— Высокая, стройная, пластичная, грациозная… Такими эпитетами описал бы зритель солистку балета. Но вряд ли внешних данных достаточно, чтобы стать ведущей артисткой. Что, на ваш взгляд, должно быть еще?
— Вы уже в детстве знали, что непременно станете примой театра?
— Да, это правда. Когда мне было 9 лет и я поступила в хореографическое училище, сразу дала себе установку, что должна стать не просто хорошей артисткой, а лидером, солисткой. Не знаю, откуда такие амбиции. Возможно, это желание передалось от родителей. Всегда чувствовала, что мама хочет видеть меня успешной.
— А сама она была как-то связана с балетным искусством?
— Хотя мама 50 лет проработала на заводе, она невероятно креативный человек, ко всему найдет творческий подход. Ей не составляет труда сочинить из простых продуктов какое-то необычное блюдо, красиво накрыть на стол, придумать необычный декор комнаты — постоянно создает какие-то интересные вещи. Когда-то она сама мечтала о сцене, но так и не реализовалась в этой сфере, наверное, поэтому очень хотела, чтобы это попробовала сделать я.
— И вы не сопротивлялись? Сразу почувствовали, что это ваше?
— Я была послушным ребенком, огорчить маму было бы катастрофой. Но не это главное. Не думаю, что мама заставляла бы меня ходить на занятия, если бы видела, что они не доставляют мне удовольствия. Я сразу осознала, что балет — это мое, впитала и поняла это искусство.
— Вы чувствовали, что отличаетесь от других ребят в училище, что у вас есть та самая порода, которая сделает вас примой?
— Я всегда чувствовала, что ко мне по-особенному относились. Может, потому, что визуально я очень соответствовала образу балерины: худенькая, длинная шея, маленькая головка, тонкие пластичные руки. Возможно, это немного двигало вперед. Но точно знаю, если бы у меня не было любви к балету, упорства, лидерских качеств, желания быть первой, никакая внешность не помогла бы мне добиться успеха.
— Первую серьезную партию — Одиллии в «Лебедином озере» — вы станцевали в 18 лет. Не многим выпадает такая удача. Вспомните то время. Чего было больше — радости или ответственности?
— Было страшно! Партия очень сложная, рассчитанная на зрелую балерину. А мне она была предложена авансом. На меня сделали ставку в театре, поверили заранее. И это мне льстит. Я безумно благодарна людям, которые поддержали меня тогда и поддерживали потом на протяжении многих лет, причем не только во время взлетов. Повторюсь, работа над партией предстояла сложная. Но было настолько интересно и захватывающе, что трудности меня не пугали. Станцевать в «Лебедином озере» — мечта любой балерины! Отказаться от такого предложения было невозможно.
В партии Никии. Балет «Баядерка».— В вашей карьере было немало ролей. Все они такие разные — Шехеразада, Рогнеда, Кармен… И в каждой из них вы смотритесь невероятно гармонично. По крайней мере, так чувствует зритель. А вам самой было комфортно во всех этих образах?
— Признаться, сначала меня воспринимали как исключительно классическую танцовщицу и не видели ни в чем другом. Да и я не представляла себя вне классики. Пуанты, пачки — в этом была вся я. Но со временем мне стало этого мало, захотелось расширить диапазон, понять, на что еще я способна. И когда у меня накопилось больше опыта и мастерства, стала пробовать себя в разном. Очень помогли мне раскрыть себя и как балерину, и как актрису спектакли Валентина Елизарьева. В классическом репертуаре ты не можешь позволить себе излишнюю эмоциональность — там есть определенные рамки. Иное дело — примерить на себя образы Кармен, Рогнеды, Джульетты, Шехеразады, Заремы…
— Все ли роли давались легко?
— Не все. Иногда возникала уверенность, что некоторые спектакли абсолютно не мои. Отказывалась от них на каком-то этапе, потом снова возвращалась. Очень сложно дался балет «Шехеразада». Я совершенно не представляла себя в нем. Там нужно очень пластично двигать бедрами, руками, плечами. Это требует некоей раскрепощенности. А после классики я была зажата. Но работа с Андрисом Лиепой придала мне уверенности в себе, убедила, что тело артиста не имеет границ. Как только я выдохнула и расслабилась, все пошло как по щелчку.
Сцена из балета «Дон Кихот».— Балерине часто приходится танцевать в паре. Думаю, не всегда артисты совпадают характерами, взглядами, возможно, даже случаются некоторые ссоры. Как сделать так, чтобы зритель не почувствовал этих разногласий, поверил в искренность героев?
— Действительно, все мы разные. Бывают и сложные обстоятельства, когда, например, в паре танцуют бывшие муж и жена. Но нужно уметь отбросить личные чувства и хорошо сделать работу. Ты мастер и обязан справляться со своими эмоциями. Нам, как правило, удается находить общий язык с партнерами. Дуэт — танец двоих. И наша цель — сделать его легким, красивым, гармоничным. Случаются форс-мажоры: вес разный, рост не совпадает… Но как-то подстраиваемся друг к другу.
— Вы работали на разных мировых площадках. Наверняка другие театры пытались переманить вас к себе. Однако вы остались преданной белорусской сцене. Почему?
— Возможно, прозвучит пафосно, но эта преданность была заложена с детства. Я всегда считала, что должна работать здесь — во благо и на славу белорусского искусства. Конечно, когда у тебя хорошая школа, ты технически оснащен, находишься в расцвете сил, тебе постоянно поступают предложения из других театров. Но мне это никогда не было интересно. У меня взаимная любовь и с белорусским театром, и с белорусским зрителем.
Одиллия в «Лебедином озере».— Вы немало гастролировали по миру. Восприятие балета в разных странах отличается. Какие зрители удивили больше всего?
— Даже в отдельных регионах одной страны встречали совершенно разных зрителей. Были площадки, которые совершенно не нужно было раскачивать. А случалось, прилагали немалые усилия, чувствовали, что спектакль удался, однако слышали лишь жидкие аплодисменты. Но нас учили, что на это не надо обращать внимания. Артист в любом случае должен выложиться на 100 процентов. Бывало и другое. Ты недоволен спектаклем, а зритель принимает очень хорошо. Аудитория — живой организм, и предугадать что-либо очень сложно.
— А какой белорусский зритель?
— Могу сказать, что зрители стали более воспитанными, культурными, благодарными. Но хочется, чтобы наши люди проявляли еще больше эмоций, не стеснялись этого.
— В 2016 году вы получили серьезную травму — разрыв связок. Затем были сложная операция, длительная реабилитация…
— Это был тяжелый этап. Но сложные вещи приводят нас к какому-то выводу, чему-то нас учат. Сейчас понимаю, что все к этому шло. Я уже несколько лет танцевала через боль — колено было оперировано. Нужно было распределять нагрузку по-другому. Но это понимаешь уже после. Организм был перегружен, я не могла встать с кровати, не могла с утра собраться, чтобы порепетировать. Была истощена и физически, и эмоционально. Но я такой человек, что не ощущаю, когда нужно остановиться. Если у меня эйфория в работе, если чего-то очень хочу, я не чувствую усталости. Организм сам решил сделать остановку. Я была на пике карьеры, славы, техники. И вдруг ты летишь вниз со страшной силой. Психологически это очень сложно. Ты понимаешь, что у тебя нет работы, нет коллектива и, в принципе, нет друзей. Еще вчера ты покорял мировые площадки, а сейчас лежишь с огромным металлическим ортезом. Я не думала о том, когда надену пуанты и смогу ли вообще выйти на сцену. Меня беспокоили другие мысли — моя нога меня не слушалась и не могла сделать и шага. Пришлось заново учиться ходить.
«Жизель, или Вилисы». В заглавной роли.— Что помогло не сломаться в тот период?
— В первую очередь — колоссальная работа над собой. Заново начинаешь выстраивать себя, пытаешься понять. Помогла вера. Ты обращаешься к Богу, высшим силам с просьбой дать тебе желание жить. Потому что сразу это желание было очень маленьким. И, конечно, я благодарна тем людям, которые остались со мной в беде. Сейчас я понимаю, что сложные этапы даются нам для того, чтобы увидеть себя и мир по-другому. Если бы не травма, я бы не выросла духовно, не поменялась, не стала бы ценить то, что раньше просто не замечала.
— Что вы почувствовали, снова надев пуанты?
— Это было чудом! Признаться, после травмы все показалось мне чудом. Когда нога стала слушаться, я начала выходить на улицу, встречаться с друзьями — это было чудо. Когда впервые пришла в зал, это тоже было чудо. Хотя раньше я этого не ценила, воспринимала все как должное. Когда надела пуанты и с металлом в ноге станцевала «Лебединое озеро», выполнив 32 фуэте, это тоже было чудом. Верю, пока мы не разобьемся, не пройдем через определенные испытания, мы ничего не поймем в этой жизни.
— Сегодня вы не только выступаете, но и преподаете. Что, на ваш взгляд, важно в первую очередь передать маленьким артистам?
— Любовь к искусству. И прежде всего своим личным примером. Конечно, случайных детей в балете нет. В них уже заложены творческое начало и потребность в красоте. Но когда я вижу, как в течение обучения возрастает их любовь к балету, как это искусство дарит им вдохновение, сердце радуется. Долг и миссия артистов — передавать из уст в уста, из ног в ноги нашу профессию и поднимать белорусский балет на высший уровень. Мы должны нести магию и волшебство сцены людям, чтобы их души становились светлее и добрее.
Балет «Корсар».— Как Ольга Гайко проводит время вне театра?
— Не хочу, чтобы у читателей сложилось мнение, что я живу только балетом, хотя моя любовь к нему безмерна. Мне интересны многие вещи. Люблю читать, ходить в кинотеатры, посещать различные мероприятия. Пробую себя в роли модели и фотомодели.
— Какой ваш любимый наряд в балете и какую одежду вы предпочитаете в обычной жизни?
— Сценические костюмы меня очень вдохновляют. Наряд, который соответствует теме и эпохе спектакля, заставляет перевоплощаться и меня. Люблю восточные и испанские костюмы. Но лучше пачки для меня ничего нет. В жизни предпочитаю стиль кэжуал, хотя вечерние платья и каблуки тоже надеваю. Раньше не носила их почти. Однако после травмы стала более открытой людям и событиям. Не отказываюсь от встреч. Получаю удовольствие от общения с интересными и умными людьми.
— Придерживаетесь ли вы ограничений в еде, чтобы оставаться в такой превосходной форме?
— Балет требует худобы, субтильности. Каждый лишний килограмм на сцене смотрится неэстетично. К тому же нас поднимают партнеры. Но ограничивать себя в чем-то или нет, решает только артист. Он знает свое тело, особенности организма. Например, я отказалась от мучного. Но знаю, что перед репетициями могу позволить себе немного сладкого. Все это уйдет во время занятий. Помню, после 3 часов репетиций и 3 часов спектакля уходила из театра истощенной — теряла несколько килограммов.
mila@sb.by
