Жировичский след антипода Распутина

Это местечко, не раз в истории становившееся жертвой религиозных распрей, сейчас являет собой пример райского уголка.
Это местечко, не раз в истории становившееся жертвой религиозных распрей, сейчас являет собой пример райского уголка. Утратившие свой городской статус Жировичи до сих пор притягивают к себе тысячи людей. Конечно же, всему причиной здешняя святыня - образ Божьей Матери, по преданию явившейся перед местными жителями, обитателями владений боярина Солтана. Маленькая иконка, простая по художественному исполнению, но почитающаяся как божественная и нерукотворная, влечет паломников не только из Беларуси. Во времена унии Жировичский монастырь славился в Речи Посполитой как "литовская Ченстохова". На XVII - XVIII века приходится его расцвет.

Провидение хранило обитель во все времена. ХХ век, столетие безбожия, не пощадил многих святынь. Одни Жировичи устояли, долгое время будучи единственным

в стране действующим монастырем. Благодаря чему сохранилась неповторимая барочная архитектура этого памятника, не переделанная под сараи и клубы,

как случилось в соседнем Слониме, где костел святого Андрея пробыл долгие десятилетия соляным складом.

Правда, в середине минувшего столетия все же было закрыто здешнее церковное училище, а его здание передано под сельскохозяйственный техникум. Только аист, сколько помнят старожилы, не покидал этого места никогда - его гнездо по сей день украшает фронтон семинарии.

Понемногу восстанавливается, подобная палимпсесту, история монастыря - летопись деяний и судьбы деятелей. Одним из таких, творивших историю Жировичской обители, был епископ Гермоген, в 2000 году прославленный в лике новомучеников и исповедников российских.

С ним связана замечательная история. Возможно, кому-то по прочтении сей повести покажется, что Жировичи в ней - эпизод случайный. Но без него рассказ о Гермогене - все равно что книга с вырванными страницами.

Гермоген, в миру Георгий Долганов, уроженец Херсонской губернии, по словам знавших его, человек был необычайно одаренный. Благодаря прирожденному таланту прошел путь от преподавателя семинарии до саратовского епископа, члена Синода.

Он рано отличился как талантливый проповедник, имевший способность увлекать верующих своим словом. Снискал за то немало почитателей. Его глас находил отклик в сердцах тысяч прихожан. Кроме того, Гермоген считался выдающимся миссионером. Во взглядах был принципиален, нередко тверд до упорства.

В пору ректорства в Тифлисской духовной семинарии неоднократно подвергал разного рода взысканиям студента Иосифа Джугашвили. Став епископом, открыто выступал против показа на театральных подмостках, по его мнению, "сеющих безбожие и разврат" спектаклей, призывал к отлучению от Церкви некоторых русских писателей.

Во время революционных событий 1905 года прилагал все силы для "успокоения" волнующихся масс. Здесь ярче всего проявился его дар вдохновенного проповедника. Обращения к народу сохранять верность "Церкви и Отечеству", не поддаваться на призывы "бунтовщиков" падали отнюдь не на камень. "Крепко держись, православная паства, веры Христовой, - увещевал пастырь, - яко якоря спасения. Она не научит вас худому, она сбережет вас от волков, которые в овечьей шкуре появляются между вами". Гермоген был известен как продолжатель дела отца Иоанна Кронштадтского. Тот лично благословил преосвященного. И он же предрек ему мученическую кончину...

Сегодня епископ может показаться кому-то приверженцем слишком реакционных взглядов, вызывавших еще среди современников неоднозначное к ним отношение. Гермогена критиковали. И свои, и чужие. Доставалось от коллег, считавших его позицию непримиримой, и от либеральных кругов, для которых святитель был бельмом на глазу за свои выпады против новых течений в общественной мысли.

В конце концов, критическая масса недоброжелателей и подтолкнула императора к ссылке никому не угодного проповедника в Северо-Западный край, как в то время официально именовали земли Белоруссии и Литвы.

Путь Гермогена в Жировичи начался еще в Саратове. Епископ был делегирован оттуда в Санкт-Петербург на присутствие в Священном Синоде. Это был высший орган управления Церковью, возглавляемый тем не менее лицом светским - так повелось от Петра Первого, упразднившего патриаршество. Гермоген не соглашался с таким положением. Но и открыто восстать был не в силах. И все же, когда другие члены Синода молчали, он неоднократно открыто выступал против многих инициатив, "спускавшихся" сверху, от светской власти.

Чашу терпения переполнил случай, когда обер-прокурор Синода Саблер предложил ввести в церковное служение женщин-диаконис, будто в угоду великой княгине Елизавете Федоровне. Но Синод не высказался ни "за", ни "против". Епископ Гермоген немедля отправил телеграмму императору, охарактеризовав эту попытку нововведения как противоречащую церковному канону. Он писал, что молчание Синода "есть открытое попустительство и самовольное бесчинное снисхождение к противникам Православной Церкви".

В то время любое высказывание против инициатив правительства рассматривалось оппозицией как повод для нападок на государя. Использовано было для дискредитации царя и выступление Гермогена. (Хотя цель у епископа была противоположная: он был одним из немногих, чьим жизненным кредо служил лозунг "За Веру, Царя, Отечество!") По воле Николая II Синод предписал Гермогену отбыть из Санкт-Петербурга в свою епархию.

Но епископ в это время заболел и потому попросил три дня отсрочки. В этом ему было отказано - просьба была понята как повод остаться в столице, где уже накалялись страсти...

Владыка не уехал. Реакции Николая II не пришлось долго дожидаться. Решение Синода вышло 15 января 1912 года, а уже 17-го числа император подписал указ об увольнении Гермогена от управления Саратовской епархией. Следом за этим у подъезда петербургской резиденции Его Святейшества остановился автомобиль. Из него вышел посланный за опальным владыкой царский флигель-адъютант. Он предложил Гермогену проследовать за ним. Выбора не было. На вокзале уже ожидал поезд, следовавший в сторону Белоруссии.

В российской элите того времени были и более противоречивые особы, чем Гермоген. Но они вполне легально занимались своей деятельностью. Возникает вопрос: неужто дискуссия в Синоде и попытка заполучить в споре прямую поддержку государя вынудили последнего "с глаз долой" удалить "смельчака-бунтовщика"? Вряд ли могла какая-то телеграмма так взволновать Николая II. Рассудив таким образом, вы окажетесь совершенно правы. Истинные мотивы лежат глубже. Спор из-за диаконис, вероятно, был лишь зацепкой для разрешения более глубокого противоречия. Какого же?

Для ответа на этот вопрос попросим Гермогена обождать нас в Слониме, куда он благополучно прибыл из столицы, и узнаем, что еще произошло в Петровом граде "горячею" зимою 1912 года.

Ссылка в далекий от центров государственной жизни Жировичский монастырь добавила Гермогену к славе борца за истинную веру еще и ореол мученика. Попытки найти в его епархии нарушения не увенчались успехом. Обвинения в том, что Гермоген не исполнял своих непосредственных обязанностей, ко всему не удосуживаясь "распечатывать многие бумаги и даже указы Священного Синода", "бросая их в урну", как открылось впоследствии, оказались ложными.

В столице, впрочем, мало кого интересовали саратовские дела Гермогена. Всех волновали совсем другие эпизоды его биографии. И во всех разговорах рядом с именем святителя неизменно появлялся "сибирский странник" Григорий Распутин.

Человек "из народа", вошедший в царскую семью, дабы связать ее с тем самым народом. С другой стороны, особа "распущенная и порочная, натура демоничной силы", сочетавшая "ревностные религиозные подвиги и стремительные подъемы, которые перемежались с падениями в бездну греха", как характеризовал Распутина знавший и его, и Гермогена митрополит Евлогий.

Гермоген одним из первых выступил против Распутина. Недолгое время, правда, и он симпатизировал любимцу августейшего монарха. Но здесь его не подвели интуиция и обостренное чувство "чистоты веры" - епископ почти сразу понял, что "святость" Распутина - лишь внешний облик, за которым скрывается нечто опасное.

Владыка попытался воспрепятствовать дальнейшему распространению влияния этого человека на царя. Он использовал момент знакомства с Григорием, чтобы уговорить того оставить Николая II и его семью в покое. Договорился с писателем Родионовым и иеромонахом Илиодором о встрече, на которую планировалось пригласить Распутина. К ней Гермоген серьезно готовился. Продумал, что скажет, как будет убеждать оппонента. Надеялся, что удастся взять с Распутина клятву больше не переступать порога царского дома.

Как все точно происходило - достоверных свидетельств на сей счет не сохранилось. Разные слухи по этому поводу бродили в петербургском обществе и будоражили его... По одному из рассказов, Гермоген встретил Григория, облаченный в епитрахиль, с крестом в руке. Пытался понять его мотивы, убеждал в своей правоте. Но "старец" упорно отказывался с чем-либо соглашаться, тем более клясться. И при первом удобном случае сбежал.

Родионов и Илиодор пустились в погоню. Настигли Распутина на лестнице и покатились по ступенькам вниз. Распутину все же удалось вырваться из рук преследователей. Он успел крикнуть: "Попомните меня!" И исчез. Владыка Гермоген еще стоял на площадке и, осеняя воздух крестным знамением, повторял: "Будь проклят! Проклят! Проклят!.."

Но Гермоген и Илиодор на том не остановились. Еще некоторое время они буквально бомбардировали государя телеграммами, умоляя не подпускать к себе Распутина. Однако все усилия что-либо изменить оказались тщетны.

Вот тогда и было принято решение об увольнении епископа Гермогена от присутствия в Синоде, а затем - о ссылке его в Гродненскую губернию. Илиодора также не оставили без "внимания", отправив во Флорищеву пустынь, что во Владимирской епархии.

Гермоген прибыл в Слоним 24 января. О приезде были заранее предупреждены местные власти и братия Жировичского монастыря. Весть о посещении города столь известной фигурой вмиг облетела округу. Его встречали даже дети, сбежавшие со школьных занятий. Владыке была поднесена икона, его приветствовал колокольный звон. Все было совсем не похоже на путь в ссылку. "Я не считаю себя сосланным, но человеком, желающим всецело отдаться служению Господу Богу", - произнес святитель в первый свой день в Жировичах. Да только беспокойство о том, как там, в Петербурге, не покидало его - до самой кончины Распутина в 1916 году. И, кто знает, может, и после.

Ходили слухи о том, что Гермоген будто все же примирился с Распутиным. Об этом рассказывал В.Соловьев, видевшийся с епископом в Тобольске зимой 1918 года. Святитель будто поведал собеседнику о чудесном происшествии, случившемся с ним в Жировичской обители. Получив известие о гибели Григория Распутина, владыка подумал, что возмездие свершилось. Но тут же услышал голос, повергший его в ужас и оцепенение: "Чему возрадовался? Не радоваться надо, а плакать! Посмотри, что надвигается!" Это, по словам Соловьева, сильно потрясло владыку, после чего тот отслужил панихиду по Распутину. Впрочем, Н.Соколов, расследовавший обстоятельства гибели царской семьи, считал В.Соловьева человеком, не заслуживающим особого доверия, к тому же повинным во многих бедах, постигших царскую семью. Поэтому ставил под сомнение многие рассказы "свидетеля".

Есть еще одна легенда из "распутинского цикла" об отношениях государя и святителя. Будто Николай Александрович, находясь под арестом после отречения от престола, передавал епископу Гермогену земной поклон и просьбу простить его за отстранение в свое время от кафедры. В ответ владыка будто также просил прощения. И перед мученичеством обоих они успели примириться.

В 1915 году в связи с наступлением линии немецко-российского фронта владыка был вывезен из Жировичей в Николо-Угрешский монастырь в Подмосковье. В 1917 году Гермоген назначен тобольским епископом. Снова принялся проповедовать, как и в 1905 году, увещевать простой народ "не преклонять колена перед идолами революции". Призывал людей поднять голос в защиту Церкви, быть готовыми ради этого на подвиг и даже на жертву. Он знал, на что шел. И вскоре был арестован. Не спасла попытка выкупить владыку - для этого на епархиальном съезде были собраны 10 тысяч рублей. Деньги взяли, архиерея не отпустили, а членов делегации, принесших выкуп, арестовали.

15 июня 1918 года, когда Красная Армия отступала из Тобольска за Урал, во время переправы через реку Туру было решено расправиться со взятыми из тюрьмы узниками. Со святителя сорвали рясу и, привязав к шее камень, бросили в воду, как и других пленников. Останки Гермогена потом удалось обнаружить. 2 августа в Тобольске был совершен чин погребения - священномученик до сих пор покоится в местном соборе.

Однако вернемся в Жировичи. Все-таки нас больше интересует белорусский период жизни святителя.

До сегодняшнего времени почти в первозданном виде, как и в начале XX века, с украшенной изразцами печкой, с такой же скромной монашеской обстановкой, сохранилась келья, где жил петербургский изгнанник.

В нее ведет лестница, специально устроенная по велению Гермогена, дабы он мог проходить из своего жилища на службы в Свято-Никольскую церковь, "приросшую" в XVIII веке к Успенскому собору. Во время суровых зим Гермоген оставался у себя в келье, у теплой печки, слушая литургию через специально устроенное слуховое окно. Ныне оно закрыто иконой. А в бывшем жилище епископа размещается иконописная мастерская.

О том, как выглядела келья Гермогена при его жизни, сохранились воспоминания протопресвитера Георгия Шавельского. Отец Георгий навестил Гермогена в 1914 году, когда в здешних краях находился главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич. Его штаб располагался в Барановичах. Князь, как и бывший саратовский епископ, был противником "распутинщины" и, пользуясь случаем, поручил отцу Георгию выказать почтение своему единомышленнику, подбодрить его.

Келья Гермогена гостя поразила: "Довольно просторная комната была в хаотичном беспорядке: столы завалены книгами, бумагами, лекарствами (епископ разными травами лечил крестьян), кусками хлеба и всякой всячиной". Но это к слову.

Визит "делегации" от великого князя епископ воспринял как знак свыше. Он обратился к отцу Георгию со словами: "Если бы ангел слетел с неба, он не принес бы мне большей радости, чем ваш приезд!" И посетовал на свой стесненный быт.

А в памяти здешней православной паствы Гермоген остался как личность полумистическая. На пути в собор и обратно святителя всегда сопровождали искренне почитавшие его богомольцы. Снискал он в Жировичах славу человека, способного творить чудеса.

Говорят, имел дар исцелять - за этим к нему приезжали из разных мест. Паломников со временем стало так много, что владыка устроил для больных отдельную палату.

У Евфросинии Антоник совершенно отнялись руки. Ей тогда было чуть больше тридцати лет. Она отправилась к Гермогену. Тот принял несчастную, дал выпить святой воды. Очень скоро она поправилась и до конца жизни (умерла в 94 года) трудилась. Случалось епископу и "бесов изгонять". А еще снискал себе почет за отзывчивость и щедрость. Этим много раз пытались воспользоваться нечестные люди.

Один местный житель посчитал, что и ему, раз все идут, стоит "с выгодой" навестить Гермогена. На аудиенции у владыки пожаловался, что пала его лошадь и теперь он оказался в бедственном положении. Святитель выслушал жалобу, вручил "потерпевшему" деньги. При этом добавил: "Они тебе действительно пригодятся". Когда селянин вернулся домой, то обнаружил, что лошадь на самом деле пала.

Некая женщина также пыталась "искать счастья" у Гермогена. Пришла к архиерею и сказала, что умер ее муж. Ничего не говоря, владыка дал ей денег. Вернувшись домой, она узнала, что мужа, который работал в поле, внезапно хватил удар и он на месте скончался. На следующий день женщина в раскаянии вернулась к владыке и, протягивая назад деньги, сказала: "Я вас обманула". - "Ты не меня обманула, а себя", - изрек Гермоген и не принял назад денег.

В Жировичах люди искренне верят в эти легенды, ссылаясь на своих дедов-очевидцев. Для них Гермоген - живая история, передаваемая из поколения в поколение. Для нас - сигнал, лучик света из недавнего времени. Жестокого, противоречивого, ушедшего навсегда...

Жировичи - Минск.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter