В последнее время часто задумываюсь над одним несложным вопросом: почему персонажи в современной литературе так опустошены и обессилены духом? Начинаешь читать, и уже с первых страниц ощущаешь какую–то бесполезность, унылость будней, одни сплошные разочарования от жизни, друзей, работы, жены, любовницы и т.д. Мало того, стилистика их письма удручающе бедна и невыразительна.
А может, у меня наступило элементарное пресыщение современной прозой, где столько быта и бытовухи, много физиологии, человеческого низа, грязных слов, где очень душно, преобладает внимание к вещам, деньгам, приоритетны темы и ценности мира потребления?
Не знаю, но большинство новых книг с их расчетливым нигилизмом, брезгливым отношением к человеку, холодным эгоизмом, утратой прошлых ценностей не согревает и не дает надежды.
Приходится браться за старое — возвращаться к книгам, которые как бы уже и несовременны, они из далекого прошлого, уже истаявшего на наших глазах века. Прежнее мощное плодородие писателей, как мне кажется, питалось все же больше от натуральных источников, как то забытая народность, в хорошем смысле крепкая идеология, приобщенность к родным корням и могилам, новаторство молодых соседствовало с мудростью старших поколений. И процесс этот был естественным, как смена сезонов года.
Боюсь даже произнести непопулярное слово «патриотизм». Оно, конечно, присутствует в нашей жизни, но в литературе современных дней давно поизносилось и обветшало и требует новизны. А молодые люди, те особенно меня не поймут, так как для них оно звучит по–книжному устарело и не очень живо.
Но ведь официальная идеология и патриотизм, как бы кем–то ни отвергались, присутствовали и были жизнеспособны в любые времена, эти два кита всегда укрепляли устои любого государства.
В советские времена, надо признать, Союз писателей был тем неослабным и обязательным инструментом власти, который скреплял народы, но и советская власть, надо отдать ей должное, хорошо поддерживала быт и жизнь писателей. От тех времен дошли до нас лишь одни невероятные легенды: бесплатные путевки, распределение квартир, детские сады, издательства, газеты, журналы, тучные гонорары, на которые писатель мог безбедно жить год–полтора, творческие союзные семинары и госзаказы на темы времени.
От многомиллионных тиражей отчислялись огромные суммы, которые затем аккумулировались в Литфонде и возвращались тем же писателям ощутимой финансовой поддержкой.
А что сегодня? В наши дни союз писателей, увы, не служит не только себе и общественной организации, но и родному Отечеству и как следствие этого неслужения не получает материальные блага. Осмелюсь произнести почти крамольную мысль: служат офицеры, служат госслужащие, даже в театре не работают, но обязательно несут службу ветреной Мельпомене, то есть служат все те, кто исполняет обязанности, за что регулярно получает зарплату.
Как видно, одно перетекает в другое и обратно. Нет служения — нет и зарплаты.
А что же сегодня наблюдается в прозе и есть ли она как таковая?
Все больше и больше литературных героев — это средней руки торговые менеджеры, рутинные офисные клерки, банковские служащие (ничего не имею против), но, как говорится, не люди от рабочих профессий, от сохи и станка.
Наш типаж вроде бы и одет согласно дресс–коду, выбрит, по–деловому собран, а вот нет в глазах огня, вдохновения, и хил, и бледен он, и речь его, и мысли заперты стенами офиса–конторы. Где же здесь развернуться, поиграть молодецкой силушке, дать выход брутальной энергии? Вот и вянет хорошая половина мужского населения, пригвожденная отбывать, а не служить к стульям.
Не отсюда ли проистекает наше литературное бессилие и как результат литературное бесплодие?! Оно проникнуто заразным вирусом, как мода на все средненькое, упрощенное, уже готовое, не оттого ли и в произведениях все сплошь такое предсказуемое и пресное или, радикально наоборот, навязываемое читателю интеллектуальное чтение, безжизненные игрушки почти бездыханного постмодернизма. А там издевка, зубоскальство и ерничество над подлой изнанкой жизни, смакование всякой гнусности возведены в своеобразный ранг, манифестируют под стягами так называемой новой литературы нового реализма.
Но вот не цепляет наш доморощенный постмодернизм за нерв, за глаз, за душу. Мне как читателю от него ничего не болит и совсем он не ранит. Проскользнешь глазами по строчкам, а они на страницах не растворяются, а должны, непременно должны раствориться, как бывает вдруг с талантливым повествованием. Оно захватывает сразу, интригует, сбивает сердцебиение, и читатель проваливается в безвременье.
Поверьте, речь идет не о детективах или фантастике, нет. О литературе классического направления, если хотите, — старом как мир художественном реализме.
Его прежняя жизнеутверждающая мощь и стойкость духа помогали не только литературным героям прошлого, но и читающему сообществу, а это вся наша небогатая интеллигенция — учитель, медсестра, библиотекарь, музыкант, инженер, воспитательница детского сада.
Не всегда реализм, то есть правда жизни и художественная правда совпадают. Описание событий и построение характеров героев бывает до смертельной скуки правдоподобно, но ведь художественная правда не есть точная фотография, как там у классика — «над вымыслом слезами обольюсь».
Можно не соглашаться с тем или иным автором, у каждого свой опыт, свое воспитание, количество прочитанных книг, как и мера отпущенного таланта, но чего не может быть, так это универсализации творчества. Может, в том и заключена уникальность писательского дара.
Почему у поколения белорусских писателей ненамного младше меня в повестях такой надлом, преувеличенно натуралистичный реализм, какая–то болезненная депрессивность и черная тоска? Не могу разобраться.
Но есть и другая крайность. Новомодные писатели закармливают нас текстами, лишенными главного: они изначально лишены вдохновения. И не заметить это может только натура исключительно деревянная, бесчувственная, на кого, наверное, и рассчитаны такие же деревянные смыслы.
Потому тошнит и выворачивает от тонн похотливого, смрадного и злого натурализма, выворачивающего всю исподнюю человека, его мрачные подвалы и бездны, но никак не пытающегося вывести героя, а с ним и читателя к высотам духа, где еще сохранились свет, идеалы, чистый воздух.
Есть у нас любители поковыряться в гнусности, сами большие пакостники, и других хотят приобщить к словесной мерзости. А вот по–настоящему правдивых писателей не так много. Они сосредоточенны, одиноки в своей профессии, не гонятся за читательской модой, верны своему предназначению и принципам — не верь, не бойся, не проси.
Наверное, мало показать недостатки и мрак повседневной жизни, грехопадение человека, его разорванность с миром прошлых традиций, расхристанность и неверие, одичание и одиночество.
Мало отразить людские страдания, их бедный быт, бездуховность, физическую и нравственную деградацию, которую циничные порнографы возводят в привычность и безразличие к чужой боли.
А вот подняться в своих художественных произведениях над черной, угарной, запойной беспросветностью и вывести деятельных, активных героев, которые живы в нашей обыденности, противостоящих насилию, уродствам жизни? Не все обладают той жизнеутверждающей внутренней силой, которая может исходить из самости, из твердости характера автора. С этим как раз у нас дефицит.
Человек, если ранен в самое сердце, уползет залечивать раны, замкнется и будет искать для себя внутренней опоры, что–то более сильное для духовной подпитки, того же жизнелюбия и торжества, нежели очаровываться предсмертными судорогами и текстами, написанными слабыми писателями. Им бы самим укрепить свой ослабший дух и гаснущие надежды.
В последнее время вернулась к М.Пришвину. Какой это недооцененный писатель, сколько в нем истинной красоты и духовного величия! Наверное, он в свое время ушел в дневники и охоту, и это был его нравственный выбор, потому что не соглашался с миром и обществом, которые его окружали. Это своеобразное бегство, но не от себя. Философия, утонченный ум, красота, духовная гармония — все слилось в его текстах, а ведь нам преподносили М.Пришвина как детского писателя!
Читатели нуждаются в мощной, выстраданной и потому честной писательской позиции, которая требует иного взгляда, иного таланта, прозорливости и чутья, предвосхищающих будущие события, как и новых сильных героев.
В начале статьи я не просто так упомянула о державной идеологии. В корне этого слова заложена идея. Так что война идей объявлена давно, идет настоящая война идеологий, и мы тому свидетели, а без умных, добрых книг, пробуждающих в человеке человеческое, нам, писателям, не обойтись. Как и без поддержки государства. Хочется надеяться.
