ПАХАТЬ-СЕЯТЬ он научился сызмальства. Не потому, что очень уж тянуло к земле, а потому что жизнь заставляла. В крестьянской семье каждый был при деле, каждому находилась работа и дома, и при доме. Он и сегодня, например, не разучился запрягать лошадь, чем тоже гордится. Учеба в Марьиногорском совхозе-техникуме, конечно же, значительно расширила познания. После окончания его поставили бригадиром, а потом управляющим отделением родного совхоза «Селище» Логойского района. Ему, еще зеленому пацану, приходилось работать с тертыми мужиками, которые и фронт прошли, и партизанили. Бывало, что и терялся, и стеснялся. Но люди понимали, помогали неопытному мальчугану. Это была действительно ни с чем не сравнимая школа его становления, некой нравственной закалки, которая определила всю дальнейшую судьбу.
В шестидесятые годы прошлого столетия продуктивность отечественного сельского хозяйства все еще сравнивали с 1913 годом. И далеко вперед не рванули. Аграрный сектор нуждался в огромных капиталовложениях, в технике, в технологиях. Ведь пахали еще лошадьми. Не хватало дипломированных специалистов. Среднее звено в хозяйствах — сплошь так называемые практики. Да, это были трудяги, но минеральные удобрения они отличали по цвету: «Сыпани там, Иван, белого, а туда — красного».
Ему, новоиспеченному бригадиру, приходилось объяснять, где калий, азот, фосфор, под какие культуры вносить их. Спасали техникумовские знания, там студентам не позволяли бить баклуши, готовили серьезно. Недаром потом из их выпуска выросли маститые организаторы сельхозпроизводства.
Жук старался опираться на рекомендации науки, следил за новшествами. Облагородили, скажем, пастбища, разбили на участки для стравливания, организовали уход за ними — удои начали расти. Не очень сложный агроприем, а сразу ощутимая отдача.
Почему вспоминает именно его? Да потому, что сыграл определенную роль в его судьбе.
— Тяжелой выдалась уборка 1973 года. Я был уже директором совхоза «Селище». Звонок из района: будь готов, к тебе едет Машеров! А что тут готовить? Комбайны пытаются врезаться в ячмень, он на взгорке уже пожелтел. Ждут.
Из машины выходит Петр Миронович. Как всегда подтянутый, статный, в светлой тенниске. Сдержанно, без знаменитой машеровской улыбки, поздоровался. Сразу направился к копне соломы. Глубоко засунул руку в нее, вытянул хороший клок. Внимательно рассматривал его, потер в ладонях, сдунул. Зерна не оказалось. Взял с другой стороны. Все-таки обнаружил щупленькое зернышко в колосе: «Да, потери есть, но терпимые».
Кто-то пожал Жуку руку: «Молодец! В «Лагозе» разнос устроил…»
А Машеров пошел по стерне, придирчиво оглядывая ее. Остановились комбайны. Петр Миронович пошел к механизаторам. Каждому крепко пожал руку. Один, прежде чем поздороваться, смущенно начал вытирать замасленные ладони о штаны. Петр Миронович рассмеялся: «Это нам, белоручкам, стесняться надо, а ваши мозоли нечего прятать…» Говорил с людьми просто, по-житейски. Долго они потом вспоминали эту встречу.
На обратном пути приметил первый секретарь ЦК КПБ и мои «фирменные» пастбища. Похвалил за разумное использование земли. После его слов разве можно было работать плохо!
— Так вы, можно сказать, крестник самого Машерова? — интересуюсь у Анатолия Михайловича.
— В какой-то степени, да. Ведь после его приезда меня выдвинули на должность председателя Логойского райисполкома. Если честно, в совхозе, даже на тех каменицах, получалось неплохо и уходить куда-то не намеревался, планы были по развитию хозяйства. Но партия сказала…
Тем более что первым секретарем райкома был очень уважаемый человек Ростислав Иванович Конон, он меня и на годичные курсы руководящих кадров при тогдашнем БИМСХе посылал. А заодно я и агрофак Белорусской сельскохозяйственной академии окончил. Не посчитайте за бахвальство, но работать вполсилы я не умею. Поэтому и на новом месте старался, строили много объектов соцкультбыта, жилья. Даже наши скудные логойские земли начали родить лучше: сказывалось вложение средств на повышение их плодородия. Больше молока, мяса стали получать. Словом, подъем ощущался, а когда зримо видишь плоды и твоего труда, то и спорнее работается. Перспективы радовали.
— И тут опять крутой поворот в судьбе?
— Крутой не крутой, но произошел. Приехал второй секретарь Минского обкома партии мой тезка Анатолий Михайлович Фомич: «Садись в машину, показывай, что ты тут натворил?» Я даже струхнул: неужели жалобу кто-то накатал? Показываю пристройку к райбольнице, новое здание сельсовета… Жду, когда распекать начнет.
А он берет за локоть, отводит в сторонку: «Как смотришь на то, чтобы на новое место работы перейти?»— «Что вы, Анатолий Михайлович, я же недавно и в этой должности, перед людьми неудобно, скажут, убежал, за карьериста примут». — «Вот что, тезка, уговаривать мне тебя некогда, чай не девица на выданье. Завтра к девяти утра — в кабинет первого. Там все и узнаешь».
А первым секретарем обкома был Владимир Андреевич Микулич. Умница, деликатнейший человек, никогда грубого слова от него не услышишь, даже голос не повысит. Без долгого вступления предлагает пойти первым секретарем Дзержинского райкома. Без проволочек состоялся пленум, на котором коммунисты доверили мне этот пост.
Был цветущий май 1977 года, разгар посевной…
— Анатолий Михайлович, вы упомянули Микулича. С другими руководителями высокого ранга тоже ведь приходилось работать рука об руку?
— Конечно. Разными были они, естественно, но роднила их преданность делу, умение работать с людьми, убеждать, большие организаторские способности. Поучиться у них было чему. Поляков Иван Евтеевич, Линг Сергей Степанович, Фомич Анатолий Михайлович, Тябут Дмитрий Васильевич, Конон Ростислав Иванович, Малофеев Анатолий Александрович, конечно же, Машеров Петр Миронович… Личности! В развитие нашей республики они внесли неоценимый вклад.
И все же хочу подробнее рассказать о Владимире Андреевиче Микуличе. Для меня он — идеал партийного работника. Грамотный, буквально схватывал любую проблему. Тактичный, никогда не унизит человека, даже голоса не повысит. Выслушает, не постесняется изменить свое мнение, если докажешь свою точку зрения. А выступления его? Четкие, выверенные, аргументированные, взвешенные. К ним он готовился очень тщательно, анализировал, сопоставлял, делал всесторонне обоснованные выводы. А скромность какая! Даже мы не знали, какого лиха хлебнул он на войне, которая застала его в армии в Прибалтике в первый же день. И прошел ее от звонка до звонка, ранен был. Но никогда об этом не говорил.
— О Полякове на Минщине тоже до сих пор легенды ходят…
— И не зря! Это была действительно легендарная личность. Он долгое время возглавлял обком партии, фактически ведущую область республики. При нем она была дважды отмечена орденами Ленина.
Тонкий психолог, начисто лишенный снобизма и заносчивости, он разумно сочетал требовательность с добротой, с заботой о людях. Он особенно внимательно подбирал, растил, воспитывал кадры. Не понукал, не дергал по мелочам, поощрял инициативу, творческий поиск. А какой был юморист!
Не стеснялся признавать собственные ошибки, коли таковые случались. На должность первого секретаря одного из райкомов была предложена кандидатура, по мнению многих членов бюро обкома, не совсем подходящая. Иван Евтеевич посчитал, что они ошибаются, и силой своего авторитета настоял на обратном. Прошло некоторое время, и он принародно признал, что был неправ, что товарищ действительно не тянет. Но не он в этом виноват, не по плечу ему должность оказалась, хотя он честный, порядочный человек.
Первый секретарь обкома сумел тактично перевести его в Минск на работу по его способностям, позаботился о трудоустройстве жены, решении жилищного вопроса.
Или в «Мінскай праўдзе» проскочила ошибка, рассказывал тогдашний редактор Михаил Андреевич Суша. Звонит Поляков. И не распекает, а кается: «Ну зачем набрал тебя, ведь подумаешь, что из-за этой помарки. Настроение испортил тебе на весь день, других начнешь дергать… Кто-то верно сказал: пока существуют вокзалы, будут и чемоданы красть, пока выходят газеты — будут и ошибки. Ладно, не расстраивайся, а возьмите-ка вот эту тему…» И никаких оргвыводов после газетного «ляпа» не последовало.
Это типично в его стиле, его духе.
— Вы, Анатолий Михайлович, семь лет работали в Дзержинске первым секретарем. Что запомнилось?
— Если честно, то всегда я больше чувствовал себя хозяйственником. Но партработа, несомненно, значительно обогатила навыками общения с людьми, умением просчитывать последствия принимаемых решений. Ну и, конечно, научила взвешенности и последовательности в кадровой политике.
Район уверенно держался в числе передовиков области. Именно потому, что на ключевые посты были подобраны, не побоюсь этого слова, талантливые руководители. Председатели колхозов и директора совхозов Леонид Иванович Кадлубович, Анатолий Михайлович Радюк, Петр Егорович Харкевич, Николай Антонович Козел, Владимир Евтехович Минько, Владимир Иванович Корнейчик, директор птицефабрики Василий Павлович Груша (всех и не перечислишь) были настоящими и организаторами, и технологами, и испытанными вожаками коллективов. Многие отмечены высокими государственными наградами.
Особо хочу сказать о Гаркуне Владимире Гиляровиче. Он сменил меня уже в горкоме партии. А до этого был председателем колхоза «Красное Знамя». Хорошо вел хозяйство. Предлагаю должность начальника управления сельского райисполкома — ни в какую! Не хочет и все тут. Никакие уговоры и посулы не помогают. Пришлось чуть ли не силой заставлять. На первого тоже не рвался. А потом стал заслуженно видным государственным деятелем.
— На своем месте ощутили себя, когда возглавили аграрный сектор области?
— Опять в дело вмешался случай. Документы уже были подготовлены на секретаря обкома по сельскому хозяйству, но произошел какой-то сбой, и последовало предложение на должность первого заместителя председателя Минского облисполкома с кураторством аграрной отрасли. Это меня устраивало больше — конкретная созидательная работа.
А насколько она была производительной, свидетельствуют достигнутые результаты. Некоторые, кстати, до сих пор не превзойдены. К примеру, в 1990 году область получила 1 миллион 323 тысячи тонн молока, 333 тысячи тонн мяса, удой от коровы составил 3224 килограмма. Нынче он достиг 4848 килограммов, но зато поголовье коров сократилось с 405 тысяч до 316 тысяч. Крупного рогатого скота насчитывалось 1316 тысяч голов, теперь — 904 тысячи, свиней — 816 тысяч и 783 тысячи голов. Только по производству молока и продуктивности коров превышен уровень последнего советского года.
Хочу отметить, что и тогда были единичные случаи такого позорного явления, как приписки. Но они карались беспощадно. Сегодня кое-где пытаются скрасить свои недоработки лакировкой цифр. Зачем! Ведь шила в мешке не утаишь. Правильно, что за это принципиально спрашивает Президент.
— Теперь идет дискуссия о путях дальнейшего развития нашего сельского хозяйства. Каким он видится вам?
— Миром движет интерес. И никуда тут не денешься. Значит, в первую очередь следует крепить экономику хозяйств, чтобы каждый труженик видел личную выгоду. Часто в рассуждениях по этому поводу читаешь: надо прививать чувство хозяина. Каким образом? Человек же не яблоня, что можно привить. Но и она отторгает, не принимает то, что противоречит ее существу. А хозяин — он или есть, или его нет. Тут вступает в свои права отношение к собственности. Не важно, в какой форме, но чтобы крестьянин знал: это мое. Ведь что такое колхоз изначально? Это сумма частной собственности. И каждый относился к ней как к своему. Потом все растворилось в «нашем».
Курс на создание агрохолдингов, взятый сегодня, в принципе правильный. Тем более что опыт комбинатов «Снов», «Ждановичи», «Дзержинский» и других хозяйств показывает экономическую целесообразность и перспективность их. Другое дело, что у нас развелось слишком много контролирующих структур. Они порой по рукам и ногам связывают инициативу на местах. Руководители и специалисты не хотят идти даже на разумный риск. Начинается погоня за валом любой ценой, в надежде, что убытки спишут, государство покроет. Не гнушаются и этими злосчастными приписками. Только кому оно нужно, втирание очков.
Как бы мы не сожалели об исчезновении малых деревень, но процесс этот объективен. Можно сказать, он вписывается в мировую тенденцию. В Испании я наблюдал, как фермер усердствовал на своем наделе, отдыхал на тенистом пятачке, а потом возвращался в благоустроенный дом в благоустроенном поселке. Нам уже надо думать, как сохранить отдельные райцентры. Главное, чтобы люди имели в них хорошую работу, зарплату.
Иногда у нас раздаются стенания по поводу строительства современных молочных комплексов. Видимо, эти радетели слишком далеки от проблем сельского хозяйства. Мудрый хлебопашец, дважды Герой Социалистического Труда народный академик Терентий Мальцев говорил, что если хочешь научиться ездить на велосипеде, смотри в даль, а не перед собой!
— Анатолий Михайлович, что придает вам оптимизма, позволяет сохранять силы и веру в лучшее будущее села?
— Крестьянская закалка. Вера в людей. Ну и, без лишней скромности, каждодневный усердный труд. Я не сидел на должностях. Воспринимал их как высокое доверие, как возможность полнее реализовать себя, свои мысли и задумки. Оглядываясь назад, скажу: где бы ты ни работал, если стараешься, если вкладываешь в дело душу, — тебя заметят, поддержат, помогут. По крайней мере, так было со мной, с моими коллегами. Руководителю любого ранга необходимы такт, сочетание требовательности и заботы о людях. Здесь мелочей не бывает, а промахи оборачиваются как экономическими, так и нравственными издержками. Я чту дисциплину, но откликался на каждую просьбу о помощи. И люди платили взаимностью.
Николай ШЛОМА
Фото Павла ЧУЙКО, «СГ»
