Жизнь в Роскоши

Зная, что путь предстоит неблизкий — больше 200 километров, а дорога будет нелегкой, ехать минимум 5 — 6 часов, да еще с пересадками, — я все же собралась в путешествие. Меня манила Роскошь...

35 пенсионеров из Хотимского района сколько себя помнят, живут в Роскоши. Хотя и признаются: было время, после войны, когда кусок хлеба был пределом мечтаний, а сколько картофелин осталось в хате и что трогать их без разрешения нельзя, твердо помнил даже 5–летний ребенок.

«Семьи тогда не в пример нынешним большие были, в каждом дворе по 6 — 7 человек, а в нашей начальной школе в одном классе по 30 ребятишек учились, — вспоминает 72–летний житель деревни Роскошь Михаил Терехов. — Бедно жили, но весело: праздники вместе гуляли, в клубе народу собиралось столько — ступить некуда, а плясали все: и старые, и молодые».

Просторный красивый клуб из красного кирпича разобрали лет 5 назад. Лет 20 как закрыли школу, да и деревенские хаты, как горько шутят сами старики, как зубы у них, 70–летних: один на месте, двух уже нету. На всю деревню ни одного ребенка, ни одного работающего — все пенсионеры.

Марию Мосейкову в Роскошь привезли двухлетней девочкой, да так и осталась тут на всю жизнь. Выросла, работала полеводом в колхозе «Советская Белоруссия», вышла замуж, родила троих сыновей. В свои 76 лет Мария Прохоровна, несколько лет назад похоронившая мужа, еще держит большое хозяйство: кур, свиней, корову, лошадь. И ни на что не жалуется: «Пенсию платят аккуратно, так что и колбаски, и рыбки, и пряник себе всегда купить могу. А так все свое: картошка, сало, сыр, молоко... Я сыновьям помогаю, и они меня не забывают. Недавно старший из Москвы погостить приезжал, а тот, что в Хотимске, считай, каждый день навещает. Телевизор хороший мне купили, без телевизора ведь вечером в деревне тоска такая, хоть плачь! А еще холодильник большой, и эти, дай Бог памяти, — стеклопакеты поставили, теперь не надо на зиму окна утеплять да заклеивать».

Об одном грустит бабушка: вот умрут последние старушки, а вместе с ними умрет и Роскошь. Вон их уже сколько — домов–«скелетов», полуразобранных, заколоченных. В день нашего приезда в Роскоши с самого утра шел снег — первый в этом году, он так щедро посыпал землю, точно старался спрятать от посторонних любопытных глаз эти отнюдь не роскошные развалины. От этой белизны деревня даже выглядеть стала как–то наряднее и светлее, но все равно в воздухе витала грусть. Кстати, вечером в Роскоши и вовсе не встретишь ни одной живой души. Осенью темнеет рано, старики запираются на все засовы и тихо сидят каждый в своей хате. Разве что кто из соседей забредет на огонек «Клон» посмотреть (телевизоры есть не у всех), хором посочувствовать несчастной Жади, вспомнить свою молодость. Ведь было время, когда жизнь здесь звенела, как весенний ручей, когда в клуб кавалеры не только из соседних деревень, из Хотимска и Костюковичей приезжали. Невест в Роскоши было много, одна другой краше, да и места тут на редкость красивые — деревня в садах утопала, грибы прямо под кустами росли, а ягод в соседних лесах — видимо–невидимо.

«В старину нашу деревню иначе звали, — рассказывает Катерина Мироновна Лаущенко, которую я встретила возле магазина. — Но однажды проезжала мимо в карете по большаку сама царица Екатерина. Увидела деревню, остановилась. Как, спрашивает, это место называется? Люди ей в ответ: Крутели. А она: мол, такое роскошное место Роскошью должно называться. Вот с той поры и пошло».

Не знаю, может, и в самом деле имена влияют на характеры людей, но среди живущих в Роскоши я не встретила ни одного угрюмого, недовольного жизнью человека. «Нам что нужно? Чтоб магазин в деревне не закрыли, а то хотели уже и чтоб печку в нем каждый день топили, а то, видите, дивчина мерзнет, жалко, — кивали они в сторону молоденькой продавщицы, приезжающей сюда из соседней деревни. — А для себя? Так даст Бог здоровья, будем жить...»

В деревенском магазине на ура идут и хлеб, и молоко, и творожок. Это раньше в каждом дворе своя корова была, на ферме, которой давно нет, 350 голов крупного рогатого скота держали, а теперь на всю Роскошь 8 буренок. Любят старые люди побаловать себя сладеньким, берут к чаю и халву, и конфеты, и печенье. В отделе промышленных товаров я обнаружила стиральный порошок, никому не нужные в этой деревне школьные тетрадки в клеточку и кастрюльку с очень символической, на мой взгляд, надписью на боку: «Счастье есть, его не может не быть». Так или иначе благодарят крестьяне потребкооперацию – без нее было бы тяжело...

«Нам на жизнь сетовать нечего, — улыбается Любовь Николаевна Терехова, в гости к которой мы завернули по дороге из магазина. — Пенсию получаю под 200 тысяч плюс дед сотню с хвостиком, разве ж мало? Нам хватает и на себя, и на подарки для детей и внуков».

Они к Тереховым приезжают частенько, а малышня вообще остается на все лето. Невестки потом не нарадуются: дома их лишнюю кружку молока выпить не уговоришь, а из деревни возвращаются круглолицые, розовощекие, посвежевшие. А как иначе: бабушка и колбаски домашней отрежет, и шкварку к блинам поджарит, и румяный пирог с яблоками испечет — вкуснотища!

Сын давно просит стариков приехать к нему в Борисов, уже и квартиру для отца и матери купил, но они не соглашаются ни в какую. Нет, проведать внучат Любовь Николаевна, конечно, ездит с удовольствием, но в городе задерживается от силы дня на три, а потом возвращается в деревню: «Сынок, там ведь хозяйство!» На его уговоры обменять купленную квартиру на частный дом где–нибудь в городе или под Борисовом, бабушка тоже не поддается: «Пока дед жив, будем жить в Роскоши. Тут все свое, родное и другой жизни мы уже не представляем!»