Вопрос об авторстве «Пинской шляхты» можно считать решеннымСреди наиболее значимых мероприятий, посвященных 200–летию со дня рождения классика белорусской литературы, — двухдневная Международная научно–практическая конференция «Винцент Дунин–Марцинкевич в европейском контексте», проведенная Национальной академией наук Беларуси, Национальной комиссией Республики Беларусь по делам ЮНЕСКО и Министерством культуры Республики Беларусь.
Кто автор?
Эффект разорвавшейся бомбы на конференции вызвало опубликованное в «СБ» (2 февраля) следующее высказывание известного английского белорусоведа Арнольда Макмиллина: «Мне кажутся убедительными доводы литературоведа Нины Мечковской о том, что авторство «Пинской шляхты» не принадлежит Дунину–Марцинкевичу. Думаю, эти доводы нельзя игнорировать». Профессора Макмиллина я знаю давно как автора основательных книг по истории белорусской литературы. Профессор Мечковская (скорее языковед, чем литературовед) тоже авторитетная исследовательница. Ее взгляды на комедию Белорусского дударя были изложены в 2000 году в солидном издании Wiener Slawistischer Almanach 46. Но... Ведь «Пинская шляхта» изучается в средней и высшей школе, издается как произведение Дунина–Марцинкевича!
Поскольку конференция носила научно–практический характер, участникам требовалось прийти к какому–то согласованному выводу, дать конкретные рекомендации. Обращаюсь за советом к английской поэтессе Вере Рич. Тем более она перевела на английский язык «Пинскую шляхту» (текст только что напечатан среди переводов комедии на другие языки; кстати, наряду с белорусским переводом есть там и «полешуцкий» оригинал).
— Няўжо вы думаеце, спадар Адам, — ответила давний друг нашей культуры на довольно чистом, хотя и своеобразном белорусском языке, — што я стала б перакладаць гэты твор, калi б яго напiсаў не Дунiн–Марцiнкевiч, а невядомы хтосьцi. Не рабiце залiшняй трагедыi з усяго. Аўтарства многiх класiкаў ставiлася пад сумненне.
Другие авторитетные исследователи, например Язэп Янушкевич, подготовивший для издательства «Мастацкая лiтаратура» юбилейный двухтомник классика (первый том уже вышел), придерживались того же мнения: мы не должны сомневаться в лингвистических способностях писателя, прекрасно владевшего несколькими языками, к тому же он бывал на Полесье, около Столина. Давайте не забывать и о том, что во время написания комедии писатель находился под неусыпным наблюдением полиции. В случае чего ему было легче отказаться от произведения, где едко высмеивалось царское правосудие: мол, мои «былицы» написаны совсем другим языком. Существуют и другие, уже мои аргументы. Скажем, в поэме Дунина–Марцинкевича «Из–над Ислочи, или Лекарство на сон», рукопись которой мне посчастливилось найти в 1964 году в Варшаве среди бумаг Александра Ельского (а она уж точно принадлежит Дунину–Марцинкевичу), есть строки, прямо перекликающиеся с «Пинской шляхтой» и «Сватовством». Да и на «полесском» автографе комедии можно обнаружить явные следы авторского вмешательства Дунина–Марцинкевича. Существуют и другие весомые аргументы «за», к которым я еще вернусь.
Контраргументы
Однако давайте будем бесстрастными, объективными. Приведем и доказательства версии Мечковской – Макмиллина. Ее противники прежде всего вопрошают: если не Дунин–Марцинкевич, то кто же? Не было, мол, тогда другого драматурга с таким талантом да еще вроде бы знавшего полесский говор! Оказывается, потенциально таковой был, только публикации о нем многие литературоведы не заметили. Пинский историк Александр Ильин опубликовал в брестской «Гiстарычнай браме» (2004, № 1) статью «Кто же является автором «Пинской шляхты»?». Прежде всего он ссылается на то, что все тексты Дунина–Марцинкевича писаны латиницей, а «Пинская шляхта» — кириллицей. Затем обращает внимание на публикации гомельского ученого профессора Павла Охрименко, утверждавшего, что в «полешуцкой» пьесе заметны отчетливые следы влияния «Наталки–Полтавки» Ивана Котляревского, а Дунин–Марцинкевич в связях с украинской литературой замечен не был. Кто же из пинчан был замечен да еще наделен литературным даром, интересовался местным фольклором? Ответ А.Ильина однозначен: только Стефан Куклинский. Он, хотя и православный, но тоже шляхтич, в 1852 году окончил Харьковский университет, собирал фольклор в окрестностях Пинска и Заблудова. В 1862 году руководство Виленского учебного округа предписало ему выехать в Пинск, чтобы там издавать журнал на белорусском языке «Друг народа» и писать по–белорусски, в том числе и на пинском говоре, «Рассказы на белорусском наречии» (вышли в 1863 году). К тому же уже в юбилейные дни ведущий специалист по диалектам брестско–пинского Полесья Федор Климчук напомнил: в Альпени на Столинщине, где бывал Дунин–Марцинкевич, говорят совершенно иначе, чем в «Пинской шляхте». И пришел к выводу, что ее автором являлся «не Дунин–Марцинкевич, а кто–то другой. Дунин–Марцинкевич только переписал это произведение». Но кто автор комедии, ученый не говорит. Очевидно, «периферийная» статья Александра Ильина до него не дошла.
По «совокупности фактов»
Ясность (как мне кажется, окончательную) внес в затянувшийся спор в своем докладе на конференции Геннадий Киселев. Он обратил внимание на то, что профессор Макмиллин высказывал не свое мнение, а повторил суждения языковеда Мечковской. Та же в заглавии статьи «Винцент Дунин–Марцинкевич не был автором водевиля «Пинская шляхта» сразу же решила вопрос категорично и с научной точки зрения некорректно. Правильной стала бы иная постановка: а был ли он автором, мог ли быть?! К тому же аргументация порой неубедительна. Скажем, в статье в австрийском журнале утверждается, что Дунин–Марцинкевич не мог написать комедию, ибо не назвал ее среди своих произведений в письме в редакцию петербургского журнала «Край», где хотел печататься, а назвал лишь свой перевод латиницей поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш». Но «Пинская шляхта», писанная кириллицей, и не могла печататься в польском «Крае». Так почему он должен был ее называть? Аналогичных натяжек в статье довольно много.
Решать вопрос об авторстве «Пинской шляхты», считает Г.Киселев, надо комплексно, с учетом всей совокупности фактов и факторов — литературных, языковых, исторических. Отметим два наиболее существенных момента. Осознав, что печатать латиницей свои белорусские произведения ему уже не удастся, Дунин–Марцинкевич решил использовать русские периодические издания. Именно поэтому он обращался с предложениями в газету «Виленский вестник» (но там ответили молчанием, зная, что автор находится под наблюдением полиции). Именно поэтому он перешел в «Пинской шляхте» на кириллицу. А то, что «полешуцкий» оригинал писался именно Дуниным–Марцинкевичем, не так давно подтвердила графическая экспертиза.
Но как быть с пинским говором? Ведь автор комедии бывал только в Альпени, а там действительно другой диалект... Пинским говором мог владеть Стефан Куклинский, о котором писал Александр Ильин. Однако его версия сразу же отпадает, если сравнить художественные достоинства «Пинской шляхты» с творениями Куклинского: последние и близко не дотягивают до первой. Писана же «Пинская шляхта» — и это самый существенный аргумент — не на естественном говоре, а на искусственном, стилизованном, придуманном языке, кстати, как и «Мужыцкая праўда». Это еще в 1980–х годах стали аргументированно доказывать такие литературоведы, выросшие на Полесье, как Любовь Тарасюк и Иван Шпаковский.
— Для научных выводов, будто Дунин–Марцинкевич не является автором «Пинской шляхты», нет никаких оснований, — резюмировал Геннадий Киселев.
Новые загадки
Однако многие участники конференции подчеркивали, что до конца прояснить жизнь и творчество Винцента Дунина–Марцинкевича вряд ли удастся. Только разгадаешь одно, как всплывет другое... Мы до сих пор не знали, куда девался сундук («куфар») с рукописями Дунина–Марцинкевича, который мальчиком видел в Люцинке Ядвигин Ш. Одни считали, что сгорел во время пожара, другие — что перекочевал в Замостье около Игумена к собирателю и родственнику Александру Ельскому. Ничего не было известно и о судьбе сына писателя Мирослава, наделенного музыкальными талантами. И вот польская родственница одновременно и Дунина–Марцинкевича, и Янки Купалы Беата Кристина Хомич в своем выступлении поведала, что как раз Мирослав, осиротев, взял сундук, все–таки вынесенный из пламени, с собой, направляясь к дяде в Одессу. Бабушка рассказывала ей, что в сундуке хранились рукописи со стихами, которые читались членами семьи. Но куда они девались во время гражданской войны? Одесса — город культурных традиций многих народов, во время Первой мировой войны там собралось довольно много белорусов, они организовали землячество и даже издавали газету. Могли спасти и содержимое сундука... Из Белорусского государственного архива–музея литературы и искусства уже полетели в Одессу соответствующие запросы.
Другой след ведет еще дальше, в Рим. Туда в первой половине ХIХ века перевезли архив выдающегося ученого и писателя Могилевского архиепископа Станислава Богуша Сестренцевича. Как говорилось на конференции, именно у него, своего дяди, жил в Петербурге (а не в Вильно, как считалось раньше) во время учебы будущий писатель. Но об этом периоде жизни Дунина–Марцинкевича, а значит, и о формировании его взглядов мы не знаем абсолютно ничего.
Что ж, конференция еще раз засвидетельствовала: путь познания непрост и нелегок. Даже если речь идет о жизни и творчестве отдельно взятого писателя. Особенно талантливого. И опального.
Кстати
В мировом литературоведении под сомнение ставилось, кто написал драмы «Гамлет» и «Отелло». Находились исследователи, утверждавшие, что Уильяма Шекспира вообще не существовало. А о месте рождения и пребывания Гомера спорили семь греческих городов. Некоторые считали эту личность мифической. Но ведь «Илиада» и «Одиссея» существуют...
Фото БЕЛТА.
