Новый, недавно назначенный главный режиссер Белорусского государственного академического музыкального театра, лауреат многих международных конкурсов, обладатель премии «Золотая маска» Сусанна Цирюк хорошо известна минчанам. Сусанна Юрьевна в свое время окончила консерваторию в Санкт–Петербурге, потом работала режиссером–постановщиком нашего Большого театра оперы и балета, преподавала в академии музыки, уехала из родного города в Мариинский театр. Работала главным режиссером Ростовского музыкального театра. И вот снова вернулась в Минск после 11–летнего перерыва.
— Вы легко согласились возглавить наш музыкальный театр?
— Достаточно легко. Но не могла этого сделать летом, поскольку у меня были обязательства перед другими театрами. А я отличаюсь маниакально–депрессивным педантизмом: сначала закрыла «долги», потом приехала в Минск. Но если бы согласилась сотрудничать с нашей музкомедией летом, меня просто не было бы полгода на рабочем месте. По–моему, это просто неприлично. Театры я стараюсь не подводить.
— Их круг расширяется или это по–прежнему ваши любимые Ростов, Иркутск...
— ...Новосибирск, Челябинск. Наверное, расширяется: скоро будет Нижний Новгород. Недавно с предложением сотрудничества выступил Саратов.
— Сусанна Юрьевна, как вы намерены построить свою работу главного режиссера в Минске, в современном музыкальном театре?
— У любого спектакля есть только один критерий качества: он должен быть интересным и убедительным. Если ты смотришь и он тебя захватывает, значит, это хороший спектакль.
— Ради этого многие режиссеры готовы пойти на все. Для вас есть та степень провокативности, за которую вы не можете зайти? Например, посадить Татьяну Ларину на унитаз, как это сделали в одном из московских спектаклей?
— Да, мне это не близко.
— Если сравнивать российский театр с белорусским, кто выигрывает?
— К сожалению, никаких сравнений провести пока не могу. В Минске я всего неделю. С удовольствием начну смотреть все спектакли, тогда составлю некое мнение. А в Ростове я провела 6 лет и попала как раз в некий поворотный момент для культурной ситуации юга России. Там существовала старейшая российская оперетта, даже старше одесской, но оперы и балета не было. Я появилась, когда труппа переехала в новое здание. Фактически там формировался новый коллектив огромного музыкального театра. Один зрительный зал на 950 мест.
С оперой было проще, потому что в Ростове есть консерватория, а хореографического заведения не было. Теперь уже появилось, так что и этот пробел восполняется. Но когда я стала главным режиссером, все равно считала, что труппа не должна знать почерк только одного мастера. Мы приглашали лучших постановщиков, чтобы возникали разные спектакли — и традиционные, и новаторские.
— Вы были ассистентом у известных режиссеров. Чему научились в сотрудничестве с такими именитыми режиссерами, как Андрей Кончаловский и Максимилиан Шелл?
— Я ни в коем разе не стыжусь своих ассистентских работ, потому что считаю, это очень полезно. И не каждый режиссер вообще может быть хорошим ассистентом. Когда просто приходишь на чужую премьеру — это одно, но когда видишь весь процесс изнутри, это совсем другое. Например, у Кончаловского мне была интересна его киношная методика работы с массовкой спектакля «Война и мир», на фоне которой он ставил крупные и достаточно статичные планы солистов. Что касается Шелла, с которым мы работали в Лос–Анджелесе над оперой «Лоэнгрин», меня впечатлял его режиссерский показ. Это было что–то. Максимилиан — гениальный актер.
— Какой спектакль вам особенно дорог?
— «Леди Макбет Мценского уезда» в ростовском театре. Не потому, что он получил много призов, просто он до сих пор существует где–то у меня внутри. За ним следит сейчас, кстати, первокласснейший ассистент, поэтому я уверена, что даже без моего присмотра с ним ничего дурного не случится.
— Вы согласны, что у многих театральных и кинорежиссеров есть комплекс — рано или поздно поставить оперу? Вспомните — Сокуров, Кончаловский, Някрошюс...
— ...Мирзоев. Да, что–то на нашей «поляне» их, видимо, привлекает. Должно быть, другая степень условности, иные средства выразительности, масштаб.
— У вас есть любимые композиторы?
— Ой, много. Конкретизируйте, какой период?
— Классика XX века.
— Очень люблю Шостаковича и Прокофьева. Пуленка, хотя мне его не приходилось ставить. Равеля — с ним тоже пока мимо. По–моему, за «Поворот винта» Бенджамина Бриттена любой режиссер может все отдать. Почти нигде он не идет, только в «Мариинке».
— Из–за сложности музыкального материала?
— Нет, в первую очередь из–за трудностей, связанных с авторскими правами. Сегодня никакое пиратство невозможно, а права на такую постановку получить сложно. С обществом защиты авторских прав наследия Бриттена договориться практически невозможно.
— Оставим оперу. Когда говорят, что мюзикл — пошлый, коммерческий жанр, который портит музыкальный вкус, как вы на это реагируете?
— Это практически то же самое, когда говорят, что оперетта — второсортный жанр. Не бывает второсортных и пошлых жанров. Случаются лишь конкретные второсортные и пошлые постановки.
— Можете привести пример мюзикла, который прижился на российской площадке?
— Cats. Там невероятный перевод сделал Алексей Кортнев. Потрясающе талантливый человек и музыкант. Сейчас, знаю, создается масса новых русских мюзиклов. Все зависит от таланта авторов. «Норд–Ост» в этом отношении, на мой взгляд, был настоящим прорывом.
— Сегодня любая работа режиссера с музыкой — будь то классика или мюзикл — часто предполагает по разным причинам сокращение материала. Вы себе это позволяете?
— Да, но только с согласия дирижера. В музыкальном театре должен быть тандем режиссера и дирижера. И никакие купюры я не позволю себе сделать без обоюдного согласия. В Ростове мы прекрасно находили общий язык с Александром Анисимовым, когда он был там главным дирижером. Иногда спорили, но каждый раз приходили к компромиссу.
Нужно находить общий язык, иначе спектакль не получится. Не может каждый — режиссер, дирижер и художник, как лебедь, рак и щука, — тащить спектакль в разные стороны, иначе их ждет однозначный провал. Мы должны прийти к общему знаменателю. При том, что всю жизнь я выступаю за авторскую режиссуру, мое твердое убеждение: в любых творческих союзах нужно находить свою гармонию.