В России одна из самых горячих тем лета — Единый государственный экзамен (ЕГЭ). Проще говоря, тестирование. 10 лет его проводили в качестве эксперимента, последние два года — повсеместно. И все это время — под огнем критики. Нынешний год побил все рекорды: число аннулированных результатов тестирования значительно выше, чем в прошлом. Лидируют по скандалам Башкортостан, Дагестан, Алтайский и Забайкальский край, Иркутская область.
Только несколько примеров. В Москве в перекличке явившихся на тестирование на имя Хусейн отозвалась девушка, которая должна была сдавать за него тест. Она даже фейс–контроль прошла. С экзаменов ее удалили позже. Вопрос, почему перед тестированием не смотрели паспорта, остается открытым.
А вот за выпускников с нехарактерными для Центральной России именами Гамлет, Гусал, Давид и Сосланбек тестироваться пришли студенты Московского физико–технического института. Их в итоге заставили уйти из вуза. Хотя совершенно понятно, что разобраться в том, была ли это шалость, чья–то халатность или преступление, должно следствие. А минобразования РФ решить, что противопоставить одному из самых распространенных нарушений — проносу мобильных телефонов. В СМИ активно обсуждается возможность глушения радиосигнала во время тестирования. И вполне серьезно говорится о сумме 1,5 — 2 миллиона долларов (!) для установки «глушилки» для одной комнаты.
В России сейчас заведено только два уголовных дела в связи с мошенничеством на ЕГЭ — в Адыгее и Туве. Там преподаватели раздали готовые тесты по указанию местного педагогического начальства.
И все же не дает покоя вопрос: почему в России ЕГЭ принимают в штыки? Неужели россияне совсем разуверились, что хоть что–то можно сделать без взяток и обходных путей?
Учитель истории одной из московских гимназий Алексей Кузнецов считает, что в этом виновата не сама система экзаменов, а то, что школа и чиновники от образования воспроизводят модель поведения, сложившуюся в обществе: «Суть ярко сформулировала мама одной из наших выпускниц. Она написала в администрацию гимназии возмущенное письмо о том, что, ориентируя учеников на честную сдачу экзаменов, мы поставили их в неравное положение с другими экзаменующимися». С резкой критикой обрушился и Патриарх Московский и всея Руси Кирилл: «То, что происходит в результате сдачи ЕГЭ, — это массовый обман и коррупция. Ложь стала одним из самых опасных и распространенных грехов в нашей жизни. Нужно перестать врать, и в первую очередь — взрослым».
Тестирование знаний школьников и студентов — практика общемировая. Во Франции единый госэкзамен ввели еще в 1967 году. Французские колонии получили независимость, но на далеких территориях осталось много граждан Франции. Чтобы дать им возможность сдать вступительные экзамены в ведущие вузы страны, перешли на единое тестирование. В России, у которой нет колоний, но зато есть обширные территории и труднопреодолимые расстояния, тоже решили выравнять возможности для абитуриентов. Облегченная процедура поступления в вуз дает больше шансов способным ребятам из регионов, в московских вузах на самом деле провинциалов стало учиться примерно на 10 — 15 процентов больше. Правда, по информации из различных источников, каждый пятый студент–первокурсник бюджетных отделений московских вузов не смог сдать первую сессию. А еще прошлогоднее тестирование стало настоящей головной болью для преподавателей престижных вузов Москвы, которым, по крайней мере, до первой сессии пришлось мириться со студентами, не очень хорошо говорящими по–русски и соответственно слабо входящими в учебный процесс. Зато — со 100–процентным результатом ЕГЭ, включая и оценку по русскому языку!
Еще один явный минус тестов преподаватели видят в том, что они отчасти предполагают унификацию знаний учащихся. Это больно ударило по российским педагогам–новаторам, с авторскими методиками. Избыточные знания в литературе, истории или обществоведении чаще всего помеха при написании тестов.
Между тем эксперты, которые проводят ежегодный мониторинг процедуры сдачи ЕГЭ, не согласны, что система — порочна. «Пока это единственный действенный способ реально оценить уровень школьника, — считает член комиссии по образованию Общественной палаты РФ Любовь Духанина. — Есть ошибки, но они поддаются корректировке. Нет четких инструкций, что конкретно должны делать члены экзаменационных комиссий, если обнаружат, что ребенок списывает и т.д. Необходимо четко сформулировать правила и ответственность организаторов экзаменов — вплоть до их профессиональной дисквалификации». Действительно, мало кто из преподавателей захочет участвовать в «экспериментах», итог которых — судимость в биографии.
Но, судя по опросам общественного мнения, перспективы у российского ЕГЭ не самые радужные. За семь лет к тестированию россияне стали относиться в два раза хуже. 30 процентов опрошенных в этом году считают, что уровень взяток с введением ЕГЭ вырос, а качество знаний тестирование оценивает значительно хуже, чем традиционные экзамены.
