Спросите в книжном магазине, есть ли у них женские романы, и вас снисходительно направят к отдельному стеллажу или полке с брошюрками, на обложках которых пылко обнимаются пышноволосые девы в декольте и мачо в небрежно распахнутых рубашках. Рядом обязательно будет стеллаж с детективами и криминальными романами, еще где–то рядом — фэнтези... В общем, чтиво. Неужели так плох жанр сам по себе? Вроде бы жизнь меняется, стереотипы рушатся... А женский роман по–прежнему представляет собой бесхитростную историю о появлении прекрасного принца и завоевании его сердца? Об этом мы собрались поговорить в таком составе: ди–джей, журналист Татьяна Сулимова, писательница, теле– и радиоведущая Тамара Лисицкая и я, писатель–обозреватель Людмила Рублевская.
Л.Рублевская: Литературоведы сравнивают женский роман, или розовый роман, с жанром волшебной сказки. Это история Золушки с тремя персонажами: сексапильная героиня без бытовых проблем, немного дикий, но поддающийся одомашниванию мускулистый герой и «другая женщина», то бишь соперница. Но от сказки розовый роман отличается тем, что если сказка учит взрослеть, справляться с трудностями, то розовый роман, цитирую, «работает в качестве протеза, воссоздающего муляж реальности, воспроизводя фантазии читательниц и подтверждая их патологическое восприятие реальности и себя». То есть читательница просто будет сидеть и ждать принца.
Т.Сулимова: Дамы в первую очередь захотят прочитать историю о героине, в которой узнают себя. То есть это должна быть женщина с кучей проблем, которые решаются благодаря ее смелости, изобретательности, ну и стечению обстоятельств. Мне кажется, роман, в котором счастье к героине приходит незаслуженно, не будет востребован. Сегодняшняя героиня — это, пожалуй, учительница младших классов в средней школе.
Т.Лисицкая: В качестве примера мы, вероятно, берем «низший» из возможных женских «образцов». Анализировать бульварную литературу бессмысленно, хотя свою анестезийную роль она выполняла и будет выполнять. Если сравнивать с выводами литературоведов, то я пишу не женский роман, а социальный. Потому что не пытаюсь отойти от бытовых проблем, а, наоборот, обозначаю их. Мои героини не совершают подвигов национального уровня, но каждый день перемалывают такую гору реальных человеческих проблем...
Т.Сулимова: Я не считаю, что женские романы пишутся только для дам. Муж читал Оксану Робски и плакал.
Л.Рублевская: Женский роман может написать и мужчина. Одна из величайших женских историй — «Госпожа Бовари» Флобера. О женских судьбах также пронзительно писали Змитрок Бядуля и Максим Горецкий. Хотя некоторые барышни при определении «женский роман» возмущаются: почему не говорят о «мужском романе»? В качестве такого назвала бы «Рубашку» Гришковца, «The телки» Сергея Минаева...
Т.Лисицкая: А разве «Рубашка» Гришковца — это мужской роман? Это произведение–рефлексия, автор бесконечно апеллирует к своему прошлому, утопает в прилагательных, в подробностях, у него все время чешется шея, это мешает ему жить. Разве это по–мужски? Мы имеем все составляющие женского романа — страдания непонятой души, ожидание чего–то, недосказанность, постоянная какая–то «полуслеза»... Правда, Гришковец собирает все в импрессионистский бессюжетный узор, а упомянутый женский роман предполагает жесткую структуру: роковая встреча, страдание, преодоление, счастливая свадьба.
Т.Сулимова: И Минаев, и Гришковец — это абсолютно женские романы. Мужчинам больше нравится читать детективы... Там он может победить: например, отгадать заранее, кто кого убил, и в конце книги воскликнуть: ну вот, я знал! Женщине надо помечтать, мужчине — самоутвердиться.
Л.Рублевская: Все же о женском романе говорят как о разновидности массового чтива... Где для автора важна не психология героя, а психология читателя — как его увлечь.
Т.Лисицкая: Все определяет талант автора. Или группы авторов и маркетологов, которые книгу продают.
Т.Сулимова: На вручении «Оскара» кто–то из режиссеров сказал: в американском кино есть хорошие герои и плохие, их интересы сталкиваются, происходит борьба. В европейском кино тоже есть хорошие и плохие. В середине фильма оказывается, что хорошие — не такие уж хорошие, а плохие — не такие уж плохие, все запутывается, и в финале ставится многоточие.
Т.Лисицкая: Есть еще индийское кино, где все хорошие и плохие вместе поют.
Т.Сулимова: Когда в конце становится все непонятно, говорят: о, это высокая литература! Кстати, у женского романа появились модификации: например, Листерман написал «Как запутать олигарха» и «Как запутать Листермана», появилась куча учебников «Как стать счастливой».
Л.Рублевская: А вы не замечали, что в массовой литературе вместо героини, мечта которой — «одомашнить» дикого мужчину, появилась этакая стерва, которая делает карьеру и декларирует свою самодостаточность? Книги так и называются: «Школа стерв», «Я — стерва».
Т.Сулимова: Это веяние времени. Причем мне кажется, западная фемина проявляет себя как стерва в карьере и только у нас — в отношениях с мужчиной. Почему стал модным такой образ? Листерман пишет, что когда мужчины заработали много денег, получили свой адреналин, то захотели рядом какую–то новую спутницу, которая своими поступками будет их будоражить, давать тот же адреналин. И многие захотели стать стервами. А когда в мировой экономике наступил кризис, те же мужчины захотели мягкую, пушистую, добрую подругу, верную Джен Эйр.
Т.Лисицкая: Это все очень дешево. Лучше читать невинные, бесследно покидающие память розовые романы, чем такие на коленке состряпанные пособия.
Т.Сулимова: Мне, кстати, на днях позвонили и предложили в какой–то частной школе дать «мастер–класс стерв». Я говорю: никогда не считала себя таковой...
Т.Лисицкая: Новая разновидность: ди–джей–стерва!
Т.Сулимова: Легенда такая есть: без этого качества ты не станешь телеведущей, ди–джеем, певицей...
Т.Лисицкая: Глупость.
Т.Сулимова: Просто «острая» героиня более интересна читателю, чем тихая и неприметная. Как человек с режиссерским образованием скажу: если сегодня ставить на сцене вариант Золушки, ее нужно наделять черными чертами.
Л.Рублевская: Для подростков Индиану Джонса и Люка Скайуокера сменил хилый мальчик в очках, умеющий колдовать, героиню–стерву в женских романах, думаю, тоже кто–то сменит.
Т.Лисицкая: Я считаю, что магистральный современный литературный герой не Гарри Поттер, а представитель потерянного поколения. По–моему, сегодняшний герой–мужчина — очень неопределившийся, как в книге Ильи Стогова «Мачо не плачут». Произошла замена базисных, «реттбатлеровских» вещей — подбородок вперед, женщины пали к ногам — растерянностью, беспомощностью. Появились авторы, которые честно строят на этом карьеру. Например, Гришковец.
Т.Сулимова: Женщины все равно читают больше. В роддоме я читала «Одиночество в сети» Вишневского... Медсестры ходили рядом и говорили: «Как–то вы странно рожаете!» А я отвечаю: «Да мне тут пару страниц осталось!»
Т.Лисицкая: Чтобы поддержать свой имидж в обществе, и мужчины следят за новинками в литературе... Ну что поделаешь, если им надо грамотно заработать деньги, а потом их с умом потратить. Чтение художественной литературы здесь немножко не в тему.
Т.Сулимова: Они просто читают короткие рецензии в мужских журналах. Им некогда отвлекаться на фантазии.
Л.Рублевская: Еще как отвлекаются. Сметает же кто–то с полок фэнтези, и, уверяю вас, это в основном мужчины.
Т.Сулимова: Мне кажется, сюжет нового женского романа будет выглядеть так: они вместе сражались и выиграли. А в процессе борьбы полюбили друг друга.
Л.Рублевская: Так это же соцреализм, производственный роман!
Т.Сулимова: Что ж, все возвращается на круги своя. По складу своему современная героиня не в состоянии просто сидеть и ждать принца. Ей надо действовать. Потому и пишут книги, как найти принца.
Л.Рублевская: С этой «закомплексованностью» иногда конкретно борются. Вспомнить книги нобелевского лауреата Эльфриды Елинек, где эротика доведена до абсурда.
Т.Сулимова: А я вспоминаю книгу другого нобелевского лауреата Халеда Хоссейни «Тысяча сияющих солнц» о нелегкой судьбе женщин Афганистана. Какая пронзительная вещь... Я читала и плакала. Как этот роман определить, женский он или нет?
Л.Рублевская: Действительно, сейчас появилась такая литература — реальные истории героинь, пострадавших от дискриминации. «Сожженная заживо», «Замурованная», «Проданная»... У меня даже возникала мысль, когда я читала эти страшные произведения, что у них есть еще одна функция: чтобы наши дамы, прочитав, поняли, как у них все хорошо, их, например, не сжигают заживо за измену мужу.
Т.Сулимова: Женщины вообще любят узнавать о проблемах друг друга. Кто–то, допустим, мечтает найти богатого принца и поселиться на Рублевке. А потом видит передачу, как кто–то на Рублевке избивает жену... И думает: «Боже, какой, оказывается, у меня Вася хороший! Он меня только раз в год бьет...» И не надо силикон в губы колоть, пластические операции делать. Женщине дана способность к состраданию... Хотя доказано, что она может быть более жестока, чем мужчина, и подавляет в себе желание обрезать волосы хорошенькой соседке. Это тоже природа — ведь она должна защитить свое потомство.
Л.Рублевская: А есть ли что–то табуированное для женского романа? Наверное, женщина не может остаться одна? Хотя в «Унесенных ветром» Ретт Батлер оставляет Скарлетт...
Т.Лисицкая: Но в народом заказанном продолжении возвращается. Хотя кому понравилось это продолжение? Может, прелесть хорошего женского романа как раз в том, чтобы страдалось как можно дольше. Это же очень женская функция — страдать. И если люди разучатся это делать, мир точно закончится, потому что тогда никто своими слезами, криками или упрямым молчанием не остановит этот конец.
Т.Сулимова: Я знаю, чего не может быть в женском романе: финала без надежды!
