Который год мечтаю открыть 31 декабря окно настежь и выбросить в него кучу хлама. Нелишенные чувства юмора итальянцы так и делают, им легко — это традиция. В Аргентине по такой же давней традиции служащие учреждений в последний день уходящего рабочего года тоже выбрасывают из окон старые календари, ненужные ведомости и бланки. Говорят, что в деловой части страны — Буэнос–Айресе — уже к полудню тротуары и проезжая часть густо покрываются пухлым слоем бумаги. Никто не знает, как и когда возник этот обычай, но все ему следуют. Не обходится без казусов. Однажды не в меру разыгравшиеся сотрудники одной из газет выкинули за окно весь архив. Но мечта моя понятна, особенно гештальт–терапевтам, щедро дающим советы безжалостно расправляться с «хвостами». В смысле со старыми историями своей жизни, которые уже давно «окаменели», но по непонятным причинам продолжают свое существование в наших головах и сердцах. Эти истории заставляют взрослого и, может быть, даже умного человека вести себя непредсказуемо. Например, положить своему ребенку под елку на Новый год пять велосипедов. Потому что где–то в душе до сих пор болит тот один, не купленный в детстве. И я вспоминаю анекдот про ЭМО: «Если у тебя в детстве не было велосипеда, а теперь у тебя самая дорогая в мире яхта, то все равно — в детстве велосипеда у тебя НЕ БЫЛО!» Не вернешь и не отмотаешь. Непросто избавиться от обид и рефлекторного следования своим программам, которые создают все те же обиды, но... Я и говорю, взять бы да открыть окно пошире.
Как в «Голубке» Зюскинда. Какая–то тварь вторгается в убежище к человеку, который так хорошо спрятался от всего мира в своей комнате. Эта тварь — голубка, но из–за нее нарушается привычный ход жизни. Все было на своих местах, все вросло, окаменело — и вдруг голубка! Прилетела! Она не входила в планы. И как теперь жить?! И хоть ответ, несмотря на сложность мышления немецкого писателя и киносценариста Зюскинда, прост — напиться и забыться! В жизни все так и не так. Потому что в литературном произведении можно поставить многоточие, оставить недосказанной историю о человеке, который впервые в жизни вышел из убежища и пошел куда глаза глядят, а потом купил вино и грушу, съел и выпил в гостиничном номере. И может быть, даже умер, а может быть, остался жив, но в нем умер «старый режим». В жизни в большинстве своем все куда прозаичнее. Наступает момент трезвости, и все возвращается на круги своя. И как–то незаметно приходит новый день, ничуть не отличающийся от старого. И все продолжает вращаться по привычной орбите, и ты думаешь: ну когда–нибудь я себе еще раз такое позволю... Знакомо?
«Стало тихо. Париж ел». Далась мне эта «Голубка»!
С годами я наконец поняла, почему взрослые так странно говорят тост. Не просто «С Новым годом! Ура!» А обязательно в начале добавляют вздох и «Ну!» Так и получается — вздох. «Ну! С Новым годом!» В этом вздохе вся тяжесть принятия нового взрослым человеком.
Дети открыты. Им нечего вздыхать. У них практически нет «историй», только шишки на лбу. Они кричат: «Давай подарки! С Новым годом! Ура! Праздник!» Взрослые любят детей своих без памяти, но смотрят на их радость с сожалением и повторяют все то же: «Ну. Ну–ну...» Взрослые умеют видеть сквозь годы. И хотят быть, как дети, и не могут расстаться со своими «шкафами и скелетами». И понимают, что дети тоже наживут себе этого «добра» с годами. Как быть?
Растрясти хорошенько свою душу и тело, и, может, после такого–то танца наутро оно само все по–другому соберется. Проснешься 1 января к вечеру и не узнаешь себя. Другой человек — совсем другой! Хороший. Просто хороший и красивый. Смелый и талантливый. Сам счастливый и других умеющий осчастливить. Человек нового года. Две тысячи одиннадцатого!
С праздником тебя, человек!
Т.С.
