Редкий кадр: Надежда РОМАНОВА отдыхает на диванчике. Обычно она вся в движенииФото Артура ПРУПАСА
— А ты счастливо живешь? — неожиданный вопрос Надежды Федоровны ставит меня в тупик. — Если мужик, дети и свой угол есть, ни в коем случае не ропщи на судьбу.
Я послушно киваю головой. Передо мной обычная бабушка. Традиционный платок-«хустка» на голове, худенькая фигурка, загрубевшие от черной работы руки. Но начинает говорить — и чувствуется в ней какая-то сила. Словно в подтверждение моих мыслей ее внучка Элла Кункевич описывает характер бабушки:
— Прирожденный руководитель. Как сказала, так и надо сделать. Дай роту солдат — ни один без занятия не останется.
— А как по-другому? — встревает в беседу бабушка. — Я не помню, чтобы в детстве играла. Сызмалу уток, лошадей пасла. В школу только два класса получилось походить. Учиться хотела. А потом — все. За 5 километров надо было ходить. А морозы тогда крепкие были. Но читать-писать умею. Зато девочки-сверстницы шить и вышивать хорошо умели. А когда исполнилось лет пятнадцать, ходила на вечеринки. Соберемся на колодке и песни поем, сильно так затягиваем. А из другого поселка — эхо в ответ. Так и соревнуемся, кто кого перепоет. А иногда к кому-нибудь домой придем. Только для этого надо было спрясть лен для хозяйки — как подарок. По два килограмма припасем — и можно заходить. Иногда и до утра гуляли, а утром отправлялись на работу.
На праздники к бабушке традиционно приезжает много гостей — около 30 человек. Это только небольшая часть приехавшихОтец Надежды был мастером на все руки. Из дерева мог все сделать — от хлебницы до лодки. Был у него еще один дар — лечить людей. Со всей деревни к нему приходили. Это умение исцелять передал он и «своей Надьке».
Надежда Федоровна с прищуром смотрит мне прямо в глаза:
— Вот доктора могут увидеть, что у тебя внутри? Нет. А мне достаточно человеку в глаза посмотреть. Помню, руку сломала. Глину приложила, молитву почитала — и она без гипса затянулась.
Элла Михайловна не может молчать:
— Пару раз бабушку в больницу пытались положить. И дня не выдерживала — сбегала. Таблеток знать не знает. Лучшее лекарство для нее — мед. Молитвами и вправду умеет врачевать. У меня ребенок кричал — не знали, к каким специалистам обратиться, а она пошептала — и все прошло.
— Батька передал, когда в мир иной уходил, — объясняет Надежда Федоровна.
Родителей она вспоминает с трепетом. Их слово — закон. Не нарушала она этот закон, даже когда дело касалось любви. Три раза выходила замуж без чувства в сердце, а потом влюблялась.
Главный секрет долгожительства Надежды Федоровны — работаОна опускает глаза и начинает теребить краешек юбки:
— Я с другим встречалась. Три года. Но он был обычным трактористом. А сосватали за другого, грамотного. Не хотела, но отец сказал. Не понравился мне сразу Миша, а потом душою к нему прикипела. Быстрый был — не идет, а летит. А заболел, вижу, не то что-то с ним. И года не пожили — умер. Остался на руках восьмимесячный сынок. А у меня тогда ни квартиры, ни работы — среди моря лодка без весла.
Снова родители советуют ей не оставаться одной. В ее жизни появляется Иван, правда, жизнь второго мужа быстро унесла война.
— Он на фронте погиб, а у меня на руках уже двое детей осталось, — горько усмехается Надежда. — Накануне пришло от него письмо: «…кончится война, Надька, соберем детей и заживем». А потом — тишина. Кто-то говорил, мертвым его нашли.
Казалось бы, какая любовь после таких лишений. А человек, как мотылек, ему на свет лететь нужно. Так в конце войны встретились две истерзанные души. У нее муж погиб, у него жена умерла. И у каждого по двое детей. Чувства пришли позже, со временем, а сразу объединились, чтобы выжить. Надежда вспоминает случай, больно ее ранивший:
— Для меня не было чужих детей. А кто-то бросил мне в лицо: «Мачеха ты им!» Помню, иду и плачу. Как так? Я же им как мать родная.
Вместе с третьим мужем Петром они подняли на ноги шестерых — две младшие девочки появились уже в совместном браке.
Надежда протягивает ладони вперед:
— Эти руки и косить, и жать, и копать, и плуг таскать — все умеют. У нас осталась коровка после войны да 50 соток. До кровавых мозолей работала. Сталин ой как притеснял. Колхозник должен был бесплатно сдать государству 40 килограммов мяса, 270 литров молока, 100 штук яиц с каждого хозяйства, с одного дерева яблони — 100 рублей налог. Из-за этого некоторые яблони стали вырубать. Поросенка выкормишь — сдай кожу. Не сделаешь этого — судить будут. Убьешь, едешь в болото, чтобы там осмолить, и колотишься от страха. Так и жили: себе картошку в тарелку положу, в кружку рассола налью, а детей старалась посытнее накормить. Я и сейчас мясное не сильно жалую. А молоко люблю. С шестью детьми и суп из топора приготовлю — научились выкручиваться. Коноплю сажала, а из нее масло, сметанку делала. Столы не ломились, но есть было что. У меня всегда была большая бочка капусты. Утром картошечки наварю с малосольным огурчиком, в обед — борщ. И каждый день обязательно свежее. Дети с малых лет помогали. Помню, одной дочке восемь лет, а она трехлитровый чугунок в печь поднимала. Один раз, правда, ошпарилась сильно. К труду приучала. Верочке три года, я картошку копаю в корзину, а потом высыпаю — пусть тренируется.
С третьим мужем Петром. Вместе они подняли на ноги шестеро детей.Надежда Федоровна улыбается: теперь у детей все есть. Гулять выходят такие нарядные, как раньше только по большим праздникам в церковь шли. А у нее были уборы, которые она по двадцать лет бережно хранила.
— Зиму целую прядешь, а ногой люльку качаешь, — бабушка показывает, как умудрялась делать сразу два дела одновременно. — Это сейчас ткацкие станки в избе выглядят экзотикой, а раньше в деревнях ткали все. В магазинах не покупали.
Постирать одежду — тоже мастерство. Мыла-то не было. Женщины использовали золу. Складывали одежду в объемную бочку, которая заполнялась водой.
— Мнешь вот рубашки-брюки-сорочки, мнешь, пока седьмой пот не сойдет, а потом на речку идешь, чтобы прополоскать. Снег под галошами скрипит, а вода обжигает, как сотни мелких осколков одновременно в руки вонзаются. Валиком одежду бьешь, — бабушка энергично машет руками, показывает, как правильно надо делать эту работу. — Горячо телу становится, а ладошки и пальцы не согреваются. Белеют, деревенеют, не слушаются.
Помнит бабушка Надя, как впервые стала к искусству приобщаться. В послевоенные десятилетия по районам активно путешествовали кинопередвижки. Фильмы привозили под вечер. На стену вешали простынь — для экрана, окна занавешивали темной тканью. Людей набивалось столько, что в помещении вздохнуть не было чем: сидели на стульях, на полу, кто где мог. Кто не мог купить билет, дежурил под окнами, в щелочку смотрел.
На глазах Надежды много событий произошло. Она вспоминает, как на фоне горевших керосиновых ламп свет от электрической лампочки был, как солнце. Как появился в доме первый телевизор, да смотреть его совсем не было времени. А сегодня бабушка и хочет это сделать, да слух подводит. Поэтому больше живет воспоминаниями.
Надежда Федоровна берет в руки спицы:
— Носки вяжу и вспоминаю. Много страшного пережила: трех мужей похоронила, с немцами глаза в глаза встречалась, по болотам с младенцем на руках скиталась, а все равно больше всего страдаю, что дочушку свою схоронила. Мне тогда до пенсии было рукой подать.
Бабушка порывисто откладывает вязанье в сторону. Она не плачет, но голос дрожит, а веки сильно краснеют:
— Молоденькая ушла. В 25 лет. Упала, ногу повредила. Ампутировали. Заражение крови. Двое деток осталось. Такая она хорошая была — никем не могу ее заменить. Никем… Деток ой любила. Маленькая была, сама хлебушек не съест — братикам и сестричкам отдаст. Для меня тогда осень-весна — все смешалось. Ориентироваться во времени от душевных мук перестала. Эллочку, внучку, к себе забрала. Говорю ей: «Будем с дедом тебе родителями». А она отвечает: «Таких старых родителей не бывает». А потом звала нас мама и папа. Сложное время было. Муж совсем захворал — инвалид 1-й группы. На руках его таскала — ходить не мог. И Эллу надо было поднимать.
И подняла. Элла Михайловна— многодетная мама. У нее четверо детей. Зиму обычно Надежда Федоровна проводит у нее. Но только лучи солнца становятся теплее, рвется к себе — в деревню Химы Рогачевского района.
— У бабушки там пчелы, огород. И везде должен быть образцовый порядок. Все лето на грядках проводит.
Работа — вот, пожалуй, главный секрет долгожительства Надежды Федоровны. Этому секрету она учит и своих внуков-правнуков. А у нее их богато: 10 внуков, 15 правнуков и одна праправнучка.
