Некоторых журналистов хлебом не корми, дай только привязать к чему–нибудь слово «эпидемия». Еще раньше, чем «глобальная эпидемия «свиного гриппа», по страницам и страничкам начали гулять диковинные понятия «эпидемия рака», «эпидемия астмы», «эпидемия остеопороза». Договорились уже до... «эпидемии бесплодия». С точки зрения и медика, и филолога — полная нелепица, а для любителя статистики — упрямый факт. Дескать, когда ж такое было, чтобы диагноз бесплодие ставили каждой седьмой супружеской паре? Куда смотрят медики? Почему не бросаются на выручку с новейшими медицинскими технологиями? Предвидя все эти вопросы и вместе с нашими читателями, сетующими на свою семейную драму, желая в них разобраться, мы собрали за одним столом тех, кто может дать компетентный ответ, — главного акушера–гинеколога Министерства здравоохранения, кандидата медицинских наук, доцента Александра БАРСУКОВА, заведующего кафедрой урологии БГМУ, доктора медицинских наук, профессора Александра СТРОЦКОГО, заместителя председателя Постоянной комиссии Палаты представителей Национального собрания по охране здоровья, физической культуре, делам семьи и молодежи, кандидата медицинских наук, доцента Светлану ШИЛОВУ, главного врача центра вспомогательной репродукции «Эмбрио» Олега ТИШКЕВИЧА и главного научного сотрудника Института экономики НАН Беларуси, доктора социологических наук, профессора Людмилу ШАХОТЬКО.
А.Барсуков: Давайте сначала определимся с понятиями. Ведь бесплодие бывает первичным и вторичным. Первичное бесплодие — это когда семейная пара живет не предохраняясь в течение года, а беременность не наступает. В этом случае нужно незамедлительно обратиться к врачу, чтобы выяснить, в чем причина. А вторичное бесплодие развивается у женщины, которая уже беременела, а потом либо благополучно родила, либо потеряла ребенка, либо прервала беременность, либо беременность была внематочная, — и теперь при всем желании у супругов ничего не получается. Да, в 2008 году диагноз бесплодие был установлен у 14,5 процента семейных пар. Но говорить об «эпидемии» я бы не стал. Наша статистика не самая печальная, если сравнивать ее с мировой.
С.Шилова: В целом по миру бесплодными признаются 18 — 19 процентов пар. Конечно, за последние 20 лет этот показатель вырос. Но во многом потому, что выявлять такие случаи стали намного лучше. В плане диагностики бесплодия сегодня и вчера даже сравнивать нельзя. И если раньше многие просто стеснялись признаваться в своей проблеме, то теперь чаще обращаются к врачам за помощью. Иногда очень своевременно.
А.Строцкий: Я бы так сказал: «эпидемии бесплодия» нет, просто разговоров на эту тему стало «эпидемиологически» больше.
Л.Шахотько: Окончательных данных новой переписи населения еще нет, поэтому я приведу несколько цифр из прошлой. Так вот, в 1999 году из всех белорусок — я смотрела данные по женщинам, которые вышли из детородного возраста, — только 6 процентов не родили детей. Я понимаю, причины могли быть самые разные. Или не было мужа, или он был бесплоден, или она, или просто ребенок не входил в планы... Но это информация к размышлению: на тот момент более 93 процентов наших соотечественниц за свою жизнь родило хотя бы одного ребенка.
С.Шилова: Сегодня основная причина бесплодия — неправильный образ жизни. Если 20 лет назад в 68 случаях бесплодия из 100 «вина» лежала на женщине, то сегодня в мире иное соотношение — 50 на 50. То есть в равной степени это проблема и мужчин, и женщин. Как результат беспорядочных связей, абортов...
А.Строцкий: Мне кажется, вы немного перегибаете палку, говоря о «вкладе» в бесплодие мужчин и женщин. Всегда считалось, что за 40 процентов его случаев ответственны мужчины, за 40 — женщины, и в 20 процентах — «виноваты» оба. Если верить интернету, то на долю мужчин приходится уже до 70 случаев бесплодия из 100. Это, конечно, перебор. ВОЗ дает такую статистику: 58 процентов. В первую очередь это следствие воспалений предстательной железы и болезней, передающихся половым путем. Но сводить все к беспорядочной половой жизни, по–видимому, не совсем правильно. Само поведение мужчин — своего рода «фактор риска». Есть у них такая особенность: они меньше следят за своим здоровьем, не закаляются, питаются неправильно и так далее. Да и служба мужского здоровья у нас, согласитесь, практически не развита. Для женщин уже полвека существуют специализированные консультации, наработаны схемы диагностики, лечения. Для мужчин ничего такого, увы, нет.
О.Тишкевич: Сейчас действительно выросло количество обращений по поводу мужского бесплодия. У нас процентов 30 от всех ЭКО — это технология ИКСИ, когда можно одним сперматозоидом оплодотворять. И в мире такая же тенденция. Даже появляются серьезные статьи, где обсуждается, как влияет на способность иметь потомство среда обитания, консерванты, курение, алкоголь, малоподвижный образ жизни. Здесь 
очень много неисследованного! Когда я учился в вузе, нам преподаватели говорили, что в семенной жидкости должно быть 60 миллионов сперматозоидов на миллилитр. А что мы сейчас видим? Норма — 20...
А.Строцкий: Есть такие данные: если мужчине за 50 лет, то общее количество сперматозоидов в его сперме уменьшилось ровно наполовину. И так было всегда! Только раньше общество, если так можно выразиться, было незрелым, и рождаемость определяли только сильнейшие, умнейшие, хитрейшие. С возрастом количество сперматозоидов уменьшалось, половая активность снижалась — и более пожилые просто не выдерживали конкуренции с более молодыми.
«СБ»: 14 — 15 процентов пар с диагнозом бесплодие — это же своего рода «демографический резерв»!
Л.Шахотько: Для сведения: расчеты показывают, что для простого воспроизводства населения в стране каждая женщина за всю свою жизнь должна родить в среднем больше двух детей — 2,1. В 2005 году у нас этот показатель 
был одним из самых низких в мире — 1,2. В 2008 году он составил уже 1,42. Однако и сейчас воспроизводство населения обеспечивается только на 67 процентов!
С.Шилова: На демографию влияет масса разного рода других причин, а не только проблема бесплодия. Да, сегодня есть достаточно эффективные вспомогательные репродуктивные технологии, появилось понятие «суррогатное материнство». Но чтобы реально влиять на ситуацию, нужно параллельно совершенствовать законодательство. У нас, к примеру, до сих пор законодательно нет таких понятий, как «донор спермы», «донор яйцеклетки», «права эмбриона» и так далее. Мы в Парламенте выступили с инициативой разработать новый закон о вспомогательных репродуктивных технологиях по примеру многих развитых стран мира. А то в последнее время у нас прошло уже несколько судебных процессов из–за ЭКО.
«СБ»: Например?
А.Барсуков: Ну вот представьте себе ситуацию. Мужчина и женщина живут гражданским браком. Женщина бесплодна. Они принимают решение расстаться. И на прощание она просит его стать, так сказать, донором генетического материала. Он соглашается. Она беременеет и... подает в суд на взыскание алиментов.
С.Шилова: А у нас пока такое законодательство, что мужчина получается виноватым! Поэтому мы и разрабатываем законопроект. Вторым этапом намечено создание национальной стратегии репродуктивного здоровья. О нем говорится в различных законах, но только фрагментарно.
«СБ»: ЭКО планируется сделать бесплатным, хотя бы в исключительных случаях?
С.Шилова: В Минздрав поступало очень много обращений с предложением сделать ЭКО бесплатным. Но это высокотехнологичная операция, стоимость которой достаточно высока. Кроме того, из 100 циклов только 30 — 37 заканчивается рождением ребенка. Можете себе представить, сколько средств потребуется государству? У медицины сегодня, я считаю, есть немало более важных и неотложных задач. На все средств не хватит. А ведь это деньги налогоплательщиков. С другой стороны, ЭКО нужно совершенно определенной категории людей. 90 процентов из них — те, кто делал аборты, перенес инфекции, передающиеся половым путем. Не думаю, что государство должно расплачиваться за их необдуманные поступки, неправильный образ жизни.
А.Строцкий: Вряд ли корректно так обобщать. А если женщине сделали аборт по медицинским показаниям, после чего она стала бесплодной? А если у человека врожденный порок? Ведь что касается мужчин, то только в 60 процентах случаев заболевания, приведшие к бесплодию, приобретены в течение жизни, а в остальных — повлияли факторы, которые связаны с врожденными генетическими или эндокринными аномалиями. Думаю, в первую очередь нужно людям объяснять, что ЭКО — процедура очень дорогая, а государство — не бездонная бочка, из которой можно лишь брать и брать. На сегодняшний день ни одна страна не сделала ЭКО бесплатным, больные частично или полностью оплачивают расходы по нему.
О.Тишкевич: Нельзя, согласен, так ставить вопрос: виноват или не виноват? Разве женщина виновата, что у нее поликистоз яичников? Нет. Ведь что к нему приводит? Нарушение обмена веществ, генетика (мама полная, папа полный), погрешности в питании и т.д. Или такое заболевание, как эндометриоз. Его причина вообще до конца не изучена! В чем вина женщины? Даже у девственниц находят эндометриоз.
«СБ»: Вот вы говорите: в 90 процентах бесплодия люди виноваты сами. А как тогда объяснить такую цифру: около 25 процентов девочек имеют сегодня нарушения репродуктивного здоровья. В этом кто, мамы виноваты?
С.Шилова: А почему нет? Вы знаете, с какого возраста наши девочки начинают жить половой жизнью? И в 14, и даже раньше. Есть случаи беременности и родов в 11 — 12 лет! То же самое касается и репродуктивного здоровья мальчиков. Надо вообще бить тревогу по поводу того, что с ними происходит. Образ жизни и нравственное воспитание в семье самым непосредственным образом отражаются на состоянии здоровья и родителей, и впоследствии их детей.
О.Тишкевич: Девушки, молодые женщины — будущие матери — курят. Курят беременные! А это значит, сосуды сужаются, как следствие, нарушаются функции яичников, плаценты, других органов, кровоснабжение плода ухудшается, повышается риск выкидыша, риск слабоумия у плода.
С.Шилова: Знаете, сколько средств тратится на лечение плацентарной недостаточности? Громадные суммы по всей стране. А что мы, врачи, видим? Лежит такая будущая мама на сохранении, мы даем ей дорогостоящие лекарства, а она как ни в чем не бывало... курит! Сводит на нет все наши усилия и фактически убивает еще не родившегося ребенка. Что это, как не вопиющая безответственность?!
О.Тишкевич: Чтобы не было иллюзий, я приведу несколько цифр. В Австрии ЭКО стоит 3,6 тысячи долларов, в Канаде — 5,7 тысячи, в Чехии — от 2,5 до 3,5 тысячи долларов, в Израиле — около 5 тысяч. Причем это стоимость только самой процедуры ЭКО, без учета препаратов! Да, в большинстве стран существует политика оказания помощи бесплодным женщинам. Но ведь далеко не всегда это государственные средства. Вот, говорят, в Германии несколько попыток делается бесплатно. Нет, не совсем так. Речь идет о так называемых страховых кассах, куда люди сами вначале вносят взносы и потом получают возможность сделать ограниченное число попыток за счет страховки. Причем до 40 лет они ею покрывается, а потом женщине говорят: извините, фрау... Потому что или возраст уже не тот, или ей нужно сделать больше попыток ЭКО, ведь страховка покрывает только три попытки.
А.Строцкий: Я считаю, что за операцию ЭКО и за необходимые препараты платить нужно, а вот обследование должно быть бесплатным. Человек имеет право знать, здоров он или бесплоден.
С.Шилова: У нас в государственных медучреждениях это и так бесплатно, в том числе спермограмма.
А.Строцкий: А доступна ли она?
А.Барсуков: Это другой вопрос.
С.Шилова: Я считаю — доступна. У нас есть 15 консультаций «Брак и семья» во всех областях, есть центры планирования семьи. Там все и бесплатно, и доступно. Только население должно об этом знать.
О.Тишкевич: На мой взгляд, даже само ЭКО стало более доступно, чем 15 лет назад, когда мы начинали. Если тогда оно стоило 1.000 долларов США без лекарств при среднемесячной зарплате 20 долларов, то сегодня — 1,5 тысячи долларов при зарплате миллион рублей.
С.Шилова: В государственном РНПЦ «Мать и дитя» расценки еще ниже. Там за работу врачей платит государство. В прошлом году одна попытка стоила 1,1 — 1,2 миллиона рублей. Но лекарства пациентки покупали сами.
О.Тишкевич: И тем не менее получается, что цена выросла всего на 500 долларов, а зарплата в 15 — 20 раз! И если раньше к нам обращалось максимум 180 человек в год, то теперь более 500 человек. Сегодня это воспринимается обществом уже как обычная рутинная операция в лечении бесплодия.
«СБ»: У этой рутинной процедуры есть обратная сторона?
О.Тишкевич: О ней наши врачи предупреждают на первой же консультации. ЭКО — не косметическая операция, не из разряда «пойду в парикмахерскую, прическу сделаю», а достаточно агрессивное вмешательство. Чтобы его провести, нужно назначить гормональные препараты, а они в несколько раз усиливают работу яичников. Тем самым мы можем обострить эндометриоз, старые воспалительные процессы, скрытые гиперпластические процессы, вплоть до онкологии. Это сложное хирургическое вмешательство. Да и беременность потом протекает по–разному — она может быть неудачной, внематочной. Есть и специфические осложнения: так называемый синдром гиперстимуляции яичников. В обычной жизни он вообще не встречается, а после ЭКО мы наблюдаем его в 10 процентах случаев. Из них 2 процента — в тяжелой форме, когда иногда требуются госпитализация и дополнительное лечение.
А.Барсуков: Проблема в том, что жидкость начинает скапливаться во всех полостях организма: в грудной клетке, в брюшной полости, в перикарде. А специального лечения нет. Как правило, беременность при тяжелых формах гиперстимуляции не донашивается даже до 20 недель. А при средних формах — прерывается.
О.Тишкевич: Правда ли, что беременность после ЭКО протекает тяжело? Правда. Но дело не в ЭКО. У молодых женщин без серьезных проблем со здоровьем она проходит так же, как и у всех остальных беременных. Но ведь в последнее время мы имеем дело в основном с возрастным бесплодием, как и во всем мире. Не секрет, что у девушки сегодня на уме: «Папа, мама, я не хочу замуж, я сначала сделаю карьеру». В 25 — 30 лет она вообще о детях не думает, потом лет в 35 начинает задумываться, но не получается, а в 40 приходит к нам и просится сразу на ЭКО, не понимая, что ЭКО — не панацея и не решение всех проблем. До 30 лет шанс на успех — 45 процентов, до 35 лет — около 40 процентов, в 40 лет — 20 процентов, в 40 — 42 — 15, в 42 — 43 — 10, а после 44 лет — ноль. По правде говоря, был у нас случай, когда одна пациентка в 49 лет забеременела. Но все закончилось печально: случился выкидыш. Старение яйцеклеток, увеличение хромосомных мутаций — это неизбежный процесс. Если у женщины в 36 лет появляется седина, она может покрасить волосы, если морщинки — обратиться к пластическим хирургам, а вот яйцеклетки нельзя омолодить! Более того, к этому возрасту за плечами уже целый букет заболеваний. Я так и говорю: здоровые к нам не обращаются. Да у любой женщины после 36 лет беременность будет протекать хуже, чем у 25–летней! Единственное, при ЭКО вероятность рождения двойни возрастает до 20 процентов. А двойню выносить и родить тяжелее.
А.Барсуков: Надо понимать, что ЭКО — это последний этап лечения бесплодия. Дальше только усыновление.
О.Тишкевич: Но это не значит, что женщины, которым проводится ЭКО, не могут забеременеть сами. Есть немало примеров, когда наши пациентки и после удачного ЭКО, и после неудачного естественным образом забеременели и стали мамами. Видимо, иногда организм получает какую–то встряску и функции яичников восстанавливаются. А когда наступает беременность, в организме происходит перезагрузка, как в компьютере. Эндокринная система начинает работать совершенно по–новому.
«СБ»: Как вы считаете, у нас достаточно центров, где можно воспользоваться новейшими репродуктивными технологиями?
С.Шилова: Есть 2 государственных центра, в Минске и Гомеле, и два коммерческих. И результаты работы весьма неплохие. Но есть очереди. Вообще, считается, что на один миллион населения нужен один центр вспомогательных репродуктивных технологий. То есть нашей стране неплохо бы иметь 10 таких центров. Это ведь ко всему прочему и неплохой источник поступления валюты...
О.Тишкевич: Для сравнения: в одном только Киеве 8 центров вспомогательной репродукции, в Москве — около 30. А в Беларуси — всего четыре. При этом рейтинг наших специалистов весьма высок. К нам едут на лечение пациенты из России, Украины, Литвы. Есть «наши» детки в США, Италии, Германии, Монако, Швейцарии. До 10 — 15 процентов пациентов приезжают к нам именно из–за рубежа.
С.Шилова: Все приграничное к Гомельской и Брестской областям население Украины едет к нам — и делать ЭКО, и рожать.
Л.Шахотько: А сколько детей после ЭКО родилось у нас в стране?
О.Тишкевич: За месяц у нас беременеют 20 женщин, в год, стало быть, рождается от 180 до 250 детей. А всего за 10 лет благодаря репродуктивным технологиям, причем не только ЭКО, родилось уже около 2 тысяч малышей.
Л.Шахотько: Но если умножить эту цифру на четыре работающих центра, получится уже 8 тысяч детей. Это немало, с точки зрения демографии. Плюс 1 — 2 тысячи новорожденных в год — мы не в таком положении, чтобы говорить, что эти цифры ничего не решают, ведь в ближайшие годы ожидается уменьшение количества родившихся. А если центров будет больше? Это действительно определенный резерв...
«СБ»: Что бы вы ответили нашему читателю, который написал в сердцах: «Для многих молодых семей платить за ЭКО неподъемно. Государству выгоднее поддерживать их, а не нянчиться с пьянствующими семьями»?
С.Шилова: С такой постановкой вопроса я не согласна. После появления Декрета Президента
№ 18 от 24.11.2006 г. «О дополнительных мерах по государственной защите детей в неблагополучных семьях» уже многое изменилось. Женщины все реже и реже стали отказываться от детей в роддомах, теперь это единичные случаи. И я вижу все больше и больше тех, кто, пролечившись от алкоголизма, пошел на работу, вернул себе ребенка. Если запил мужчина — это беда, но когда запила женщина — это трагедия! Может быть, если бы женщина беременела после ЭКО со стопроцентной вероятностью, и стоило бы сделать эту услугу бесплатной. Но таких гарантий нет! И потом, если дело в дорогостоящих лекарствах, которые нужны для ЭКО, то на их приобретение можно взять кредит — например, в Беларусбанке. Стоимость же самой процедуры, если в семье двое работают, думаю, вполне посильная. Вообще, надо приучать к тому, чтобы каждый рассчитывал на себя, на свои средства.
О.Тишкевич: Нужно уходить от социального инфантилизма. У нас вошло в привычку: государство должно! И потом, действительно ли так трудно собрать эту сумму? Смотрите, в стране 3 миллиона частных легковых автомобилей на 9,5 миллиона человек. Даже самая «убитая» машина стоит не меньше 2 тысяч долларов. Значит, можно найти при желании деньги? Неужели на «железяку» средства есть, а на ребенка нет? Вопрос: что для вас важнее? Через 10 лет машина пойдет в лом, ребенок же — это вклад в ваше будущее. Да, может не получиться, да, могут быть осложнения... Но если получится, будут вам великая радость и счастье на всю жизнь.
А.Строцкий: Давайте подойдем к проблеме с другой стороны. С точки зрения тех 37 процентов пациенток, например, вашего, Олег Леонидович, центра, которые родили с помощью ЭКО. Давайте спросим их: дорого это или недорого? Хорошо это или нехорошо? Давайте учитывать мнение не только тех, кто хочет чего–то, но не хочет для этого ничего делать. Не хочет выучиться, не хочет зарабатывать деньги, не хочет избавляться от вредных привычек, не хочет сбросить вес, не хочет пролечиться. Он ничего не должен, а ему все должны! Так вот, от тех, кто родил с помощью ЭКО и воспитывает ребенка, мы услышим диаметрально противоположное мнение!
С.Шилова: Но ЭКО не решит демографических проблем. Гораздо больший эффект дают те меры, которые принимаются сегодня и на которые идут очень большие средства. У нас пособие по уходу за ребенком до 3 лет увеличилось до 100 процентов бюджета прожиточного минимума. У нас многодетным строятся квартиры по льготным кредитам. А разве где–нибудь в мире есть так называемое поощрительное пособие? Дело в том, что раньше женщины иногда скрывали срок беременности. И нам было сложно диагностировать врожденные пороки развития плода до 12 недель. И в начале 1990–х было принято постановление Совмина, на основании которого до сих пор женщинам выплачивают деньги только для того, чтобы они встали на учет по беременности вовремя. Вдумайтесь, государство платит за то, чтобы вы родили себе здорового ребенка!
А.Барсуков: Могу подтвердить: службе охраны материнства и детства в последние годы были выделены колоссальные средства. И ни одна программа, ни один проект не остались на бумаге, даже несмотря на кризисные явления. Ни одна копейка не ушла на сторону. В результате у нас повысилась рождаемость, а младенческая и материнская смертность на уровне мировых показателей.
Л.Шахотько: Прибавку в рождаемости с 2005 года мы имеем за счет рождения в семьях третьих, четвертых детей, то есть за счет женщин старших возрастных групп. Это в какой–то мере отголосок ситуации 1990–х, когда материальное положение было очень тяжелым и многие не могли решиться на расширение семейства. Появились льготы, государственная поддержка — и они родили, благо возраст еще позволял. Но рассчитывать, что рождаемость будет расти такими же темпами, не стоит. Сегодня у нас суммарный коэффициент рождаемости 1,42, и, я считаю, он вполне может подняться до 1,5. Если, конечно, будут приниматься и в дальнейшем меры по ее стимулированию. К сожалению, сегодня у молодежи уже прочно сложилась установка на малочисленную семью. Их хоть озолоти, они все равно не хотят рожать второго ребенка! Лучше поедут на Канары, чем будут тратиться на «памперсы». Поэтому, я считаю, нужно повышать всеми средствами ценность в глазах общества семьи с двумя и более детьми. В том числе через СМИ.
А.Барсуков: Согласен, ЭКО демографической проблемы не решит. Мы даже вот эти 15 процентов бесплодных пар, о которых сегодня столько говорили, не можем назвать бесплодными. Это пары, которые просто имеют проблемы. И, в конечном счете, многим можно помочь. Весь мир сегодня платит за рождение ребенка. Есть страны, где государство помогает его растить. Например, купила мама детскую кофточку, а потом идет в определенную организацию, где ей возвращают половину стоимости, если в семье есть маленький ребенок. В России есть такое понятие, как материнский капитал. У нас рождаемость стимулируется в том числе частичным или полным решением вопроса жилья. Это проблемы социальные, а не только медицинские. Хотя со своей стороны мы, врачи, сделаем все возможное и даже невозможное.
