Классическую музыку сегодня часто выворачивают наизнанку, заставляя принимать причудливые формы, ей не свойственные. Она давно стала заложницей всевозможных экспериментаторов, потому что всегда выступает гарантом и зрительского, и кассового успеха. Дирижер Национального академического Большого театра оперы и балета Вячеслав Волич уверен: иногда классику стоит оберегать от чрезвычайно резвых интерпретаций. Тем более что музыкальное искусство сегодня столь объемно и широко, что реализоваться можно на любом материале. Маэстро Волич выпустил под занавес прошлого сезона премьерную оперу «Аида». Этим спектаклем 1 сентября в Большом открывается и новый сезон.
— Вячеслав Иванович, что вы чувствуете, когда выходите на палубу этого океанского лайнера под названием «Аида»?
— Ощущения невероятные. Дух захватывает, несмотря на то, что у меня было немало постановок «Аиды» и в Минске, и на других площадках. Тем не менее величие этой музыки не оставляет. Из вердиевских партитур что–то подобное я испытываю, когда соприкасаюсь с «Доном Карлосом» и «Отелло».
— В одном интервью вы сказали, что, исполняя произведение, никогда не станете увеличивать темп или перетасовывать сцены, всегда будете чтить традицию.
— Я с большим уважением отношусь к композиторам и не причисляю себя к музыкантам, которые хотят любой ценой удивить, сделать не так, как у других. Не потому что мне нечего сказать, просто моя позиция — демонстрировать мастерство, создавать исполнительский ансамбль и атмосферу творчества в границах партитуры автора. Когда–то дирижер Ральф Вайкерт, с которым мы несколько сезонов сотрудничали при подготовке к Международному оперному фестивалю в Золотурне, сказал: «Дирижер — это адвокат композитора». С тех пор это и мое кредо.
— Вы были инициатором проведения Международного рождественского оперного форума, планируете повторить его в нынешнем году?
— Сейчас по этому поводу идут очень серьезные дискуссии. План фестиваля есть, но еще думаем, может, не проводить его сейчас, а сделать через год. Это ведь колоссальные затраты. Но пока надежда сохраняется.
— Некоторое время назад ваше руководство активно говорило о необходимости сокращения вокального состава.
— Нужная, хоть и очень болезненная вещь. Но кто–то рано или поздно должен взять на себя такую неприятную миссию — уволить. Это ведь очень непросто — отправить человека на улицу, тем более если не ты его приглашал в театр. Но очень трудно функционировать с большой труппой, реально работает в которой только 40 — 45%. Мне кажется, сама жизнь подтолкнет к тому, что в труппе останутся самые–самые.
— Уже в этом сезоне?
— Думаю, да. Сейчас как–то забывают, что у театра всегда были свои очень высокие критерии и свой определенный уровень. И в меру своих сил, способностей и опыта мы всегда старались его поддерживать. Конкурс в оркестр проходил требовательно и тщательно. А уж набор в труппу, прослушивание — вообще целая история. Мы — профессиональный театр и всегда брали лучших. Кстати, многим и даже очень хорошим артистам отказывали. Тем не менее есть молодые ребята, на которых сегодня нужно делать ставку.
— Вячеслав Иванович, в театре появляется все больше новых редакций классических опер... Оправданны ли они в таком количестве?
— В оперном репертуаре есть свой золотой фонд, и каждый театр, который считает себя Большим, должен иметь в репертуаре и «Князя Игоря», и «Бориса Годунова», и «Хованщину». Какие–то из этих спектаклей морально и сценически устарели. Они требуют новых решений. И наши премьеры — это не римейки, а полноценно другие спектакли. Не может театр обойтись без таких названий. Многих в нашем репертуаре до сих пор нет: «Пиковая дама», «Леди Макбет Мценского уезда»... У нас, вообще, на мой взгляд, катастрофа, а может, просто руки до этого не дошли — совершенно нет XX века в афише: Прокофьева, Шостаковича, Бартока, Бриттена. Французской музыки нет. Должна идти работа и с современной музыкой, с живыми авторами, без нее совершенно невозможно говорить о развитии оперы. Общаясь со зрителем на уровне Пуччини и Верди, мы отстаем от европейских коллег уже на два века.
Я уверен, что одной сцены для такого театра, как Большой, мало. Должна быть экспериментальная, малая, камерная — как угодно назовите — сцена, где должна кипеть работа. Тогда и 60 человек в труппе можно загрузить работой. Такая площадка планировалась 10 лет назад, когда обсуждался план реконструкции театра, но так и не появилась. Мы закладывали в проект и создание студии звукозаписи в подвале, чтобы там работал оркестр с солистами. Ни в одном театре такого нет, чтобы после спектакля зритель не мог купить запись с полюбившимся солистом. Этот вопрос тоже много раз поднимали, обсуждали, но он не решен.
Несмотря на все расширяющиеся творческие горизонты, Большой — мой родной театр и роднее у меня уже не появится. Поэтому хочу, чтобы в нем происходило больше событий, приезжали мировые звезды, и не только на Рождественский фестиваль. Сейчас выпускаем «Севильского цирюльника». Дирижировать будет замечательный итальянец — Джанлука Марчиано. Я вижу, что он все делает с большим вкусом, великолепным знанием материала. Человек замечательно подготовлен, любит оперу как жанр. И хочу, чтобы таких событий было больше. Пытаюсь убедить руководство проводить в Несвиже «Летние сезоны», чтобы то, что мы делаем эпизодически в течение лета, происходило более системно. Почему бы нам не иметь свой Петергоф? Но для этого в первую очередь в Несвиже нужно построить приличную гостиницу...
