Злая звезда Франца Савича

История жизни белорусского повстанца

1839 год. Военно–полевой суд над бунтовщиками–студентами, создавшими в Виленской медико–хирургической академии тайную организацию, подходит к концу. Два десятка молодых людей, изможденных долгим, 18–месячным следствием, допросами «с пристрастием», нечеловеческими условиями заключения, выслушивают свои приговоры с мужеством людей, жертвующих собой во имя высшей идеи. Один из них, известный революционер Канарский, приговаривается к смертной казни, другие — к ссылке рядовыми на Кавказ без права выслуги. Приговор выслушан, осужденные начинают прощаться друг с другом... И все прежде всего стараются выказать свою любовь и уважение скромному бледному юноше. И действительно, мало кто, как этот человек, заслуживает уважения и памяти... Но словно злая звезда светила над его благородным и мучительным путем. Недаром одну свою незаконченную рукопись он назвал «Исповедь мученика».

Пусть они лучше пьянствуют, нежели думают

Франц Савич родился 190 лет назад (точная дата неизвестна) в семье униатского священника в деревне Велятичи Пинского уезда. В 18 лет он становится «казеннокоштным» студентом Виленской медико–хирургической академии. Только что разгромлено восстание, царские власти ожесточенно истребляют в западных губерниях свободомыслие и «польщизну». Образ мыслей юного Франца можно проиллюстрировать цитатой из его «Воспоминаний»: «С малых лет, как помню себя, мои мысли были о свободе и Отечестве, про наше бесправие и нашу бедность».

Франц Савич попал в академию не в лучшее ее время. При попустительстве начальства там царят пьянство, безделье, распущенность — пусть молодежь лучше пьянствует, нежели задумывается над проблемами бытия. Ведь в 1830 году студенты Виленского университета — было дело — уже присоединялись к повстанцам. Серьезные, думающие юноши вызывают подозрение. Франц Савич и его друзья как раз и принадлежат к последним. Франц возглавляет тайную организацию «Демократическое общество». В уставе — пункты: воспитание гражданской ответственности, сочувствие обездоленным независимо от их национальной либо конфессиональной принадлежности. Вступивший в общество должен вести скромный и умеренный образ жизни, старательно учиться... Судя по отзывам современников, Франц Савич вполне отвечал вышеупомянутым качествам, но при этом он из тех, кто способен во имя высшей цели жертвовать всем. Известен факт: когда Савичу нужно было отправиться на Волынь, чтобы связаться с Канарским, то, чтобы получить разрешение на отпуск, он написал инспектору письмо от имени своей матери, которая якобы находится при смерти.

Кувшин с водой страшнее пули

В каждой тайной организации рано или поздно находится предатель. На станции Крыжовка под Минском арестовали Канарского. Вскоре за решеткой оказались практически все члены организации. За бунтовщиков взялись всерьез. Морили голодом, не давали спать, били палками. Возглавлял следствие князь Трубецкой, присланный из Санкт–Петербурга самим царем. Измученный допросами и побоями, Савич решил покончить с собой. Но для этого в его камере не нашлось никаких приспособлений, кроме... кувшина с водой. Савич попытался, перевязав горло платком, залить гортань водой... Ему помешал сделать это Трубецкой, случайно зашедший в камеру для очередного «вразумления» упрямого узника.

Юноши держались на удивление твердо. Отец самого младшего из заговорщиков был офицером жандармерии и вынужден был допрашивать собственного сына. «Молил его на коленях, плакал, целовал его ноги, обещал, что будет свободным, если только признает свою вину и выдаст друзей». Юный Ясь никого не выдал и погиб в кавказской ссылке.

Савич просидел месяц в карцере, мокрой каменной яме: «От кандалов открылись мои раны, одежда сгнила и почти висела на мне, порванная на лохмотья. Высохший, почерневший, худой, с распухшими от укусов насекомых лицом и телом, я был похож более на привидение, чем на человека».

Суд был для узников скорее радостным событием после полутора лет «дикой тюрьмы». Савичу предстояло всю жизнь провести в качестве рядового солдата на Кавказе.

Побег утопленника

Франца всегда выручал его талант врача — у него появлялось много пациентов–друзей: и среди криминальных «авторитетов», и среди аристократии. В Кизляре он познакомился с семьей богатого армянского купца. Тот и помог подневольному доктору. Бежать необходимо: у одного из арестованных нашли компрометирующие Савича документы, рукописи его стихов. Царь приказал доставить Савича с Кавказа... Франц оставил на берегу реки свою одежду и прощальную записку, чтобы подумали, что он утонул. Так и получилось.

Из тюрьмы в тюрьму

Беглецу довелось пройти через степь. Он направлялся в Молдову, чтобы оттуда попасть в Румынию. И вот — граница. Сколько пережито, выстрадано дорогой... Но злая звезда преследовала беглеца. Савича задержали крестьяне и отвезли в Тирасполь, где он попал в тюрьму за бродяжничество. Полтора года просидел повстанец с нищими и ворами в каталажке, а потом, согласно приказу Николая I, как человек неизвестного происхождения был отдан в солдаты. Опять маршировка на плацу, опять казарменный быт. В очередной раз выручили лекарские способности. Савич взялся помогать военному лекарю, не особо смыслившему в медицине. В благодарность тот и помог Францу бежать.

Последнее дело доктора Гельгега

Савич нанял возчика до Киева. Возчик обокрал и бросил клиента. Пришлось идти пешком. В Киеве удалось найти помощь и двинуться дальше, в сторону Галиции, но возле местечка Янишполь Савич вывихнул ногу. Беглец поселился там под именем доктора Гельгега. Слава о добром докторе пошла по всей округе. Францу Савичу удалось раздобыть заграничный паспорт. Однако началась эпидемия холеры. Доктор мог уехать, но остался спасать людей, заразился и умер. Был ему всего 31 год.

Перед смертью Савич передал свои мемуары польскому поэту Александру Грозе, то, что не успел записать, — рассказал устно. Мемуары написаны на польском языке, но не подлежит сомнению, что Савич осознавал себя белорусом. Сохранились его письма, написанные на белорусском языке. А ведь в то время если образованный человек пользовался «мужицким наречием» — это была его гражданская позиция! Сохранилось и стихотворение о восстании 1830 года «Там блiзко Пiньска на шыроком полю...»

«Будущее наше будет светлым. Я до него не доживу, но умирать буду с этой мыслью, потому что столько жертв и терпения нужно только ради отпущения прошлых грехов. На весы вечности ложится история всех народов, справедливость Творца рассудит». Так писал Франц Савич.