Живое дело

Люди и время глазами Леонида Екеля

Время — это всегда стиль. На смену традиционным газетным жанрам приходят новые формы. То, что было модным вчера, сегодня — скучно. Будущее всему готовит свою порцию нафталина... Это — неизменная диалектика жизни. Но она учит и беспристрастному, внимательному взгляду в прошлое. Предлагаем это сделать глазами известного и, прямо скажем, очень традиционного журналиста Леонида Екеля. Сегодня —  очередная публикация его авторской рубрики.


Встреча с хорошим человеком для меня всегда радость. А с двумя сразу — вдвойне. Хоть и была она полной неожиданностью. Честно говоря, думал, что в наше время дояров и днем с огнем не сыскать. А тут, пожалуйста, сразу двое. Работают на одной ферме. Причем не просто доят коров, а раздаивают. Спросите у любой доярки, что это такое, и вы поймете из ее рассказа: легче объездить мустанга, чем первотелку превратить в продуктивную корову. А им это удается. Более того, Александр Зезюлин в минувшем году надоил больше всех в Полоцком районе: от каждой коровы по 7.533 литра молока. И вышел на второе место в Витебской области. Эдмунд Павлинь (в его группе на 12 коров меньше) — по 6.590 литров. Вот такие нескромные показатели у этих скромных мужиков...


Оба крепкие. Подтянутые. Сильные. Пожмут руку — пальцы немеют. Друг на друга в чем-то непохожие, а чем–то очень похожие. Чем же? А пожалуй что, выражением глаз. Так смотрят на мир и людей истинные мастера своего дела. Они знают себе цену. Им ведомо чувство личной незаменимости. Но только не гордыни. Достоинства.


— Как будем беседовать, ребята? Может, один вопрос — сразу на двоих? спросил я полусерьезно.


— Нет, — твердо ответил Эдмунд. — У нас у каждого свой путь.


Великий знаток человеческих душ Максим Горький утверждал, что в глубине каждого человека таится бубенчик. Сумеешь его затронуть — и он зазвенит самым прекрасным, что живет в душе. Только вот как его затронуть?.. И я стал рассказывать о хуторе, где прошло мое детство. Эдмунд слушал с неподдельным интересом. Глаза его теплели...


— Я тоже родился на хуторе. Типичном для Латвии. В Краславском районе. А рядышком, рукой подать — Верхнедвинский район. Дом наш стоял на холме. Вокруг ели. Красивые, мохнатые. Как в сказке. А на соседнем холме — ферма. И огромная поляна, на которой паслись коровы. Мама на ферме доила. Отец подвозил корма. Бывало, только вскочу с постели — и бегом на ферму. Была там у меня любимица по кличке Лапушка. Подойдет ко мне, положит голову на плечо, обдаст шумным дыханием, как будто умоет молочком, а меня радость распирает. Словно подарок получил. Первотелок в мамину группу подбирал только я. Чувствую, что получится хорошая коровка. А почему — не могу объяснить. Летом я не знал никаких пришкольных участков. Мой участок — ферма. Помню и свою первую «зарплату». Я уже во второй класс перешел. И вот привозит кассир на ферму деньги. Люди выстроились в очередь. Каждый получает свое. И я тут кручусь. В ожидании, что перепадет гривенник, а может, и полтинник от мамы на конфеты. И вдруг слышу: «Эдмунд, подойди ко мне! Получи, мальчик, свою зарплату». И кассир выдает мне металлический рубль с профилем Ленина. И это видят все. Наверное, в тот день никого счастливее меня не было на свете. Ну как же! Я, как взрослый, получил зарплату. И уже потом, спустя годы, до меня дошло, что это мама отдала кассиру свой рубль. И попросила выдать мне как зарплату. Мама тонко понимала детскую душу!


После восьмого класса я прямым ходом направился на ферму. Нравилось мне это дело — и все тут. В 16 лет у меня уже было 30 коров. И все первотелки. Так что раздой для меня — дело очень знакомое. Конечно, было тяжко. Навоз вывозил на тачке. Корма таскал вручную. Не каждый взрослый мог с такой нагрузкой совладать. А куда уж мне, подростку... Но справился. Наверное, потому, что в каждом человеке заложен большой запас прочности.


Что бы в жизни ни случилось, надо все перетерпеть. Когда наш дом и все, что в нем было, пошло с дымом (племянники решили спрятаться в соломе и покурить), казалось, большей беды и быть не может. Но вот наступили 90–е годы. И так полыхнуло, такой грянул гром, что все и всех потряс до основания. Моя жена — русская. А русские в Латвии не нужны — всех под сокращение. Делай что знаешь. Иди куда хочешь. Пошел и я за ней. Так мы оказались в Шумилино. А когда моя семейная жизнь рухнула под откос, я переехал в Новые Горяны. Но и здесь поначалу не все было ладно. Столько сил вложил, чтобы купить дом! А продал его за гроши. Вернулся в Латвию. И не сразу понял, что мои родичи решили использовать меня как своего работника. Как раба... «Господи! — взмолился я, — сколько же можно меня испытывать?» И сам себе ответил: «Сколько нужно». Ведь все равно будет так, как определено судьбой. И что тебе положено, через то и пройдешь... А возвращаться к людям, от которых вроде бы сбежал, стыдно. Поискал счастья в другом хозяйстве. Даже одно время поработал в Полоцке на рынке. Торговал. Нет, все не то. Мою душу точила тоска по ферме. И вот я здесь...


Такой вот жизненный путь у Эдмунда Павлиня. Непростой. Нелегкий. А что, собственно, в нашей жизни легко и просто? Да если и упростить ее, облегчить до предела, будет ли это жизнью? Скорее растительным существованием... Думаю, что многие беды Эдмунда — от его беспредельной доброты. К сожалению, всегда найдутся люди, которые используют незащищенную доброту в своих корыстных целях.


А что же наш Александр? В его биографии, пожалуй, есть только одно совпадение с биографией Эдмунда. Маме на ферме он по–настоящему помогал, когда еще учился в третьем классе. Даже тяжеленные бидоны с молоком приходилось ему таскать. Ну а дома — само собой. Пока не управится в хлеву, не протопит печку, не заготовит дров на завтра — за уроки не сядет. Мама — на ферме. Отец — на тракторе. Вот и впрягался Саша в домашний воз и тянул его в полную силу. Как взрослый. И не обижался. Не роптал. Хотя, что говорить, пацана так и подмывало рвануть к своим однокашникам. Хотелось поиграть с ними. Беззаботно порезвиться. Но прежде всего — дело. Такой порядок был в их семье. А семья немалая: шестеро детей. Чтобы каждого одеть, обуть, накормить как следует, родители вкалывали от восхода солнца до глубокой ночи. Саша это видел, понимал и никогда для себя ничего не просил. Захотелось ему купить джинсы, иметь кроссовки — пошел в уборочную на комбайн помощником. И заработал 250 рублей. Отдал деньги маме и почувствовал в душе радость необыкновенную. И осталась в памяти зарубка: настоящая радость — это когда отдаешь, а не от кого–то получаешь.


Говорят, что каждый играет на скрипке жизни как умеет. Ну никак у Саши не клеилась эта мелодия. Никак! Окончил среднюю школу. Попробовал стать художником–оформителем. Полгода проучился — забрали в армию. После службы восстановился на учебу, но это было уже другое время. Коммерческое: все надо покупать за свои деньги. А их у Саши элементарно не было. Поработал и поваром в своем колхозе, и пожарным в Горках. Нет, все не его. Александр поступает в Мозырское училище геологии. Получает специальность бурильщика. Мечтает попасть на Север и заработать большие деньги. Но вместо Севера — работа грузчика на Мозырском заводе кормовых дрожжей. Такая вот грустная проза... Когда человек ищет и ждет одного, а на деле выходит совсем другое, он начинает думать, что эти годы прожил напрасно. Но что сожалеть о потерянном, что бояться его потерять — по сути, одно и то же. Наверно, можно укромно прожить свою жизнь и в тихом болоте. А вот этого Александру как раз и не хотелось. И когда Эдмунд (они — дальние родственники, переписывались и друг друга не теряли) пригласил Александра в Новые Горяны, тот недолго думая приехал. Вначале помогал Эдмунду. Некоторое время был подменным. На это ушло два года. Почувствовав в себе и силу, и уверенность, а главное — интерес, он принимает решение, которое доярок и удивило, и обрадовало. Молодой симпатичный парень не просто делает их дело, но берется за самое трудное в нем — раздой.


Первотелку подвязать — уже великий труд. А сколько мешков муки надо перетаскать на своих плечах каждый день! А какое проявить терпение, когда животное упрямится, не подпускает к себе. Когда всеми силами отбивается от машинной дойки... А какими искусными должны быть руки дояра, чтобы нежное коровье вымя превратилось в живой сосуд вместительностью и два, и три ведра молока. Мастит, малейшая травма — и пошла корова на выбраковку. А ты начинай все сначала. И никто не даст гарантии, что на этот раз все получится. Такая же ситуация была и у Эдмунда...


Но вскоре в хозяйстве все убедились, что парни на своем месте. Что, даже заболев, они выйдут на дойку и начнут ее минута в минуту. Стоит нарушить распорядок — и удой мгновенно падает. На восстановление его понадобится несколько дней. Но ведь потери не вернуть. К каждой корове они умеют найти подход.


— Как вам, Саша, это удается? — спрашиваю  у дояра.


— Коровы — существа разумные. У каждой свой норов. Свои повадки. И свои «особинки». Одна — сердитая. Другая — добрая. Третья — хитрая. Жалеет отдавать молоко. Хоть ты на колени перед ней становись. Таких надо расположить к дойке. Своим присутствием, ласковым словом. Краюшку хлеба принесешь, яблочко... Животные, пожалуй, порой лучше, чем люди, чувствуют и ласку, и скверное отношение. Коровы даже настроение мое улавливают. И за добро всегда платят добром. Молоко отдают до капли. Лизнет в лицо или наведет прическу, какая модникам и не снилась. Поначалу от такой нежности было как–то не по себе. А потом я подумал: а ведь она так благодарит меня. Нельзя эту благодарность отталкивать. Ведь корова может обидеться...


Но самое важное — как, чем и когда коровок накормить. И тут от нас далеко не все зависит. Потому что образуется целая цепочка. И мы в ней — лишь звено. Пусть и очень важное. Так вот, кто–то один в этой цепочке проявит недобросовестность, а страдают все... Мне нравятся четкий ритм жизни, обязательность и личная ответственность. Нравятся стабильность и высокая зарплата за нелегкий труд. Нравится, что мой день заполнен до предела. В нем нет пустот. Зато много радости и тепла. Потому что мое дело — живое.


Фото автора.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter