У меня любовь с Родиной. Иногда мне, правда, кажется, что Родина любит меня сильнее. Как обычно в паре: один пылает страстью, другой позволяет этому огню гореть. Я, чего скрывать, посматриваю налево мечтательным взглядом. Вот бы домик у моря, чтобы ничто не заслоняло горизонт. Выйти с утра на рыбацкий рынок, схватить за хвост свежего сибаса, посолить, поперчить и в духовку. Средиземноморский обед готов!
Но Родина меня любит. Она смотрит всепрощающим взглядом, ей и про сибаса понятно, но «Нет, Татьяна, не отпущу-у-у». Баюкает. Возвращаясь из отпуска, я снова падаю в ее мягкие объятия, достаю из духовки молодой картофель, наливаю кефир в стакан. Цветут розы, в лесу земляника. Ай, ну ладно, ну море, и что море, ну горизонт...
В кафе меня угощают чашкой капучино, по радио моя передача, работница почты не спрашивает паспорт, соседи зовут в гости.
— Татьяна, я знаю вас с детства, — с восторгом басит бородатый мужик. — В садике у нас во время тихого часа всегда тихонько играло радио, и вы вели программу по заявкам, я засыпал под ваш голос.
Так я опять слышу текст Родины о нежном и трепетном отношении к своей личности. Сибас бьет хвостом и уплывает, не съеденный мною сибас.
В июне праздновала день рождения, и Родина мне такое устроила! Я полетела в Барселону, там в мой праздник весь день лил дождь, +17.
— А у нас +33! — хохочут в трубку родные и друзья.
Родина стоит за их плечами и хитро щурится — не там ты ищешь счастье, Николаевна!
— Надо уезжать, уезжать надо! — эхом вторят и те и эти.
Уезжают. Потом встречаю их на «Комаровке».
— А, не... Там и бизнес не пошел и как-то не так...
Потащили домой мешки с картошкой. И я понимаю — их тоже Родина любит. А другие ничего, прижились. Своими стали, нашли приемную Родину. Такое тоже бывает. А отчего зависит, не знаю. Не пробовала. Максимум на месяц, в отпуск, так что даже и не знаю, каково это эмиграция.
На днях позвонила бывшая соседка. Шесть лет прожила в Вене, решила вернуться в Минск.
— То есть ты оставляешь самый комфортный для жизни город мира?
Да, я читала, что Мельбурн, Вена и Ванкувер — the best of the best!
— Нет ничего хуже, чем жить в лучшем городе, — хохочет. — Здесь все очень хорошо и каждый день это хорошо повторяется, как «день сурка». Я устала от такой ровной выхолощенной жизни, хочу назад!
Наверное, у каждого из нас есть от рождения диагноз. Мы здесь все немножко зараженные вирусом неидеальной жизни. Сколько себя помню, жила в процессе ремонта. То мы клеили обои, то меняли батареи в ванной, белили потолок и опять клеили обои. Было такое ощущение, что когда-нибудь все построим, но мы так привыкли мастерить и доделывать, что хоть и ставим перед собой задачу довести все до толка, а если честно посмотреть на вещи, то без этих переделок бытие и немыслимо. Дай нам готовую Австрию, тут же захандрим, запьем и, взяв себя в руки, начнем искать, где и что можно переклеить, а когда поймаем, что нам в той «ненашей» Австрии такое непозволительно, сбежим назад к своим полуфабрикатам. Так и моя подружка — ремонтирует жилье в Минске, возвращается.
Уехала на недельку, вдыхаю запах моря, оно мое! Вот чувствую прямо, море — оно мое море! Как так?! Почему несправедливо поделили? А рядом незримо пристроилась Родина — и смотрит на горизонт печальными глазами, опущены уголки рта:
«Мне нечего сказать ни греку, ни варягу.
Зане не знаю я, в какую землю лягу».
Да ладно тебе, это ж Бродский! Люди его прогнали, а Родина любила, он ее контрабандой внутри себя вывез и жил в ней. Она в нем, он в ней. Как Набоков. И тысячи, сотни тысяч других. Как Фира, которая не стала учить английский язык в Америке — а чего еще?! Кому оно надо! Общалась в своем русском квартале по-русски.
Но этот внутренний дуализм — бежать нельзя остаться. Ну правда, так и хочется отдалиться от Родины, истосковаться, вернуться, разочароваться, уехать и завещать похоронить себя в месте рождения. Есть такое, правда, в нашем характере?
Засыпая, я люблю представлять, как Родина меня отпускает. «Ладно, — говорит, — езжай, Танюшка, к другой Родине». Я смеюсь, потому что так не бывает. Столько лет вместе. С другими только яркие непродолжительные встречи, под конец которых только и мысли, что вот приеду, то сделаю, то переделаю, там подправлю и стану опять грезить сибасами.
— Гоненье на Москву. Что значит видеть свет! Где ж лучше?
— Где нас нет.
Классика! Я бы на каждом погранпереходе этот текст повесила. Чтоб знали, кто автор. Грибоедов! «Горе от ума».
Т.С.
sylim@sb.by
