«Жду писем, бодрых, хороших...»

Создаем «Народный архив Беларуси» вместе!

От редакции. Как вы помните, «СБ» и Национальный архив Республики Беларусь объявили о новом проекте — создании народного архива. На адрес газеты вы можете присылать хранящиеся в семье документы, письма, открытки, фотографии и т.д., в которых — и история вашего рода, и история нашей страны. Присланное изучат специалисты, то, что представляет интерес, будет принято на хранение в Национальный архив, а самое уникальное — опубликовано в нашей газете... И вот — очередное пополнение народного архива.


Мама очень гордилась, что сохранила семейный архив. И, может, самое ценное в нем — письма времен Великой Отечественной войны.


Это письма отца, который начал и окончил войну младшим лейтенантом, изведав трагедию 41–го: отступление из–под Белостока, плен под Вязьмой, лагерь военнопленных, откуда сумел убежать к партизанам. Мама с детьми — 4–летней Инной и 3–летним Валиком — чудом на случайном грузовике добралась со Старобинщины до Гомеля, а оттуда эшелоном в Казахстан, где работала по специальности — зоотехником в совхозе.


Это и письма ее хорошего друга, банковского работника из Старобина Николая Баритоля, который служил в Красной Армии, вероятно, финансистом. Их много, более 60. Они читаются, как документальная повесть. При жизни публиковать письма мама не считала нужным. На 95–м году жизни, 6 августа 2008 года, мама отошла в вечность. Часть писем передаю в редакцию «СБ» для народного архива.


Виталь Скалабан.
14.08.2008 г.


№ 1


Привет, Ольга Ивановна!


Получил Ваше письмо, явившееся для меня большой неожиданностью. Очень рад, что удается наладить связь с Вами, несмотря на большое расстояние, разделяющее нас друг от друга. Одновременно с этой открыткой шлю более подробное письмо. Пишите по указанному на обороте более точному адресу.


С приветом, Н.Баритоль.
10/XI–42 г.


№ 2


Привет, Ольга Ивановна!


Несколько дней тому назад получил Ваше письмо от 28/XI, где–то долго задержавшееся, прежде чем попасть по назначению. Сразу же ответить не мог, так как пришлось быть в пути, да и сейчас отвечаю, находясь в отъезде.


Должен признаться, что Ваше письмо меня очень взволновало своей теплотой и искренно хорошим отношением ко мне, которое можно ожидать только от близкого, родного человека.


Оля! Если я раньше Вас ценил и уважал как человека, то эти все качества Ваши сейчас в моих глазах приобрели еще больший размер и значение. Если в условиях полного одиночества и отсутствия чьей–либо помощи Вам удалось эвакуироваться с малышами без средств и всего, даже самого необходимого, если удалось при этих условиях добраться так далеко, устроиться и работать в условиях, далеко не благоприятных, и если все это не надломило воли и надежды на лучшее будущее — поверьте, этот человек, кроме уважения и симпатии к себе, больше ничего не заслуживает. И еще одно: когда, быть может, Вам самим нужна помощь и приходится себе отказывать во многом (а что это так — я уверен) и предлагать в то же время выслать посылку, — все это мог сделать лишь такой человек, как Вы, Ольга Ивановна, и то меня также сильно взволновало.


Что я могу Вам ответить на то и чем смогу отплатить за такое отношение ко мне? Уже за одно это письмо я чувствую себя перед Вами большим должником.


Почти одновременно я получил и второе Ваше письмо, написанное из Семипалатинска. Надеюсь, что, вернувшись домой, Вы должны получить мое письмо и две открытки с моими, пусть и запоздалыми, новогодними поздравлениями.


У меня пока особо нового ничего нет. Новый год встретил в тесном кругу своих фронтовых товарищей.


Недавно получил от Одинца (б. судьи) письмо, а также от быв. директора Старобинской СШ Макаренко (если его помните и знаете). Последний пишет, что видел в Москве Козлова В.И., сейчас Героя Сов. Союза.


Если регулярно читаете газеты, то, возможно, знаете о награждении Меркуля, Жевнова и Протасени Архипа орденами за партизанскую работу в тылу у врага.


Да, Вы пишете, что от Глуска ехали с Шустерманом до Гомеля. Ведь я его видел там (в Гомеле), но он ничего о Вас не говорил. Он жил несколько дней в помещении Госбанка, которому сдал автомашину, с ним жена и его семья, а также Ванда Язвинская (учительница). Ведь я с 30/VI по 8/VII был все время в Гомеле, но по злой иронии судьбы встретить Вас не пришлось, хотя почти со всеми нашими я там ежедневно почти встречался.


Теперь о посылке. Я не хочу Вас огорчать отказом, хотя я и очень тронут Вашим вниманием и заботой обо мне. Мы здесь, в армии, снабжены всем необходимым и одеты очень хорошо и тепло. Кроме того, пока это письмо дойдет до Вас, а Ваша посылка до меня — пройдет зима и, как бы дорога для меня эта посылка ни была, я должен, обязан от нее отказаться в пользу Вас и малышей, которым сейчас, зимой, теплые вещи очень и очень необходимы. Кроме того, как я слышал, пока временно прекращен прием посылок в ДКА.


Не желая огорчать Вас, я согласен вернуться к этому вопросу через некоторое время, так как все то, что будет выслано мне (не в ущерб себе, конечно), будет для меня большой и дорогой памятью.


И, кроме того, мне кажется, что с моей стороны следует у Вас спросить, не следует ли мне Вам помочь? На этот вопрос Вы должны мне прямо и искренне ответить, и я буду считать своим долгом это сделать в меру моих возможностей, ведь детвора требует постоянных забот и средств.


Меня очень позабавило Ваше упоминание, что дочка говорила о том, и нам, мол, пишет один дядя с фронта. Эту маленькую фотокарточку отдайте Инессе на память от этого дяди — военного.


Ваша просьба писать чаще, выраженная в письме, будет мною выполняться. Очень благодарен за приглашение приехать в гости. Если бы не такое большое расстояние, разделяющее нас, и дело бы касалось нескольких дней — я бы это постарался сделать во что бы то ни стало.


Но... пока придется немного подождать. И несмотря на это большое расстояние, наша переписка, надеюсь, прерываться не будет. Это письмо хочется закончить четверостишием из одного запомнившегося стихотворения:


Между нами снега и снега


И безмерная даль пролегла,


Но я чувствую: Ваша рука


И в заочном пожатье тепла.


Н.Баритоль.
ДКА 25/I–43 г.
Мой адрес прежний.


№ 3


Ольга Ивановна!


Возвратясь из командировки (и довольно длительной), рассчитывал — получу что–либо от Вас, но, увы, — ничего от Вас не оказалось.


Будучи в отъезде, послал Вам письмо и открытку. Скоро наш праздник — 25–летие Красной Армии, который надеемся встретить как подобает, особенно сейчас, когда фрицам крепко попадает на орехи. В этом году надеемся быть и в нашей Белоруссии, и «Загляне сонца i ў наша ваконца!».


К празднику надеюсь все же получить от Вас письмо.


Жму крепко руку.


Н.Баритоль.
19/II–43 г.


№ 4


[...] Все странствования завершились поездкой в Москву. Был у Козлова, очень хорошо был принят семьей, но самого видеть не пришлось, а побывать на следующий день у него не пришлось [...]


Н.Баритоль.
10/III–43 г.


№ 5


Оля!


Был очень обрадован полученной сегодня открыткой. Удивляюсь, что Вы получили из Москвы только письмо, а где же две открытки, посланные почти одновременно?


Козлова видеть не пришлось, так как адреса его не знал, а для походов я не располагал временем.


Стараюсь Вам чаще писать, надеясь на то же с Вашей стороны.


Как поживает детвора? Где же, в конце концов, обещанное письмо от Инессы? Открытки я послал для нее, и очень жаль, если не будут получены. Завтра постараюсь написать более подробное письмо.


Шчырае прывiтанне.


Мiкалай.
5/IV–43 г.


№ 6


Добрый день, Оля!


Приехав вчера домой, был обрадован получением от Вас письма и открытки. Кроме них, мне была предъявлена и открытка на имя командира с запросом обо мне, чему я был очень удивлен: ведь я, кажется, старался писать часто, хотя за последний месяц писал и реже прежнего, в этом каюсь. Напрасно Вам кажется, что за что–то обижен, тем более за письмо, в котором был затронут целый ряд вопросов сугубо личного порядка, касающихся меня. Наоборот, мне сейчас (да и после отсылки моего письма) кажется, что я поступил очень бестактно, затронув в нем, кроме своих интимных вопросов, также и Вас, что считаю неоправданным вторжением в чужую личную жизнь, тем более что допустил в письме целый ряд ошибочных предположений, касающихся только лично Вас, на что не имел никакого права и мог только оскорбить Вас (что продолжаю думать и до сих пор).


Конечно, если бы удалось нам поговорить обо всем этом лично — это было бы самой лучшей силой устранить все недомолвки и то недосказанное, что в письме передать нельзя. Я очень и очень благодарен за исключительно теплое письмо и хотел бы взаимно ответить проявлением тех чувств, которыми проникнуто Ваше письмо.


Очень благодарен за приглашение в гости, поездка к Вам для меня была бы самой большой радостью, но... суждены нам благие порывы, а в отпуск пока попасть и думать нечего. Причины, я думаю, должны быть ясны из событий, которые уже известны Вам из газет. Вместе с Вашими письмами получил письмо и от Львович. Сообщаю ее адрес: ст. Сходня, Московской области, в/часть 832. Она разыскала своего брата, который был председателем райсоюза у нас. Адрес Козлова: г. Москва, гостиница «Москва», кв. 310, но только сейчас он вряд ли ответит, так как опять отправился в наши места, как пишет Львович.


Да, весна прошла совсем незаметно, да уж и половины лета как не бывало. Просто удивительно, как быстро идет время. Кажется, еще совсем недавно я был тут в некоторых местах, все было пусто, еще лежал кое–где снег, и я шлепал по грязи, а сейчас, проходя в этих местах, идешь среди полей с рожью выше роста человека. Озимые здесь очень хорошие. Живу пока здесь, как уже писал ранее, самочувствие и здоровье пока удовлетворительные, а это пока самое основное. Вы с детворой просите еще фотокарточку, но мне кажется, Вы уже и так в большом долгу у меня: взамен ведь я не получил пока ни одной, сам же выслал почти все то, что имею. Вот сейчас, удовлетворяя просьбу, посылаю пару фотоснимков времен первого года войны. Меньшая из них — память первого дня пребывания в Москве осенью 1941 г., вторая также относится к тому же, более позднему периоду пребывания в Москве.


Очень жалко, что не могу выслать подарок моим маленьким незнакомым друзьям, а мог бы это сделать и сделал бы, но посылок от нас не принимают, к большому моему сожалению.


Придется это отложить на будущее. Пишите, не забывайте. Крепко всех обнимаю и желаю скорейшей встречи.


Николай.
13/VII–43 г.
ДКА


№ 7


Здравствуйте, Оля!


Как я уже писал в открытке — меня удивило позднее получение письма, датированное 30 мая с/г с конвертом, написанным чужой рукой. Почему так получилось?


До этого письма от Вас долго ничего не получал. Да, опять за эти 11/2 месяца пришлось исколесить много мест. Еще в первых числах этого месяца пришлось побывать в местах, гораздо более привлекательных, чем те, что сейчас окружают нас. Побывал в Ясной Поляне, в домиках–музеях и на могиле Л.Н. Толстого.


А сейчас перекочевал в места более отдаленные, гораздо. Сидим в грязи, каждый день дожди, погода холодная, чисто осенняя.


Два раза пришлось проезжать Москву, но побывать в ней не удалось, а только пришлось ее обозревать из окна вагона. За исключением этих переездов — ничего больше нового у меня не произошло. За этими путешествиями лета почти не заметил [...]


В одном из писем я сообщил уже адреса Козлова и Львович А. От последней я уже сравнительно долгое время не получал письма, а от брата ее (б. пред. — одно слово неразборчиво, вероятно, «райсоюза». — В.С.) получил письмо одновременно с Вашим. Он находится сейчас в Москве на учебе в Военно–полит. академии на курсах политработников. За бытность на фронте награжден орденом «Кр. Звезда». Козлов сейчас находится где–то у нас, как сообщила мне Львович А. От Одинца не имею никаких ответов на мои письма, так же, как от Макаренко и других. Что–то начали меня забывать понемногу, как видно.


А сейчас, в это время, хотелось бы получать письма и почаще, а их получаешь все реже и реже, в том числе и от Вас.


По Вашему письму я вижу, что опять начинаете хандрить — вот это напрасно.


Не кончена еще жизнь наша и не потеряна, ее мы обретем вновь, дайте лишь кончить с прохвостами, нарушившими ее нормальный ход. Ведь я этой войной был брошен в ее водоворот, нарушивший весь привычный и установленный годами мирный распорядок жизни. Должен сказать, что, несмотря на лишения и невзгоды, переживаемые очень частенько, я не сожалею о том, что с первых почти дней войны попал в действующую армию и все время нахожусь в ней. Выезжая иногда в тыл — чувствуешь себя как–то непривычно и неловко. Если бы пришлось оказаться в части, находящейся в глубоком тылу, — я, пожалуй, захандрил бы не хуже Вашего.


Очень благодарен, Оля, за теплое письмо. Оно очень меня обрадовало, как радовали все получаемые от Вас письма.


Жду и надеюсь, что этот временный перерыв в переписке будет нами взаимно ликвидирован.


Крепко обнимаю, желаю бодрости и успехов в работе.


Николай.
20/VII–43 г.


№ 8


Добрый вечер, Оля!


Пользуясь случаем, решил написать пару строк. Как живете и воюете с волками? Так ли успешна с ними борьба, как у нас здесь с фрицами?


Во всех случаях следует себя беречь, особенно после болезни.


Перечитываю последние письма, полученные от Вас, и хочется приободрить Вас, не дать опять захандрить. Ведь не так уж плохи дела у нас, чтобы терять надежду на возвращение домой.


Мне кажется, что к моменту получения этого письма наши части вступят на родную землю.


Сегодня пишу еще некоторым из знакомых, которые стали забывать писать.


Именно сейчас хочется еще большего укрепления связей друг с другом.


Привет ребяткам, получили ли мою пионерскую открытку из Москвы?


Николай.
20/IX–43 г.


№ 9


Привет, Оля!


Спешу ответить на полученное сегодня от Вас письмо (от 13/IX).


Вполне разделяю Ваши чувства и переживания, связанные с тягой на родину. Нисколько не сомневаюсь, что, как и все эвакуированные, Вы будете направлены на работу в наши места, но вопрос лишь во времени. Во всяком случае, зимовать еще придется Вам в своем совхозе, и это заставит набраться терпения.


Выдержка и терпение в настоящий момент — один из самых важных и необходимых качеств, которыми должен обладать каждый из нас. Битва за Белоруссию лишь начинается, и ее исход будет решен только зимой, когда будет решен по существу и исход всей войны. Это, конечно, личное мое мнение, но думаю, что я не ошибусь. Исходя из этого и советую набраться терпения и готовиться к третьей и последней зимовке.


Вчера получил письмо от Львович М., находящегося сейчас в Москве. Он пишет, что сестра его — Аня — уже отправилась для работы (далее одна строчка текста зачеркнута. — В.С.), где сейчас находится (далее одно слово зачеркнуто. — В.С.) целый ряд других наших земляков. Что нам остается, как не пожелать им всяческих успехов в их высоком, благородном деле?


Больше ни от кого ничего не получаю, несмотря на посланные некоторым напоминания.


Никого обвинять не могу, возможно, это явилось следствием моих частых странствований, а возможно, и тех, кто мне писал. Что ж, может быть, личные встречи в недалеком будущем вознаградят нас за перерывы в переписке.


Мой привет детворе, с которой я довольно близко познакомился, хотя и заочно. Ради них надо беречь себя, о чем я писал, кажется, в одном из последних писем. Будем готовиться встретить приближающийся праздник с верой и надеждой в скорую победу над врагом и скорую нашу встречу.


Няхай жыве Савецкая Беларусь!


Николай.
8/Х–43 г.


№ 10


Здравствуйте, Оля!


Сегодня получил Ваше письмо с описанием проделанного уже путешествия и нового, предстоящего.


Да, все эти странствования не из приятных, я это знаю по себе, так как по роду службы сам всегда в разъездах. Знаю, что значит ехать на волах, и что значит ходить пешком по грязи не один десяток километров.


Если бы я составил маршрутную карту всех своих разъездов и пеших, и конных, и на автомашинах с указанием всех мест с начала войны — получилось бы очень и очень интересная картина, и километраж получился бы очень внушительный.


Недавно проездом был в Москве опять. Лично видел: Львовича М. (б. пред. райсоюза), Федера Исака (что был в с/по и позже в Кр. Армии), был также у Козлова, но его сейчас дома нет. Львович Аня уже находится в тылу врага, в одной из наших областей. Одинец также отозван и находится в Москве в ожидании выезда, но я его не видал. Всех, работавших в БССР, будут, безусловно, отзывать и направлять на работу в освобождаемые районы, но сейчас, зимой, ехать пока с детворой не советую. Необходимо еще перезимовать в Казахстане.


Я очень и очень жалею, что нахожусь на другом участке фронта, а не на наших белорусских направлениях, но скоро, возможно, можем очутиться и там, так как находимся относительно недалеко.


Поздравляю с праздником Октября, хотя мое поздравление и запоздает.


Завтра тоже выбываю в командировку, приехав, напишу опять.


А пока крепко обнимаю всю Вашу семейку и желаю здоровья, до встречи в родных местах.


Николай.
24/Х–43 г.


№ 11


Привет, Оля!


Недавно послал письмо и вот пишу еще, зная, что сейчас письма будут идти дольше, чем ранее.


Жизнь и заботы проходят так же, как и ранее, приходится опять много ездить. Разница лишь в местности и климате. Лето в разгаре, у нас там, наверное, жара, а здесь холодновато и частенько идут дожди. Здесь сейчас ночи, светло почти круглые сутки. Сразу как–то было непривычно в этих местах, но понемногу привыкаю. Из наших мест здесь никого не встретил еще, все больше из Ленинграда и Карелии.


В Москве побыл немного, был опять у Козлова, но его не застал. Дризгалович с двумя детьми на самолете был перевезен сюда, но адреса его Козлова не смогла сообщить.


Одному лишь я сейчас рад — здоровье значительно улучшилось, и я чувствую себя почти нормально. Радует также и наше продвижение в Белоруссии, пока на Витебщине, но я думаю, что скоро и наши места будут освобождены.


Прошу писать, как живется, какова надежда на будущее. Одинец в Гомеле и семья пишет, что скоро он должен приехать за ней.


Итак, жду писем, бодрых, хороших, они будут так желанны для меня и приятны. Горячий привет детворе.


Николай.
26/VI–44 г.


№ 12


9/V– 45 г.


Ольга Ивановна!


В день всенародного торжества — праздника Победы, разрешите выразить Вам поздравление и мои наилучшие пожелания.


Думаю, что этот день был столь же радостным там, у Вас, как он был отмечен и здесь, у нас.


И вот сегодня, в этот долгожданный день мне хочется написать несколько хороших, теплых строк в первую очередь Вам как человеку, который в дни наших неудач и печальные дни 1941–42 годов один из первых нашел меня и не забывал во все дни моего пребывания на фронте. Ушли в прошлое эти печальные дни, и никогда раньше не думалось, что майские дни в этом году придется праздновать в Венском лесу — родине знаменитого вальса Штрауса «Сказки венского леса», помните кинофильм «Большой вальс»?


Близится возвращение на родину, его день будет еще более радостен для всех нас.


Как дела? Как здоровье всех? [...]


Привет ребятам.


Николай.


№ 13


В день Победы — на память моим молодым друзьям.


Дядя Коля (надпись на открытке с изображением букета цветов. — В.С.).
9/V–45 г.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter