Если долго смотреть кино, можно ведь подумать, что и в жизни после титров все замирает

Ну и понятно, что в своем излюбленном Твиттере Трамп прокомментировал: «Я подписал этот закон из уважения к председателю КНР Си Цзиньпину и жителям Гонконга». Примерно так же туманно пояснял в свое время бухгалтер Берлага: «Я это сделал не в интересах истины, а в интересах правды».

Буквально тут же президент США перешел с твитов на демотиваторы и опубликовал фото, где его благородная голова покоится на изумительном торсе боксера Рокки (С. Сталлоне). Безо всяких подписей. Мол, и так все ясно: вот победитель, вот чемпионский пояс с государственной символикой, вот торс. Таково текущее состояние дел. В мире, наверное.

Можно, конечно, поехидничать: приставить торс (или как это правильно назвать?) Трампа к голове Сталлоне. Как это немедленно сделали американцы. Или погордиться своим, как канадцы, мол, «нашему‑то Джастину Трюдо не нужен фотошоп, чтобы эффектно выглядеть». Позабыв о том, что именно Трамп не так давно легко заставил Трюдо переподписать торговое соглашение между странами.

В декорациях боксерского ринга это выглядело бы так: вышел, показал кулак, снял с впавшего в ступор оппонента пояс и ушел. Даже не вспотел.

Но я вот о чем предлагаю поразмышлять: как массовая культура (а можно даже сказать, продвигаемая ею идеология), вещь, вообще говоря, эфемерная, влияет на реальные поступки живых людей. Американцев в данном случае.

Блокбастеры Голливуда середины 80‑х годов прошлого века, завоевавшие и покорившие (буквально) весь мир, — это разные «Терминаторы» и «Рэмбо». Но десятью годами раньше был фильм «Рокки» — история о том, как нищему вышибале выпал шанс. И он его не упустил, выдержав 15 раундов в ринге против чемпиона мира, заодно и покорив продавщицу в зоомагазине — девушку своей мечты.

Иначе говоря, имеем деву, чудовище и рыцаря. Вечные герои, архетипы, очевидно, всего человечества. Плюс приправа из «американской мечты»: self‑made man, обычный человек (как ты и я), в одночасье ставший звездой. И этого в фильме нет, но все же все понимают — миллионером. Во всяком случае, Сильвестр Сталлоне стал, только по медиа­франшизе вышло две киносерии, восемь фильмов.

Мир покорен, сердца зрителей завоеваны, несть числа повторам и подражателям… И фильм поселяется в головах, кино просачивается в жизнь. Заставляя реально поверить, что мы, американцы, — это коллективный Рокки. «Мы надерем им задницы!» — обещает Д. Трамп своим сторонникам в Миссисипи. «Йе‑е, камон!» — восторженно ревут самые ответственные избиратели в мире.

Я, грешным делом, полагаю, что и премьер‑министр Канады не стал биться в кровь за тот акцизно‑пошлинный договор из‑за устоявшегося стереотипа. Народу‑то можно объяснить, почему американцам стало еще выгодней торговать с соседями. А вот выходить на ринг против Рокки — дело абсолютно бесполезное, все же знают.

И все действительно знают.

Архетипы и связанные с ними жизненные ситуа­ции — это легенды. Саги. Сказки. Самое, наверное, опасное — это искренне поверить, что все так и должно быть. Ведь, например, уверовав, ты забудешь задать вопрос: а где полцарства? Вроде обещали. Заметьте, ни в одной сказке никогда об этом полцарстве дальше не рассказывается.

Потому что кино — оно заканчивается. Над мужественным и одновременно заплывшим лицом очередного Рокки склоняется нереальный женский профиль, звучит музыка типа My heart will go on («я тебя никогда не увижу»), идут титры, как бы отрезающие от героев и зрителей завтрашнее хмурое утро в той же ночлежке. Здоровый человек выйдет из мультиплекса и через час об этом забудет.

Но если грамотно заниматься развитием масскульта, пропагандой нужных ценностей, подкрепляя где демпингом, а где кредитным давлением, то весь мир будет считать, что Америка — это страна непобедимых Рокки. Всесильных и спасительных терминаторов. Сеющих смерть всему плохому Рэмбо. Со всеми вытекающими.

И американцы, судя по действующему президенту, его рейтингам, его электорату, — они тоже будут так считать. Доказательство выше. С голым торсом.

 Как потом убедить людей, что жизнь — это не кино? Наверное, только другим кино. В котором на ринг против победоносной звезды из народа выйдет щуплый Брюс Ли из Гонконга. Китайского Гонконга. И незаметным тычком — или, наоборот, стремительной и потому совершенно незрелищной серией — отправит того… на канвас, выразим­ся правильно.

Вот это, кстати говоря, может стать апокалиптическим шоком для многих людей, которые всю жизнь прожили в другой парадигме. В восприятии окружающего мира, как в автокинотеатре: демократия — хорошо, все остальное — плохо. Деньги решают, их количество рулит. У кого сила, тот и прав, и так далее. Это реально опасно, ибо как такой смутой в головах смогут воспользоваться поднаторевшие за полвека в обработке умов медиа — не очевидно.

Но и профессионалам, и любителям стоит все же помнить: жизнь — не кино, там финальных песен не бывает, любой happy end — это не конец истории. И если у кого‑то появляется Рокки, то обязательно где‑то будет и Брюс Ли. Может, не сразу, но будет.

Потому что — накипело.