Человек горы и солнца

Много лет назад в белорусской периодике стали встречаться стихи, автором которых был некий Чарказян. Спустя опять же много лет я узнал, что родился он в горах в семье курдов - солнцепоклонников, немногословных гордых людей, тесно связанных с суровой природой. Естественных и основательных. У него была нелегкая биография, и один естественный "выход" - стать поэтом. Разве мог не стать, если так думает и так говорит: "Мы уже так выродились, что даже для звезд стали неудобными... Может, хватит идти дорогой от храма, может, пора остановиться и разобраться, наконец, в том, что же происходит в нашей общей "коммуналке" - на Земле?"

Кто вам еще задаст такой вопрос, кроме поэта?

У поэтов благополучных биографий не бывает. Покой, довольство и "устроенность" не сочетаются со стихом. Стихи, как и дети, рождаются от высокой радости, от желания длиться дольше материального момента.

В каждом сборнике Ганада Чарказяна, а их уже более десяти, присутствует то, что обозначено одним из поэтов до него: "...впасть, как в ересь, в неслыханную простоту". О, если бы все, что написалось, написалось бы так... Но есть еще и даль, и высота - и поэт смотрит на гору и на солнце... Человек гор, который большую часть жизни прожил на равнине, в Беларуси, оглядываясь на предков, чувствуя в своей крови, как течет "высокая" кровь, возрождал их манеру выражения мысли: мало, но много. Слова не должны мешать мысли, им запрещено затемнять смысл. В горах многословие и неточность речи могут стать причиной беды.

Прожитое - прожито. Сделанное - сделано. Притча хранит. Притча учит.

"Возвращение в ту жизнь, где горем была смерть собаки, возможно еще только для меня...", "И Бог сказал им вслед: Все во власти моей. Легко надеяться на силу мою. Но свое отстоять вы должны сами...", "Фонари над входом вешают низко, чтобы свет не падал на чужую территорию"...

Голос Чарказяна-кавказца гармонично соединяется с голосом жреца древнего народа, жившего две тысячи лет назад в заоблачных Кордильерах на другом конце Земли: "Делайте как можно больше добра, и вы уцелеете". Эти слова можно поставить эпиграфом ко всему, что свершает в белорусской литературе поэт-курд.

* * *

В детстве ему мало досталось детства. А дальше была жизнь, в которой "почему-то темных тонов было больше, чем светлых". Ранняя самостоятельность, постоянное ощущение "несуществующей" дискриминации "по национальному признаку" (сильны, сильны еще пещерно-родовые инстинкты, включающие "защитную систему" на сигнал: "Чужой!"...). Отогрела любовь белорусской девушки, ставшей женой, помощь и отцовское участие Петруся Бровки, уважение Василя Быкова, дружба и творческое содружество Рыгора Бородулина. Жил, работал (по профессии он инженер-строитель), растил дочь, дождался внучку и - писал стихи. Приобрел еще одну профессию - ее невозможно получить в институте, она может быть подарена только небом и только "за заслуги перед человечеством" - в данном случае, возможно, за то, что пишет в стихах и в прозе свою душу. Профессия эта - помогать людям.

Последний отпуск ушел на то, чтобы написать повесть. Рабочее название "Город призраков".

- О чем?

- О жизни.

Широкоплечий, сильный, надежный. Глаза на красивом горбоносом лице почти всегда печальны. Но бывают минуты, когда в них зажигаются огоньки и пляшут черти - шутка, подначка, смех... Становится понятным: внутри "горы" живет вулкан. Поэту уже немало лет, хотя по горскому летоисчислению он - юноша; но когда идет по улице - я не один раз это видел, - девушки оборачиваются вслед. Они словно знают, что он пишет стихи...

* * *

У Чарказяна свой "горский" язык. Думаю, что читатели невольно увидят "за ним" Фазиля Искандера и Нодара Думбадзе, а может быть, Расула Гамзатова и Кайсына Кулиева. Когда-то Виктор Астафьев создал целый континент "сибирского" языка. Пожалуй, в Беларуси подобное сотворил Ганад Чарказян, посадил свои южные высокогорные цветы на радужную поляну белорусской литературы.

В переводе с курдского Чаргави - это четыре шага. Так Ганад Чарказян называет свои четверостишия. Вам ничего не вспомнилось? "До тебя мне дойти далеко, а до смерти четыре шага..." Война... Жизнь в горах - вечная "тихая" война: за урожай, виноград, за овец, прочный дом, за безопасность очередного шага среди лавин, камнепадов, оползней. По тропе над пропастью... За жизнь детей, которым трудно расти там, где орлы растят своих птенцов...

Четыре шага в горах - это целая жизнь. Чарказяну часто удается уместить мудрость жизни в четыре строки - четыре "шага" поэзии, освятившей мысль.

На плечи руки и лицом во тьму

Твоих волос, струящихся рекой.

Мудрец или безумец - никому

Не даст любовь спасительный покой.