Анастасия Москвина: «Мне кажется, звездность у артиста возникает от неуверенности в себе»

Золотой голос Беларуси, народная артистка Анастасия Москвина — одна из тех, на ком держится слава белорусской оперной школы, и, пожалуй, самая артистичная из представительниц нашей современной академической сцены. Свою творческую судьбу считает счастливой, хотя путь в Большой театр для нее был достаточно долог: ничто не падало с неба, все достигалось упорным трудом. Новый театральный сезон певица встречает в преддверии сразу двух юбилеев: время подводить итоги (профессиональные и личные) и открывать новые горизонты.


— Анастасия, этот год для вас юбилейный. Поделитесь творческими планами на сезон?

— Новый сезон будет для меня интересным, потому что совпадают два юбилея: личный (50‑летие) и творческий — 20 лет на сцене. Отмечу их спектаклем «Князь Игорь», в нем у меня одна из любимых ролей.

— Ярославна?

— Да, люблю этот образ, он мне соответствует по характеру. И если когда‑то я начинала с Чайковского и пела более молодежные партии (Татьяну в «Евгении Онегине», Иоланту), то Ярославна — сильная, зрелая женщина, славянская воительница, правая рука своего мужа во время тревожных событий. Я в целом люблю русскую музыку, люблю петь на родном языке — тогда другой смысл вкладывается в исполнение. Вроде мы на всех языках поем, но все‑таки своя музыка мне даже по голосу как‑то ближе…

— В прошлом сезоне увидели вас в качестве руководителя оперной труппы Большого театра. Как чувствуете себя в этой «партии»?

— Необычно. Работа, которой я раньше никогда не занималась, — всю жизнь была солисткой. Стало меньше времени на исполнительскую деятельность. С другой стороны, я понимаю, что в принципе уже готова к таким переменам. Хочу приносить пользу театру и труппе не только как певица, но и как руководитель, потому что знаю профессию, ее специфику, знаю коллектив и кто из артистов на что способен… Приходит время для любого артиста, когда нужно постепенно уступать место молодым, так что держаться в 50 лет за партию Татьяны Лариной, конечно, не собираюсь. Но я люблю театр и надеюсь, что могу приносить пользу не только как солистка. Конечно, многому учусь сейчас в новой ипостаси — все‑таки руководитель я еще молодой. Параллельно продолжаю выступать: пою в спектаклях, много концертов по стране… Работы стало даже больше, и мне это нравится: я по натуре неспокойный человек, люблю, когда много дел, и разных.

— Правда, что изначально вы и не собирались петь в опере?

— Правда. Я и вокалом пошла заниматься только потому, что пела песни под гитару. Помню, меня пригласил на свидание молодой человек и взял билеты в Большой театр на «Иоланту». Я там вообще ничего не поняла! «Какой зануда, — подумала, — не буду с ним встречаться». А потом эта Иоланта стала моей первой партией в Большом.

— Нет ревности к более молодым артисткам? Вообще, в творческой среде это нормально или нечто из ряда вон?

— Такое встречается, но мне кажется, что это ненормально. Ревность, зависть — это не очень хорошие чувства. Конечно, всему есть объяснение: люди столько лет боролись за то, чтобы попасть в театр, чтобы получить ту или иную роль, и вдруг приходят молодые и все у них забирают… Чувство, наверное, естественное, но, если ты находишь себя в какой‑то иной ипостаси, оно не будет тебя съедать. Да, в драматическом театре много ролей для возрастных актеров, а в опере хотят видеть на «молодых» партиях исполнителей помоложе (ну относительно, потому что академический вокал начинается лет с 30: пока у тебя голос сформируется, пока ты научишься им владеть…). Но мне кажется, если человек себя уважает, он не будет ревновать к тому, что молодые пришли. Ведь, когда ты пришел, к тебе так же относились некоторые мэтры, куда‑то не пускали…

— А вас не пускали?

— А эти вещи зависят не только от коллег, но и от руководства: дает ли оно дорогу молодежи. Преемственность поколений должна быть, потому что, если ты долго не берешь молодых исполнителей, рано или поздно неизбежен возрастной провал в труппе. 
Нужно всегда думать, кто придет после тебя. 
Вдруг, из ниоткуда новый артист не возьмется и не запоет: когда ты приходишь в оперный театр, тебе на раскачку надо пять‑шесть лет, чтобы вой­ти в репертуар и научиться петь главные партии без вреда для своего голоса. Певцу, как спортсмену, нужен постоянный тренаж. Поэтому, когда новички выходят на сцену с условным «кушать подано», — это не потому, что их не ценят, а потому, что физически они еще не могут довести до конца сложную большую партию. Для этого нужны постоянные занятия. Когда я в свое время пришла в Большой театр, молодым артистам давали шанс показать себя. Тебя бросали в воду, выплываешь — молодец.

— Вы по‑прежнему преподаете в Академии музыки?

— Да, и в прошлом году получила звание профессора. Мне нравится, что я могу переключаться между разными сферами: и выходить на сцену как певица, и учить студентов. Но все равно все крутится вокруг вокала.

— Есть среди ваших студентов те, в ком вы видите свою смену? Старшее поколение обычно поругивает молодежь: мол, вот мы в свое время…

— Это брюзжание бабушек на скамеечке. Мне нравится, что сейчас мы включились в патриотическое воспитание наших ребят, что 1 сентября ­Президент общался с молодыми людьми. По‑моему, это правильно. Я считаю, молодежь в любую эпоху хорошая, просто нужно правильно с ней общаться. А таланты рождаются во все времена, и наше время не исключение. Например, моя студентка Евгения Борбат в этом году стала лауреатом международного конкурса и стипендиаткой спецфонда ­Президента, и это не может меня не радовать.

— В 2020‑м на вас, как и на многих артистов, занявших прогосударственную позицию, обрушился шквал негатива. Трудно было это пережить?

— Я боец, мне в принципе не трудно жить. И отстаивать позицию государства мне никогда не было сложно, у меня в ней никаких сомнений не было и нет. Любить свою страну — это норма, и мне странно, что кто‑то может этого не разделять. Так что в 2020 году я просто осталась сама собой, какой и была всегда. Внутри меня ничего не поменялось.

— Как думаете, почему именно артисты в тот момент стали слабым звеном?

— Сильных духом людей в принципе не так много. А люди искусства — особенно ранимые, увлекающиеся, эмоционально неустойчивые, на таких воздействовать проще всего. В силу своего темперамента и профессии артисты — наиболее внушаемые и ведомые. Сама их деятельность требует подчинения — режиссеру, дирижеру… Ты как пластилин, из которого лепят что угодно. Я их жалею и поэтому ни с кем не вступала в конфликт ни тогда, ни сейчас. Не обрывала никаких связей — рвали со мной. Притом что я абсолютно неагрессивно настроена по жизни и к религиям, и к политическим взглядам… С другой стороны, в итоге вокруг меня появились новые люди, которых иначе я бы могла вовсе не узнать.

— Два года спустя как все это ощущается?
— Меня переполняет чувство гордости за ­Александра ­Лукашенко, за то, что это наш ­Президент. Если раньше, когда у нас все было спокойно, мы просто жили не задумываясь, то сейчас очень внимательно слушаю все его выступления. После 2020 года я еще сильнее понимаю, насколько нам с ним повезло.
— Никогда не замечала в вас признаков звездной болезни…

— А ее никогда и не было. Мне кажется, звездность у артиста возникает от неуверенности в себе. Я размышляла на эту тему: думаю, это все от желания кому‑то что‑то доказать. Мол, посмотрите, какой я: лучше всех одет, самый богатый, лучше всех пою… Мне это не нужно, я себе и так знаю цену. Никогда ничего никому не доказывала, да и вообще я люблю процесс ради процесса: мне интересно разучивать новую партию, новую роль…

— Кстати, о новых партиях: при такой загрузке вы успеваете их готовить?

— Пока не получается, хотя задумки есть. Наверное, мне еще нужно время, чтобы вой­ти в колею. Зато я попробовала кое‑что новое: в финале прошлого сезона впервые исполняла джаз и поняла, что мне очень нравится такая музыка. Вместе с джаз‑трио Елены Вашкевич «Трансформер» мы провели два концерта «Опера + Джаз» и намерены повторить опыт. Это была интересная программа, звучала и классика (например, ария Лауретты из оперы Пуччини «Джанни Скикки») в джазовой обработке, и отрывки из оперы «Порги и Бесс» Гершвина, и популярные мелодии (такие как «Журчат ручьи»), то есть все: от оперных арий до советских эстрадных хитов. 
Мне уже тесно в рамках одного жанра, хочется экспериментировать, тем более джаз достаточно сложен для меня — сложнее даже, чем опера. Но я получаю от этого колоссальное удовольствие
ovsepyan@sb.by

Фото из личного архива.
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter