Знаменитые предки и потомки

Путешествие с Владимиром Шуляковским.

Путешествие вместе с литераторами по местам, где прошло детство каждого, по нашей родной Беларуси...

 

Водяная мельница


Смиловичи. Родной уголок! Когда мне был один год, отсюда на войну ушел мой отец, чтобы лютой зимой сорок первого под Москвой сложить свою голову, защищая нашу столицу от фашистской чумы. Завуч нашей школы Александр Севбо показал место, откуда провожал его на войну: от трехэтажной водяной мельницы, которая была в одном комплексе с мостом через Волму. На дороге, мощенной камнем, от синагоги до самого моста выстраивался обоз из телег с пахнущим сеном и мешками зерна. Крутились огромные каменные жернова, а широкоплечие, выбеленные от муки мельники таскали на плечах большущие мешки. От генератора мельницы освещалась половина местечка. Помню, как я загнал занозу, стоя босиком на деревянном полу мельницы, а сверху, с высоты в несколько раз выше моего роста, падал каскад воды, в котором мелькали серебристые рыбешки. В июле сорок четвертого она сгорела...


«Пара — ды няма»


Рассказывала бабушка. В былые времена возле нашей Волмы с чистейшей водой, где водилась даже форель, а в паводок она разливалась аж до татарских огородов, косили мужики сено. Вдруг слышат из реки заупокойный голос: «Пара — ды няма... пара — ды няма...» Волосы встали дыбом у косцов. Видят: парень бежит на речку купаться. Они остановили его, не пускают. А он все рвется. А из речки рвет душу заунывный голос нечистой силы: «Пара — ды няма... пара — ды няма...» Парень рвался–рвался из рук мужиков и скончался. Жуткий зов из речки прекратился.


Теперь Волма уже не та: химикаты с полей и предприятий выжили даже нечистую силу из ее стихии.


Гробницы шляхты — укрытие для партизан


Помню массивные бронзовые скульптуры на некоторых могилах шляхты на католическом кладбище в Смиловичах. Здесь много веков хоронили и представителей знатных белорусских родов, которые владели Смиловичами: Завишей, Кежгайлов, Сапегов, Огиньских, Монюшко, Ваньковичей. Александр Холодинский рассказывал, как в сорок четвертом году, незадолго до освобождения, к кладбищу приехали немецкие тупорылые машины. Под надзором немцев мужики из местечка и окрестных деревень, вооружившись ломами, трубами, жердями, с руганью грузили те скульптуры на машины. Их куда–то увезли. А в склепах шляхты (а там находили шпаги и сабли) прятались партизаны, которые ночью наведывались в местечко и не успевали его покинуть к утру.


Теперь на католическом кладбище захоронения в два и в три этажа и практически невозможно найти, в каких могилах похоронены наши знаменитые предки.


Каплица


На Комсомольской улице у старушки Анны Исаевич, которую в Смиловичах знали по кличке Типтя Антя, мы после войны снимали угол. До революции она работала у пана Левонтия Ваньковича прачкой и хорошо помнила тройку великолепных гнедых лошадей своего хозяина. Такой тройки не было ни у кого во всей округе. Однажды коней украли. Жандармы и казачьи разъезды перекрыли все дороги, искали лошадей всюду, где только могли. Но гнедые как в воду канули. Решили, что воры их угнали куда–то далеко. Только спустя долгое время стало известно, что коней никуда не угоняли — их спрятали хитрые цыгане совсем рядом, в подвале каплицы на католическом кладбище.


Большевики сделали еще большее зло, разрушив ту каплицу. Представление о ней молодое поколение смиловичан может иметь благодаря рисункам Вячеслава Шидловского, репрессированного энкавэдистами в 1937 году и реабилитированного из–за отсутствия состава преступления спустя 50 лет!


Лишь совсем недавно усилиями летчика генерала Крепского и смиловичских прихожан она была возрождена на католическом кладбище. Только в ее подвале уж не разместится тройка лошадей.


Чугун с серебром


Какие–то дядьки у нас почему–то делали обыск. Было очень страшно. Когда у кого–то появлялись энкавэдэшники, дрожали все. У Типти Анти они нашли чугун с серебряными монетами — полтинниками. Старушка была в полуобморочном состоянии. Когда энкавэдэшники пересыпали монеты с профилем Ленина в свою большую сумку, часть монет рассыпалась и закатилась в траву во дворе. Следователи их не заметили или же не искали, потому что в те времена полтинники были не редкость. Мы с Геной, старшим братом, нашли четыре серебряных полтинника. Мы поделили по две монеты, и я часто играл ими в «копейки». Массивный полтинник, по касательной ударившись о стенку, близко ложился возле медного «пятака» или «трояка» такого же мальчишки. Если дотянулся от своей до его монеты пядью, ты ее выигрывал. Скоро я те полтинники таким же образом проиграл.


Теперь серебро швырять могут только олигархи.


Душегубка


Когда по местечку шел слух, что душегубка едет, мама была в ужасе. Этот ужас передавался и нам. Мы с братом забивались в угол под кровать и там колотились от страха. В душегубке выхлопная труба тупорылого немецкого автомобиля соединялась с крытым кузовом, и «пассажиры» душегубки умирали в страшных муках. Фашистские палачи их вывозили за Смиловичи, в карьер, где кости этих людей лежат по сей день.


А после войны в местечке появлялся время от времени «черный ворон». Мама снова была в ужасе, хотя наш папа за Родину отдал жизнь, а мы с братом снова забивались под кровать, в самый угол. Тот «черный ворон» время от времени забирал людей и увозил туда, откуда, как поется в песне, «возврата уж нету». Слава Богу, сегодня люди забыли, что такое тотальный страх.


Подземный ход


Идя в школу мимо красивой старинной привратницкой у ворот парка, в его подвале мы слышали странный гул. Говорили, что это «шкилет» стучит костями. Года через три я узнал, что за «шкилет» там гудел. Мама вышла замуж за Петра Ивановича Филиповича. Он был хорошим специалистом. Не случайно во время войны мой отчим был личным авиамехаником наркома вооружения (позже оборонная промышленность) Дмитрия Устинова. После войны Петр Иванович работал на радиоузле в Смиловичах, который размещался в этой привратницкой. В подвале была различная аппаратура, которая гудела. Потом я часто тут заряжал батарейку из своего фонарика, приложив на несколько секунд ее контакты к контактам выпрямителя. Школа была перегружена, и мы ходили на занятия во вторую смену, а возвращались по домам, когда было уже темно. Я был в восторге, когда после зарядки луч моего фонарика бил дальше всех: «шкилет» его заряжал.


А по другую сторону улицы мы бегали по остаткам толстых стен и фундаменту прекрасного когда–то костела миссионеров, построенного гетманом ВКЛ Михалом Казимиром Огиньским и его сестрой Марцибеллой, хозяйкой Смиловичей, и разрушенного большевиками в конце 30–х годов. В его подвале валялось много разбухших от влаги книг, испорченных осадками и перемешанных с землей и глиной. Это во время войны оккупанты «разгрузили» сюда Смиловичскую районную библиотеку.


Говорили, что подземный ход из костела вел к дворцу Ваньковичей — Монюшко и к Ляденскому монастырю. Еще рассказывали, что до войны смельчак забрался туда в поисках клада и не смог вернуться назад. Спустя какое–то время, чтобы больше ни у кого не было соблазна рисковать жизнью, вход замуровали.


Лет пять назад недалеко от бывшего костела произошли провалы в земле, но раскапывать их не рискнули.


Кто знает, может, удастся счастливчику найти этот подземный ход, а в нем тайники с сокровищами бывших хозяев Смиловичей?


Соломянка


Как–то мы с братом катались на саночках с крутой горки в глубоком карьере. Прибежали домой в снегу с ног до головы. Мама спросила, где мы были.


— На Соломянке, — радостно ответил я, — катались на санках.


— Никогда там больше не катайтесь! — испугалась мама. — Там люди побитые!


И мама рассказала, что на Соломянке немцы убили всех евреев местечка. На ременных пряжках этих палачей было написано по–немецки: «С нами Бог!» Земля несколько дней «дышала» после тех кровавых Покровов 1941 года. Это пытались выбраться из–под трупов те, кто был еще жив и пришел в себя.


Я с ужасом смотрел на маму: ведь в «яме», как позже иногда стали называть то жуткое место, не было ни надмогильных памятников, ни крестов.


Теперь «яма» огорожена, а в ней стоит памятник как предостережение всем живым: и дьявол может прикрываться именем Бога!


Дети с Комсомольской


После войны на Комсомольской улице, сразу за забором кожартели, была амбулатория. Возле нее вечерами, а в воскресные дни напролет мы, дети, играли в прятки и войну, в футбол, ногами гоняя покрышку, набитую сеном, играли в городки, полянки, лапту, пикара, а еще через забор кожартели налетали на «ранетку», запихивая в карманы и за пазуху еще не успевшие созреть яблоки. На крыльце амбулатории слушали сказки, которые сочинял неутомимый фантазер и рассказчик Гарик Сорочинский, мечтавший о морях и океанах. Однажды нас сфотографировал учитель Сапар Константинович Асанович во дворе Ярошевичей, который был по диагонали через улицу.


Кто тогда мог подумать, что на этой фотографии 1949 года — два будущих писателя — Эдуард Ярошевич и Владимир Шуляковский, кандидат технических наук Михаил Плакс, «морской волк» Игорь Сорочинский, который полвека будет плавать по морям и океанам, инженеры, врачи, учителя, агрономы.


Кто тогда мог думать, что это здание бывшей амбулатории станет родным домом Людмилы Волчек, будущей чемпионки туринской Паралимпиады и четырежды серебряного призера туринской и пекинской Паралимпиад. Видно, аура такая на нашей Комсомольской!


Заметка краеведа


Смиловичи — городской поселок в Червенском районе, на реке Волма. 30 км от Червеня, 21 км от ж/д станции Руденск. Проживает около 5,5 тыс. жителей.


Известен с XVI в. — вначале как деревня, потом как местечко Минского уезда. Принадлежал Бокштанским, Кежгайлам, Сапегам, Завишам, Огиньским, Монюшкам. Происхождение названия выводят от имени первопоселенца, некоего «смелого парня» — Смелки. В XVII веке Марциан Огиньский построил в Смиловичах замок, окружив его валами и бастионами, и возвел в 1668 году православную Свято–Троицкую церковь. В 1767 в Смиловичах основан римско–католический монастырь и костел св. Винсента.


Работают кожевенный завод, валяльно–войлочная фабрика, Смиловичский государственный аграрный колледж.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter