Рождественская мистерия возвращения одной забытой судьбыВ тот светлый праздничный вечер в Несвижском Фарном костеле играли... уланы. Была в начале XX века такая традиция: на большие праздничные службы, такие как сегодняшний вигилийный вечер перед Рождеством, привлекать духовой оркестр 27–го уланского полка, стоявшего в Несвиже. Флейтам и валторнам вторил костельный орган. За его мануалами восседал композитор Эдвард Гирдо. Но он не был похож на чинного, погруженного в свои мысли органиста. Едва заметными жестами, движениями головы и даже спины он... дирижировал хором. Впрочем, хористы его прекрасно понимали.
А после все, кто пел в тот вечер в костеле, набрав полные карманы обернутых в золотистую фольгу орехов, шли колядовать — забавлять малых деток. Веселая была компания: ксендз Станислав Рокаш, десяток молодых хористов, а заводила — органист Эдвард Гирдо. Его раскатистый смех долго еще кружил над аккуратными заснеженными домишками.
Наутро в сенях дети найдут по горсти «золотых» орехов: «Велькi дзякуй, Божанька, ды дзядзька Эдвард!»
Сны забытого погоста
...Старое несвижское кладбище. Быть может, в летнюю пору, когда здесь пышная зелень, оно еще тешит глаз своей неухоженной стариной. Сейчас же, в начале серой и теплой зимы, ранит заброшенностью и безотрадностью. Полусгнившие бурьяны давно уж скрыли имена тех, кто жил в прежнем городе. Впрочем, если бы жили они не в Несвиже, а в городе менее богатом, то и памяти уже не осталось бы: ушедшие в землю, поваленные и треснувшие памятники — все больше из камня. И еще можно различить полустертую икону Матери Божьей Остробрамской, выглядывающую из–за полынного сухостоя. Многим захоронениям больше века: трижды достаточный срок, чтоб не осталось у них на земле попечителей...
Могила, которая меня интересует, неприметна. Но она сохранилась, и даже нехитрый крест, сделанный из металлической трубы, уцелел. А вот опознавательных знаков — кто здесь покоится, когда умер, сколько прожил — нет. О том, что здесь похоронен композитор и органист Эдвард Гирдо, рассказала бывшая квартирная хозяйка покойного ксендза Колосовского Регина Рыбалтовская. Многие годы она ухаживала за могилой музыканта. Этого человека она не видела никогда в жизни. Но стала одной из тех, благодаря кому его имя не исчезло навсегда.
Когда рукописи заговорят
Возвращение некогда популярного и абсолютно забытого композитора–органиста Эдварда Гирдо началось с того, что в Национальную библиотеку по решению президентской комиссии в 1997 году были переданы рукописные архивы, многие годы хранившиеся в костеле Божьего тела в Несвиже. Среди прочего в ящиках было обнаружено огромное количество нот для органа и хора. Все они были написаны одной рукой, на некоторых стоял автограф «E.Girdo».
— Этот архив невероятно для нас значим, — рассказывает музыковед Светлана Шэйпа. — Он доказал то, что все предполагали, но чему не имели доказательств: в конце XIX — начале XX века Несвиж был крупнейшим музыкальным центром. Не менее значимым, чем в XVII и XVIII столетиях.
Впрочем, это поняли позже. А тогда Татьяна Ивановна Рощина, специалист по редкой книге и рукописям Национальной библиотеки, попросила музыковедов хоть что–нибудь выяснить об этом музыканте.
Оказалось, это один из крупнейших композиторов первой половины XX века, писавших музыку для костела. Сейчас его произведения снова звучат в храмах. Хотя о нем самом по–прежнему известно несправедливо мало.
Фолиант из Эйшишек
— Покойный ксендз Колосовский любил повторять: «Такого органиста в нашем костеле никогда до него не было и уж точно больше не будет», — вспоминает Регина Рыбалтовская.
Ни точная дата рождения, ни точная дата смерти Гирдо неизвестны. Немногие свидетельства того, что он жил и творил, — заброшенная могила и музыка. Чудная органная музыка, наполняющая сердца верой, а глаза — слезами. У Регины Рыбалтовской сохранилась его фотография: крепкий старик в чесучовом костюме улыбается в пышные усы. Вдалеке легко узнается въездная замковая башня красного кирпича, которая стоит на территории костела. А в руках — удочки.
— Он очень любил на замковых прудах рыбочку ловить, — вспоминает Регина Иосифовна. — И детей возле него всегда много было. Он легко с детворой ладил. И музыке их учил — у него в доме фисгармония стояла.
И все–таки без вмешательства провидения не обошлось: кому–то очень хотелось, чтобы после полного забвения его имя все–таки вернулось в музыкальную культуру, а произведения — в храмы. И ниточки, одна за другой, стали появляться из сундуков с костельным архивом. По объявлению в газете начала XX века удалось выяснить первое место работы композитора: «Продается сборник органных произведений. Обращаться: Эйшишки Виленской губернии. Эдвард Гирдо». А после — в этой же газете впечатления автора, подписавшегося Литвином, о мессе, исполненной хором, регентом которого был Гирдо. Статья датирована 1903 годом.
— Конечно, я поехала в Эйшишки, как только смогла, — рассказывает Светлана Шэйпа. Вот уже 7 лет она занимается этим музыкально–историческим расследованием. По нему уже завершается написание научной работы. — Это удивительно, но там, в скромном костеле в самом центре старой Литвы, не только помнили Гирдо — там сохранились его рукописи, его играли там. Между прочим, сын органиста, который сменил Гирдо, когда тот уехал в Несвиж.
Перебраться из небольшой сельской парафии в первый барочный костел Восточной Европы — большая честь для музыканта. Тем более что в начале века костел в Несвиже был учреждением градоопределяющим, если так можно выразиться, градообъединяющим, так уж точно.
— В Эйшишках органист показал мне старинные, переписанные от руки ноты, — продолжает Светлана Шэйпа. — Выцветшей тушью каллиграфическим почерком переписаны произведения Гайдна, Моцарта, Бетховена. А рядом с ними — культовые произведения Станислава Монюшки, Юзефа Грима и — это стало настоящей сенсацией — произведения Иоахима Глинского — композитора, все произведения которого считались утраченными. Когда я увидела эту рукопись, я даже не поверила своим глазам! Но копировать ее мне не разрешили. К счастью, я смогла ее выкупить — парафия там не в лучшем состоянии.
Музыка в замковой каплице
В Несвиже он был фигурой значимой. Полгорода мечтали петь у него в хоре. А о силе и популярности этого коллектива свидетельствуют целые тетради с партитурами, написанными для участия в международных конкурсах.
Гирдо очень гордился своим коллективом. Он умел ладить с людьми, потому на репетициях места никогда не пустовали. Солистку Викторию Жилинскую он называл «моя примадонна». Когда у Виктории родилась дочь, Гирдо приказал смастерить специальный детский стульчик, в котором маленькая Станислава и сидела в костеле, у матери на глазах. Позже Станислава Лесневская вспоминала, что Гирдо неоднократно пытался отправить ее мать учиться в Минск в консерваторию на вокальное отделение.
— Говорили, что сам он был очень образованный, — учился в Риме и в Варшаве, — вспоминает Регина Рыбалтовская.
На нотах, которые ожидают своего часа в больших ящиках, стоят печати магазинов разных стран мира: Германии, России, Польши, Италии.
— В его собственных сочинениях практически все жанры католической музыки: мессы, антифоны, мотеты, гимны, секвенции, миниатюры, песни, — поясняет Светлана Шэйпа. — Есть и светские сочинения — преимущественно кантаты. Это, как раньше говорили, гражданская лирика, патриотические произведения, посвященные Отечеству, краю, некоторые на стихи Владислава Сырокомли. Есть и купальские произведения. Слова для многих из них написаны на белорусском языке.
Музыканта жаловал несвижский ординат Альбрехт Радзивилл, князь Альба — как звали его в городе. Последний, кому посчастливилось жить и умереть в родовом городе. По выходным и в большие праздники он нередко приглашал Эдварда Гирдо вместе с его хором выступать на службах в замковой каплице. Впрочем, музыкант ценил это внимание, но каких–либо светских произведений, восхвалявших князя, в его архиве не сохранилось. Только Бог и Отечество...
— В XIX веке вся духовная музыка находилась под влиянием цецилианства (от имени святой Цецилии, покровительницы музыкантов), — рассказывает Светлана Шэйпа. — У этого движения было несколько этапов: сначала — Станислав Монюшко, после — Иоахим Глинский, а последний в этом ряду, несомненно, Гирдо.
Жизнь, как строка в парафияльной канцелярии
Ему, а точнее, его музыке помогли вернуться чудом пережившие войну (костел, как известно, был сильно поврежден) рукописи. А вот о судьбе самого органиста известно очень мало. Вроде как дважды был женат. Первая супруга скончалась, у второй был ребенок от первого брака. Вроде как с ним она подалась в эмиграцию. Старожилы припоминают, что дожил Гирдо до весьма почтенного возраста.
— Он вел парафияльную канцелярию. Последние записи о родинах–крестинах, сделанные его рукой, относятся к 1947 году, — рассуждает Светлана Шэйпа. — Примерно в это время он и умер. Уже очень пожилым он приходил на первую службу своего ученика–органиста Генриха Лесневского. Говорят, до конца не дослушал (сам уже не мог играть), с первыми нотами святой имши встал и вышел.
Помимо исследовательской деятельности по истории белорусской музыки, Светлана Шэйпа еще и регент хора «Золотая горка», который поет в костеле Святого Роха в Минске. Стоит ли говорить, что произведения Гирдо — любимые в этом коллективе. Для их воскрешения здесь идеальные условия: орган, чудные голоса и вера... Музыку нельзя передать словами. Лучше зайдите, когда душа просит, — месса того стоит. Но Светлана признается, что самая большая мечта ее еще не осуществилась — издать собрание произведений Эдварда Гирдо, полноценно вернуть произведения в музыкальную культуру страны.
* * *
На страницах «Nieswieskie wspomnienia», сборника, который выходит в Польше, нередко встречается имя Эдварда Гирдо. Те, кто покинул Несвиж еще до войны, с душой вспоминают о нем и о той музыке, которой была наполнена довоенная жизнь. Как сверкала начищенная медь уланского оркестра, как плакала под костельными сводами скрипка пана Завадского. Эти воспоминания — будто золотые орехи из детства. Из тех, что так щедро рассыпала в вигилийный вечер рука костельного музыканта, добряка и бессребреника Эдварда Гирдо.
