Ирина Полянская уже обронила бриллиант... Я его нашел и вернул - и судьба Алены Свиридовой была предрешена.
Геннадий Стариков в стиле Булгакова
Однажды в Минске я встретил возле филармонии Ирину Александровну Полянскую - самого сильного педагога по эстрадному вокалу у нас. Она дружила еще с Клавдией Шульженко, чью вокальную школу изучила в совершенстве, и передавала опыт молодым певицам. Мы поздоровались и пошли своей дорогой. И тут я услышал странный звук, очень тихий, очень слабый, как будто что-то очень маленькое упало наземь. Любопытство победило, я остановился, повернулся и увидел какой-то маленький предмет на тротуаре. Подойдя, я разглядел серьгу с бриллиантом в несколько карат. Ее потеряла Полянская, которая ничего не заметила и неспешно удалялась. Говаривали, что в молодости Полянская была подругой самого Вертинского, - а вдруг это его подарок? Я был взволнован: что делать? возвращать ей бриллиант или нет? Дьявол искушал меня. Но воспитание, данное моими родителями, честными людьми из трудовой технической интеллигенции, и недавно просмотренный фильм "Принц Флоризель", в котором за бриллиантом тянулся кровавый шлейф, не позволили мне прикарманить его. Нет, счастья он мне не принесет, подумал я, и догнал Полянскую.
- Вы тут обронили что-то, - она, увидев серьгу на ладони, запричитала на всю площадь Якуба Коласа. "Ах-ах-ах, ой-ой-ой, Геночка, я теперь тебе до конца дней обязана!" И на радостях расцеловала меня. Я чувствовал, что на этом история с бриллиантом не закончится, обязательно будет продолжение.
В советское время музыку и музыкантов поддерживало государство. "Песняры", "Верасы", "Сябры" имели многомиллионную аудиторию по всему Советскому Союзу и за рубежом. И кормили сборами от концертов не только себя, но и педагогов, врачей, силовиков. Принцип был такой: "Талант надо поддерживать, а серость пробьется сама".
В 90-е система развалилась. Народившийся бизнес думал только о наживе: "Хто ён такi, гэты аўтар, чаму гэта я павiнна яму плацiць нейкiя аўтарскiя? - говорила директор ресторана "Свiтанак" представителю общества охраны авторских прав. - Няхай ён возьме лапату ды снег разграбе вакол ганка, тады, можа, я яму што-небудзь заплачу". Что ж, эту логику можно понять.
В то время обнищавших музыкантов поддерживали порой криминальные авторитеты, защищали, безвозмездно давали деньги на жизнь и развитие. И вот как-то раз звонит мне по телефону один такой знакомый, в прошлом музыкант, и говорит: "Гена, посмотри одну девчушку, она поет и чего-то там хочет". Отвечаю: "Я знаю, чего она хочет! Она хочет "бабок", а мне своих артисток надо поддерживать". Тогда он говорит: "Гена, у нее такие красивые ножки и она, когда поет, в проигрышах так ими выписывает!" Это был удар ниже пояса. Немного поколебавшись, я ответил: "Ладно, пусть приходит, посмотрю, что из нее можно сделать".
Пришла молодая, красивая. "Алена", - сказала она, протягивая мне руку. В коротком разговоре выяснилось, что она работает концертмейстером в институте культуры в балетном классе и пробует подрабатывать в ресторанах, пытаясь выжить и прокормиться...
- Музыкальное образование есть?
- Да, музыкально-педагогический институт.
- А зачем я тебе понадобился? Может, ты хочешь, чтобы я научил тебя играть на гитаре для себя и друзей? Или подготовил к работе в ресторане?
- Я хочу стать звездой!
- Ух ты, круто! Мне нравятся твой напор и чувство премьерства. Пожалуй, я потрачу на тебя время.
- Я хочу стать настоящей звездой!
- Молодчинка, - я похвалил Алену. - Станешь звездой, нервы у тебя крепкие, к тому же ты сильная и умная. И в тебе есть изюминка. Теперь приступим ко второй части - обучению профессиональному вокалу, которого у тебя нет. Иди домой, я тебе позвоню через пару дней, - мне надо кое с кем переговорить".
И вспомнив про судьбоносный бриллиант, я поехал в филармонию, встретился с Полянской и попросил ее посмотреть Свиридову. Та согласилась. Я привез Алену в филармонию. Полянская предложила мне подождать в коридоре - "я послушаю ее сама". Через несколько минут она вышла в коридор и с раздражением произнесла: "Ты кого привел? Там же конь рядом не стоял с ее пением". И только собралась меня послать вместе с моей протеже куда подальше, как вдруг осеклась и, видимо, вспомнив про бриллиант и данное обещание, сказала, что займется Свиридовой. Как она мучила Алену на занятиях, я смотрел с содроганием. То перетягивала изо всех сил ей живот ремнем и заставляла с ним петь. То ставила будущую звезду буквой "Г" и та должна была петь, при этом сильно сжимая руками крышку рояля, - все это "прелести" школы Клавдии Шульженко! Но через несколько месяцев изнурительных занятий дыхание было поставлено, диапазон распет, высокие ноты звучали громко и брались точно, без глиссандо, узелки были сняты, страх и дрожь в голосе ушли, появилась уверенность в себе. Алена вздохнула полной грудью и смело поехала в Москву, став там Аленой Свиридовой.
Р.S. Жаль, я никогда не слышал ни слова, ни полслова благодарности в свой адрес. Приятно хоть то, что в одном из интервью теплые слова нашлись для Ирины Александровны. Неужели правы те, кто говорит: "Не делай добрых дел, добрые дела наказуемы".
Алена, докажи, что это не так, приедь в Минск 19 ноября на юбилейный гала-концерт по случаю моего 60-летия и спой свой гламурный "Розовый фламинго" или удивительно искренний романтический блюз "Но никто никогда не любил тебя так, как я", который я очень люблю. А взамен я подарю тебе любую из самых красивых моих песен...
Геннадий СТАРИКОВ.
