, оригинальным будет точно, ведь это дебют Серебренникова в качестве концертного режиссера.
– А юбилейный он почему?
– 20 лет назад я написала не одну, а целых три первые песни: «Голубой слон», «Я раскрашивал небо» и «Тоска». Обычно музыканты песни сызмальства пишут, а я сначала исключительно слушала: Булата Окуджаву, Гребенщикова и Майка Науменко, AC/DC – мешанина была в голове несусветная. А потом все выровнялось, и меня пробило на собственные произведения. Время пришло, да и влюбилась я тогда крепко, а это, как вы понимаете, способствует сочинительству. И с тех пор пишу. Недавно вот презентовали вместе с Чулпан Хаматовой новый клип на песню «Иди ко мне» – очень любопытный симбиоз режиссуры Аллы Сигаловой, танца Хаматовой и моей песни. Нас с Чулпан вообще многое связывает. Она классная. Если бы вместе росли или учились, то, наверное, были бы подругами с детства. Что касается помощи детям – готова всегда. Я смотрю на своих и думаю: а каково жить тем, у кого родителей нет?! Это просто убивает, я сразу начинаю плакать. Представляю, как малыши лежат в детдоме в своих кроватках никому не нужные. А их же надо на ручки брать, тетешкаться с ними все время. Тогда они научатся кому-то дарить свою любовь. А они растут одинокими, и через 20 лет оказываются вот здесь, на Арбате, где с утра у них начинается «культурная программа» с распитием винно-водочных изделий. И это в лучшем случае! Я убеждена, что такие вещи взаимосвязаны. Думаю, что года через два усыновлю ребеночка. Своих, конечно, хватает. Но взять из детдома и спасти хотя бы одного малыша – это значит пусть и немного, но улучшить наш мир.
Мария АДАМЧУК, ООО «Теленеделя», (специально для «ЗН»), Фото Владимира БЯЗРОВА
Диана Арбенина
Родилась: 8 июля 1974 года в г. Воложин
Семья: дети – Артем и Марта (3 года)
Образование: окончила факультет иностранных языков Магаданского педагогического института; филологический факультет Санкт-Петербургского университета
Карьера: в 1993 году со Светланой Сургановой основала группу «Ночные Снайперы». Автор сборников стихов: «Дезертир сна», «Колыбельная по-снайперски», «Аутодафе». В декабре 2013 года выйдет первая книга юбилейного двухтомника «Спринтер».Принимала участие в проекте «Две звезды». Лауреат премии «Триумф», заслуженная артистка Чеченской Республики
