Не знаю уж почему, в силу каких обстоятельств, но в огромном массиве исторической и мемуарной литературы о Великой Отечественной войне на территории Беларуси почти нет книг, рассказывающих о самоотверженном труде военных медиков. Даже в специализированной библиотеке Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны все они уместились на одной небольшой полке. Да к тому же большая их часть посвящена врачам и медицинским сестрам, работавшим в партизанских отрядах и бригадах. Поэтому история одного военного госпиталя Западного фронта, на которую я натолкнулся в воспоминаниях знаменитого хирурга Аркадия Каплана, оперировавшего весной 1942 года будущего прославленного маршала Константина Рокоссовского (смотри номер за 26 января), показалась мне настолько интересной, что, отложив в сторону все свои текущие дела, сразу же обратился к архивным источникам.
Еще до войны
Как известно, вероломное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз застало нашу армию и ее Западный особый военный округ в стадии реорганизации и перевооружения. Серьезно перестраивались и тыловые части, в том числе медицинская служба. Шло создание новых полевых подвижных госпиталей. Из–за нехватки автомобильного транспорта значительная часть их оснащалась конной тягой. К счастью, сформированный в Пуховичах 750–й ППГ, о котором пойдет здесь речь, сразу же получил санитарные машины, изготовленные на базе знаменитой полуторки, а также грузовики–трехтонки ЗИС–5 для перевозки легкораненых и медицинского имущества. Местом дислокации нового госпиталя военно–санитарное управление округа определило поселок Воля под Волковыском. Начальником 750–го ППГ был назначен военврач 2–го ранга Ефим Вольпер. Замполитом, а в войну комиссаром — Михаил Васильев.
Окончив вместе с Аркадием Капланом в 1929 году медицинский факультет Белгосуниверситета, Вольпер избрал профессию военного медика. Служил в различных частях Белорусского военного округа, в том числе в 39–м полку 7–й Самарской кавалерийской дивизии, которым в свое время командовал будущий маршал Георгий Жуков. Как пишет в своих воспоминаниях Аркадий Каплан, на должности начальника госпиталя у Вольпера проявились незаурядные организаторские способности. Требовательность командира счастливо сочеталась у него с добротой, отзывчивостью, удивительным тактом.
Когда к весне 1941 года на немецкой стороне границы замечены были все нараставшие передвижения войск и техники, Вольпер, не дожидаясь приказа начальства, стал готовить госпиталь к работе в экстремальных условиях. Увеличивалась пропускная способность операционных и перевязочных, наращивался коечный фонд, создавались запасы перевязочного материала, лекарств, продовольствия. К дальним переездам по бездорожью готовился санитарный и грузовой транспорт. Персонал обучался работать в условиях войны. В ту пору мало кто сомневался в том, что скоро она грянет, ее ждали, к ней готовились, и все же, очевидно, стопроцентно подготовить себя заранее к такой беде вообще невозможно.
Огненные дороги
...Как только в предрассветной тьме воскресенья 22 июня прогремели первые залпы орудий, Вольпер поднял состав госпиталя по тревоге. Спешно начали готовиться к приему раненых. Но никаких известий о положении на фронте не было. Связаться со штабом 3–й армии, находившейся в Гродно, не удавалось. Зато с Минском связь, хотя и прерывавшаяся, все же имелась. Где–то в полдень был получен приказ начальника военно–санитарного управления округа, теперь уже Западного фронта, о немедленной передислокации госпиталя в район Минска. Как только закончили погрузку имущества и медицинского оборудования, колонна двинулась в путь.
Вскоре опустилась ночь. Чтобы шедшие без света фар автомобили не врезались один в другой, Вольпер приказал старшему каждой машины выйти из кабины и идти впереди, показывая водителям путь. То и дело колонну обгоняли мчавшиеся подальше от фронта пыльные грузовики и легковушки с беженцами, узлами, мешками, домашней утварью. Когда рассвело и развеялась предутренняя дымка, послышался гул самолетов. Летели они низко над дорогой, можно было отчетливо разглядеть даже фигуры летчиков в кабинах. Началась бомбежка. К счастью, недолгая. В госпитальной колонне не было потерь, только от борта одного грузовика полетели щепки. Но дорогу завалило деревьями. Пришлось, продираясь сквозь кусты, объезжать. Вскоре дорога оказалась запружена еще и встречным потоком — к фронту шли стрелковые части и новобранцы, направлялась военная техника.
Почти двое суток потребовалось, чтобы добраться до Барановичей. Военный комендант сказал, что в Минск уже не проехать, центр города весь в огне и практически уничтожен вражеской авиацией. Связи у коменданта с вышестоящими штабами не было, но случайно встреченный знакомый подполковник сообщил, что штаб фронта переехал в Могилев. Туда и надо держать путь.
Ох как не хотелось Ефиму Вольперу поворачивать свою колонну на Могилев! Ведь в Минске жила вся его семья: мать, две сестры, жена и маленькая дочка. Он надеялся отыскать их и взять с собой. Позже узнал, что они не успели уйти из города и погибли в гетто.
Штаба фронта в Могилеве уже не было, он переехал под Смоленск. В конце концов после долгих мытарств — бомбежек, артобстрелов, пробок на дорогах — госпиталь туда добрался, причем без потерь. А ведь горечь утрат в те исключительно трудные дни пришлось, к сожалению, испытать многим военно–медицинским учреждениям. В Подольске в архиве Министерства обороны СССР хранится пожелтевшее от времени донесение Военно–санитарного управления Западного фронта, направленное на восьмой день войны, 30 июня 1941 года, начальнику Главного военно–санитарного управления Красной Армии Ефиму Ивановичу Смирнову. Вот что в нем сообщалось: «В процессе боевых действий все санитарные учреждения, дислоцированные на территории западной и частично восточной БССР, не отмобилизовывались. В результате фронт лишился 32 хирургических и 12 инфекционных госпиталей, 13 эвакоприемников, 7 управлений эвакопунктов, 3 автосанитарных рот, 3 санитарных складов, 3 госпитальных баз армий, эвакогоспиталей на 17 тысяч коек и 35 других различных санитарных частей и учреждений. Имущество санитарных учреждений осталось в пунктах формирования и уничтожено пожарами и бомбардировками противника. В войсках и санитарных учреждениях фронта большой недостаток в перевязочном материале, наркотических средствах и сыворотках».
Вот почему к 1 июля 1941 года на Западном фронте было развернуто только 15 процентов из числа запланированных к началу войны частей и учреждений медицинской службы. Да, видимо, прав был военный корреспондент Константин Симонов, находившийся на Западном фронте с первых дней войны, когда записал в своем дневнике: «Санитарная служба в то время была поставлена здесь худо, очень мало делалось для того, чтобы раненые могли нормально, в кратчайший срок попадать в медсанбаты и в госпитали, о местопребывании которых никто ничего толком не знал».
На полном самообеспечении
Прибыв в располагавшийся в Касне под Смоленском штаб фронта, начальник 750–го ППГ тотчас же получил приказ — развернуться в районе железнодорожной станции Гнездово. В небольшой рощице под липами быстро поставили палатки. В них операционная, рядом — перевязочная, там же баня и кухня. Стали принимать раненых солдат, уже хлебнувших лиха. Щеки ввалились, небритые, грязные...
На Смоленск то и дело правильным строем двигались эскадрильи бомбардировщиков. Однажды три передних самолета вдруг отделились от остальных, повернулись на крыло, застыли на долю секунды и рванули к краю госпитального поселка. Свист бомб, грохот взрывов. Все попрятались в недавно отрытых щелях. И новый налет, за ним еще один... В этих трудных условиях медики не прекращали своей работы ни на час, ни на минуту.
А враг упорно рвался вперед. Когда главная немецкая группировка стала подходить к Смоленску, госпиталь эвакуировался под Вязьму. Разместились в лесу в районе станции Камяжно. Поставили палатки, вырыли землянки. В середине сентября переехали на новое место, тоже в лесу, у станции Пыжовка. Слухи о госпитале, в котором работа образцово налажена, дошли до фронтового начальства. Раненых навестил командующий Западным фронтом маршал Семен Константинович Тимошенко, главный хирург Красной Армии Николай Нилович Бурденко в сопровождении главного хирурга фронта Станислава Иосифовича Банайтиса. Оба отметили хорошую подготовку персонала и правильную постановку дела. Госпиталь в то время принимал раненых в ходе сражения за Ельню. В день победного штурма этого города они, по воспоминаниям врачей и сестер, поступали возбужденные, но довольные — совсем не те люди, которые отступали. Вот что значит победа, даже небольшая!
Однако в целом положение на фронте все больше осложнялось. Поэтому и госпиталю становилось все труднее. Практически прекратилось медицинское снабжение. Да и продовольствие подвозилось с большими перебоями. Из–за нехватки транспорта часто задерживалась эвакуация раненых. И тогда начальник госпиталя с одобрения комиссара принял экстраординарное решение — перейти на самообеспечение. Из шедших на поправку он выделил 10 человек, назначил старшим военфельдшера и всем выдал оружие. Группа направилась на автомобильные дороги, по которым в тыл неслось много порожних машин. Их заворачивали к госпиталю, чтобы использовать для эвакуации раненых. Нередко попадались автомобили, груженные продуктами питания и вещевым довольствием без соответствующих документов. Все это безадресно гнали в тыл, спасая от захвата немцами. Такие машины также направляли в госпиталь.
Но этим дело не ограничилось. Среди выздоравливавших после ранений и контузий нашлись шоферы, трактористы, механики. Из них организовали вторую группу. Задачей ее стал розыск брошенных на произвол судьбы отступающими частями автомашин — из–за мелких поломок, а то и просто из–за того, что кончилось горючее. Всех их тоже доставляли в 750–й ППГ. Наконец, третья группа выздоравливающих останавливала на дорогах блуждающих по разным причинам медицинских работников. В госпитале им предоставляли пристанище и работу, которой здесь было невпроворот.
Невозможное возможно
Тем временем некоторое затишье, наступившее на фронте после Смоленского сражения, сменилось большим наступлением противника. В начале октября ему удалось прорвать нашу упорную оборону и создать в районе Вязьмы кольцо окружения вокруг четырех армий Западного фронта. 6 октября, когда это кольцо было еще непрочным, Вольпер получил приказ о срочном выводе госпиталя из опасного района. Все пункты возможной дислокации намечались уже на территории Московской области. Но как туда добираться, когда основные пути перерезаны врагом? Выход один — двигаться лесными и проселочными дорогами. 16–летняя дочь лесника, жившего неподалеку, Галина Шемшур, не раздумывая согласилась быть проводником. Глубокой ночью колонна двинулась в путь, и уже через двое суток госпиталь был за кольцом окружения. Галина Шемшур была награждена медалью «За отвагу», ее оставили работать в госпитале, вскоре она стала медицинской сестрой.
В прифронтовую Москву 750–й ППГ прибыл, не потеряв на дорогах войны ни одного человека из своего персонала, будучи полностью укомплектован штатом врачей, медсестер и санитаров, имея исправный транспорт и необходимое медицинское оборудование. 16 октября 1941 года в санитарном управлении Западного фронта военврач 2–го ранга Ефим Вольпер получил новый приказ: на своей базе за пять суток развернуть на территории Тимирязевской сельскохозяйственной академии крупный фронтовой сортировочно–эвакуационный госпиталь 1–й линии. А значит, надо было в условиях близкого фронта превратить учебные корпуса в приемные, пропускные и эвакуационные отделы, операционные блоки и перевязочные, создать стационар и все связанное с этим хозяйство, чтобы ежедневно принимать, мыть, переодевать, кормить и заниматься 2 — 3 тысячами поступающих раненых и столько же готовить для отправки в тыл. Кроме того, нужно было обеспечить работу эвакоприемников, организованных на трех вокзалах Москвы.
Поначалу задание казалось невыполнимым, тем не менее ровно через пять суток после получения приказа госпиталь — теперь он именовался № 2386–й — стал принимать раненых. За время Московской битвы здесь была оказана помощь более чем 372 тысячам бойцов, проведена почти 41 тысяча операций, в том числе много сложных.
Зима 1941 — 1942 годов выдалась очень холодной и снежной. Поэтому у бойцов, сражавшихся на подступах к столице, было много обморожений. Для них организовали специально оборудованное отделение, куда ежесуточно поступало по 200 — 250 человек. Имелось и отделение для генералов. В нем оперировали тяжелораненых Рокоссовского, Еременко, Лелюшенко, Берзарина и других военачальников, лечили заболевших Жукова и Василевского.
В декабре 1941 года начальнику госпиталя Ефиму Вольперу было присвоено очередное воинское звание — военврач 1–го ранга. Вскоре он и ряд сотрудников были представлены к правительственным наградам. Казалось, все самое тяжелое позади. Да не тут–то было.
«Отменить приговор трибунала!»
К госпиталю был прикомандирован капитан — оперуполномоченный особого отдела штаба фронта. Это был невзрачный человек небольшого роста, который не привык вести себя скромно. В обиходе между собой сотрудники госпиталя прозвали его рыжим котом. У начальника аптеки он постоянно требовал спирт, у начпрода — особое питание и деликатесы. Часто устраивал попойки. Жалобы на него сыпались со всех сторон, и начальник госпиталя был вынужден призвать зарвавшегося к порядку — вызвал к себе в кабинет и в присутствии комиссара Васильева сделал выговор в жесткой форме.
А через несколько дней к Вольперу явились двое сотрудников особого отдела фронта и заявили, что у них имеются сведения о том, будто бы в госпитале есть неоприходованное имущество, которое расхищается. Потребовали показать им склады. Никаких объяснений, что это имущество было брошено отступающей армией, слушать не желали. Не охладило их пыл и то обстоятельство, что все госпитальное хозяйство содержалось в соответствии с существующими правилами, а склады надежно охранялись.
Вольпер был вызван в санитарное управление фронта и отстранен от должности. После передачи дел его арестовали. Через несколько дней были арестованы комиссар Васильев, заместитель начальника госпиталя по лечебной части, начальник продовольственного отдела, помощник по материальному обеспечению. Следствие было недолгим. По его окончании была назначена выездная сессия военного трибунала — прямо в госпитале, в бывшем клубе сельхозакадемии. Вольперу инкриминировали небрежное содержание продовольствия и разного рода имущества, а также использование выздоравливающих раненых в качестве обслуживающего персонала. Комиссар Васильев обвинялся в потере политической бдительности.
Убедительных фактов, подтверждающих виновность обвиняемых, не было ни в обвинительном заключении, ни в показаниях свидетелей. Не были собраны такие факты и в ходе суда. Вольпер на суде держался с достоинством и заявил, что остальные обвиняемые только выполняли его приказы. А комиссар Васильев сказал, что ему неясно, в чем выразилась потеря им политической бдительности, когда благодаря действиям руководства госпиталя удалось обеспечить всем необходимым тысячи раненых и возвратить их в строй. Трибунал не принял во внимание и ходатайства о невиновности подсудимых санитарного управления фронта. На второй день суда был объявлен приговор. Военврача 1–го ранга Вольпера — расстрелять, комиссара Васильева отправить на 8 лет в тюрьму. Другие обвиняемые также были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Этот приговор должен был утвердить или отменить только Военный совет фронта.
Командовал Западным фронтом в то время Георгий Константинович Жуков — человек строгий, даже суровый по отношению к разного рода провинностям своих подчиненных. Но на сей раз, ознакомившись с документами военного трибунала, он вскипел:
— Как же так, люди спасали госпиталь от врага, наладили его хорошую работу, а мы их за это осуждаем, даже расстреливаем? Да все это — чистая липа. Что касается Вольпера, то он у меня еще в Слуцке в кавалерийском полку младшим военврачом был, я его хорошо помню. Это человек честный, преданный своему делу, что он еще раз и доказал. Так что приговор трибунала отменить, всем осужденным вернуть воинские звания и награды.
После освобождения из заключения Ефим Вольпер был назначен начальником одного из фронтовых госпиталей. После войны до выхода в отставку, будучи полковником медицинской службы, заведовал кафедрой военно–медицинской подготовки в одном из вузов Литвы. До конца дней своих он помнил о том, как в трудный для него час будущий прославленный маршал подарил ему жизнь.
***
А что же стало с самим госпиталем? Когда война окончательно и бесповоротно повернула на запад, он двинулся следом за войсками. В 1943 году, на четвертый день после освобождения Западным фронтом Смоленска, туда убыл из Москвы его первый эшелон. За ним — второй, а потом и третий. Дислоцировались в дотла сожженном и разрушенном врагом городе на Покровской горе на развалинах областной больницы. Всю зиму с 1943–го на 1944–й немцы жестоко бомбили, но персонал продолжал работать.
В ходе операции «Багратион» госпиталь перебазировался в Вильнюс и частично в Минск, затем в составе 2–го Белорусского фронта — в Каунас, а после Победы — в Гродно, где находится и по сей день в составе Вооруженных Сил Республики Беларусь. Кстати, под тем же номером, присвоенным ему когда–то директивой начальника Генерального штаба Министерства обороны СССР. Два года назад он отметил свое семидесятилетие.
