Побег с Урала
В 1915 году 8-летний сын рабочего металлурга из Каменского (позднее — Днепродзержинск) успешно сдал вступительные экзамены в классическую гимназию, а в 1923 году махнул в Курск и поступил в землеустроительно-мелиоративный техникум. Здесь же студент-красавец познакомился со своей будущей супругой Викторией.
После техникума Леонид несколько месяцев трудился в Курской области, затем под Оршей, откуда был переведен в Свердловск, где уже в 1930 году стал замначальника Уральского окружного земельного управления. Однако здесь происходит крутой перелом в его судьбе — неожиданно срывается в Москву, поступает в вуз, но, не проучившись и года, переводится на вечерний факультет металлургического института в Каменском и устраивается на работу слесарем.
Зигзаг более чем странный. В своих “Воспоминаниях” Леонид Ильич объяснил метания тем, что захотел вернуться к родным истокам. Но вопросы остаются. Просто так от высоких должностей не отказываются. Одно дело замначальника областного уровня, а другое — слесарь с отдаленной перспективой вузовского диплома. Возможно, предполагают историки, суть в том, что в 1929 году началась коллективизация, которая, по сути, ставила деревню на колени. И хотя землеустроитель не являлся прямым проводником партийной линии на селе, тем не менее без его участия не обходилось. И чтобы не участвовать в уничтожении села, оставался единственный выход — бежать, пока не поздно. В пользу этой версии говорит и все последующее поведение Брежнева — он никогда не был рьяным исполнителем идеологических заданий, и его сложно представить в роли сурового красного комиссара в папахе и с шашкой на сельском сходе, где доводится до каждого подворья норма сдачи буренок в колхоз.
Но, как бы там ни было, с середины 30-х теперь уже дипломированный металлург начинает новое восхождение: директор местного техникума и тут же взлет до зампреда Днепродзержинского горисполкома, а оттуда трамплин в Днепропетровский обком. И постановление за подписью первого секретаря ЦК КП(б) Украины Никиты Хрущева об утверждении Брежнева членом бюро обкома.
После Великой Отечественной войны бравый генерал-майор по рекомендации все того же Хрущева становится первым секретарем Запорожского, а затем Днепропетровского обкома, а через пару лет и еще круче — 1-й секретарь ЦК КП Молдавии.
В 1952 году на 19-м съезде партии (как гласит одна из легенд) Леонида Ильича представили Сталину, и Иосиф Виссарионович будто бы сказал: “Какой красивый молдаванин!”. И “молдаванин” тут же был введен в состав Секретариата ЦК партии.
Все выше и выше
Смерть “вождя всех народов” не только приостановила карьерный забег статного красавца, но даже на время, пока в Кремле шел дележ власти, отбросила назад. И лишь в 1956 году, когда Хрущев утвердился как лидер, а Леонид Ильич с успехом выполнил целинное поручение партии, ворота к вершине власти вновь открылись. Ведомый своим визави, он дошел до Председателя Президиума Верховного Совета СССР и секретаря ЦК КПСС. Это был 1963 год.
Верхний эшелон власти к тому времени представляли уже не “революционные мечтатели”, а люди дела, практики, пришедшие в кремлевские кабинеты от сохи и станка. И новый курс Хрущева у них все больше вызывал протест.
Ропот шел и “снизу”. У сельчан отбирали земельные наделы, устанавливали предельное количество кур и хрюшек на усадьбу. “Ничто не должно отвлекать советских граждан от построения коммунизма”. Сегодня это звучит смешно, но в те годы крестьянам было не до смеха. А кукуруза за полярным кругом?
В 1964 году на пленуме ЦК “группа товарищей” отправила Никиту Хрущева “по собственному желанию на пенсию”. И одну из главных ролей в этом перевороте сыграл Брежнев. А вдохновителями заговора были секретарь ЦК Александр Шелепин (“Железный Шурик”) и глава КГБ Владимир Семичастный.
Брежнева и тогда, да и позже некоторые порой ошибочно считали человеком слабовольным, нерешительным и мягким. Однако то, как он провел комбинацию-1965, когда одних перетянул на свою сторону и их руками убрал своих противников, а в последующем расставил на ключевые посты людей, которые более десяти лет верой и правдой служили ему и ни о каких заговорах не помышляли, — свидетельство как раз твердости и упорства. Просто делалось это не с помощью страха или унижения подчиненных, а, наоборот, за счет подчеркнуто уважительного к ним отношения. Вспомним, что максимальным наказанием за нелояльность была почетная отправка на пенсию или на посольские должности — “подальше от Москвы”.
Обещанного четыре года ждут
У белорусского лидера Петра Машерова с Леонидом Ильичом отношения сложились достаточно непростые. В чем здесь причина, даже сегодня сказать сложно. Тогда “верному марксисту” пели здравицы все. И Петр Машеров не исключение. В своих речах генсека он также называл и неутомимым борцом, и бесстрашным комиссаром Великой Отечественной войны, и выдающимся деятелем современности и так далее и в том же духе, но это на отношениях лидеров никак не отражалось (хотя они вместе и отдыхали, и охотились, и жены их дружили).
Даже Золотую Звезду городу-герою Минску Леонид Ильич вручил лишь четыре года спустя подписания соответствующего указа, а торжественные мероприятия по этому поводу в Минске вообще скомкал, перекроил, прервал и второпях, будто бежал от неприятного общества, отбыл в Москву. А в Алма-Ате на праздновании 60-летия Казахской ССР и вовсе с нескрываемым раздражением отворачивался от 1-го секретаря ЦК Компартии Беларуси.
Возможно, их неприятие было на некоем личностном уровне. Нелюбовь кремлевского правителя скорее была обычной завистью, которую испытывает старый и немощный к здоровому и полному сил. Тем не менее Машерова никто не “задвигал” и в “почетную ссылку” не отправлял. Беларусь даже в годы застоя динамично развивалась, и это было решающим в судьбе первого лица республики.
Да, Брежнев с куда большим удовольствием встречался с Кунаевым и Рашидовым. Но и только.
Версия же о том, что Машерова “определенные круги в Кремле” прочили на пост генсека, появилась лишь после трагической гибели Петра Мироновича в автокатастрофе...
Незнание не освобождает от последствий
Трагедия Леонида Ильича с сегодняшней высоты видится до боли отчетливо. Его понимание стабильности дорого обошлось СССР. Отказ от реформ вначале воспринимался как некое благо. Страна, измученная экспериментами, террором, войнами, наконец-то смогла перевести дыхание. Это было похоже на действия канатоходца, которого беспрестанно бросало из одной стороны в другую. И вдруг — желанное равновесие. И очень хочется идти спокойно, неторопливо. Но, увы, остановка, пауза тут же ведут к застою. Так же и после шторма команда бросает весла, и тихое течение жизни обычно играет с кораблем государственности злую шутку. Его относит далеко от заданного курса.
Советский Союз в свою “золотую эпоху” действительно выбрал максимально размеренное плавание в будущее. В прошлом остались поиски “врагов народа”, появились даже диссиденты — легальная оппозиция. По селам больше никто не ездил на подводах с “максимом” и крестьяне могли спокойно держать личное хозяйство. Хочешь ехать учиться в город? Пожалуйста, вот тебе паспорт. Стала менее навязчивой и трескотня о скором наступлении коммунистического рая, а парткомы превратились в учреждения, куда каждый мог прийти и пожаловаться на притеснения. И национальный пирог делился предельно справедливо. Рабочие, служащие получали приличную зарплату. Беда была лишь в том, что тратить их было не на что. Экономика катастрофически теряла позиции. Качество продукции было низким, новые технологии внедрялись медленно, неэффективность производства становилась непреодолимой пропастью. А как заинтересовать людей не столько в ударном, сколько в эффективном труде, похоже, не знали даже на самом “верху”. (Приход Андропова к власти и “закручивание гаек” — провал. Горбачевская перестройка и внедрение западных рыночных методов — крах Союза.)
Ставка сделана
Брежнев — это не худший выбор. Но Брежнева выбирали, по сути, дважды. Первый раз до болезни, другой — после болезни. И анекдоты, кухонные пересуды — все это было сигналом к тому, что необходимо что-то менять. Но “верхам” перемены были не нужны.
Конечно, сегодня многие из тех, кто “успел пожить при застое”, хотели бы хоть на миг туда вернуться. Но это невозможно не только потому, что “возврата в прошлое нет”. Возвращаться некуда. Это как проживание в деревянном доме. Пока все в нем благостно проводили годы, никто не удосуживался смотреть за самим домом. А потом вдруг выяснилось, что дом — только видимость: весь он съеден точильщиком.
...Память о самом “славном борце за мир” просуществовала недолго. С 1983 года с высоких трибун о нем почти не вспоминали, а его мемуары с полок магазинов в централизованном порядке ушли в макулатуру.
Но Леонид Ильич Брежнев был счастливым человеком — он ничего этого не увидел...