Зачем деревне товарный вид?

Теперь на ветхих хатах да заборах заброшенных деревень можно вывешивать заманчивые ценники...

Теперь на ветхих хатах да заборах заброшенных деревень можно вывешивать заманчивые ценники. Именно такой вывод напрашивается из заявления заместителя министра спорта и туризма на недавней встрече с делегацией Краснодарского края. Гости с Кубани, изучающие опыт белорусского агротуризма, узнали от Чеслава Шульги новость: «Мы работаем над тем, чтобы нашлись люди, которые бы, пускай за одну базовую величину, могли выкупить эти деревни. Пусть они их трансформируют и обустраивают под туристические деревни».


По информации БЕЛТА, только в Браславском районе около 12 деревень за последние два года исключены из списка населенных пунктов — там нет ни одной живой души. Появились и первые желающие приобрести заброшенные поселения в Россонском и Копыльском районах, так что процесс, судя по всему, пошел...


Однако стоит ли продавать хутора и села частным лицам да еще фактически за бесценок? Станет ли сельский туризм эффективным двигателем возрождения глубинки? Не торопимся ли мы избавиться от наследия предков? Обсуждая эти и другие вопросы, авторы полемической рубрики отстаивают свои позиции достаточно жестко, но пытаются понять иную точку зрения. Советуем избрать такую тактику и читателям, которые пожелают присоединиться к дискуссии.


Списанные на берег пашни


Я и раньше слышал похожие заявления от других чиновников и всякий раз, как ни странно, поминал судьбу авианесущего крейсера «Минск». В 1995 году этого ветерана ВМФ СССР отбуксировали на демонтаж в Южную Корею. Правда, участь металлолома обошла славный корабль стороной — его перекупила китайская компания. Ныне былая гроза Тихого океана впечатляет туристов в военном парке Minsk World. Что в том плохого, спросишь? Да, наверное, не трагедия: крейсер не переплавили на пилки для ногтей, по палубам маршируют бравые отпускники, идет торговля сувенирами... Однако настоящий морской дух отсюда выветрился, ушли в прошлое славные дни, крейсер стал декорацией к досугу иностранцев. А главное, что в своем Отечестве не нашлось пророков, которые не остановили тех, кто вынес решение о продаже корейцам: «Одумайтесь, это же наша история, наше достояние. Не мы строили, не мы ходили в походы к далеким берегам — не нам и памятью торговать!»


Думаю, Роман, ты понял, при чем здесь крейсер. «Списанные на берег» деревни от того океанского пахаря отличаются мало. Их забыли, но нынче вдруг вспомнили, как о... товаре. Сельское «бэу» не сгодилось горожанам во втором–третьем поколении, чьи предки лежат на здешних погостах. Остается надеяться на зарубежных инвесторов, тем более цена–то дармовая. 100 тысяч рублей — для килограмма колбасы дороговато, а для деревни — скидка весьма щедрая!


Вот только не на все можно приклеить ценник, даже символический. Конечно, я читал чеховский «Вишневый сад». Знаю, что купцам чужды эмоции «легкомысленных, неделовых, странных» людей. Но какой резон Лопахиным XXI века «стучать топором по дереву»?


Думаю, виды на опустевшие деревни у потенциальных инвесторов разные. Кто–то, допускаю, пожелает самореализоваться в ипостаси «нового помещика». Концепция модного «зеленого туризма» сочетается с мечтой иных «миллионщиков» обосновать классическое родовое гнездо — чтобы навеки, для потомков. Одно дело особняк на Рублевке, вилла в Калифорнии и совсем другое — имение среди родных березок. Конюшня, озеро, охота, балы, уроки танцев, гувернеры. А еще — живые души, местные крестьяне. Люди, зависимые от хозяина не меньше, чем его подначаленный «офисный планктон» в столицах. Так, глядишь, и войдет во вкус «барин», уверует, что вся округа — его холопы. Не ровен час пороть начнет...


Не хочу слишком запугивать, но одно дело доверить инвестору руины дворянской усадьбы под обустройство отеля. Иной вариант — дать карт–бланш на размашистый проект, успех которого сильно зависит от субъективных факторов. Не исключено ведь, что представления об агротуризме у богача, к примеру, с юга России могут радикально отличаться от подходов полесского фермера. Наш предприниматель может, к примеру, приветить в номерах всех желающих, ворота в усадьбе всегда нараспашку. А у приезжего реформатора другие привычки: КПП по периметру обновленного села, секьюрити с овчарками, въезд только по золотым картам членов элитного клуба. Однако что там за контрольно–следовой полосой? Может, и парное молочко с утятами, велотрасса, а может, и очередной филиал Лас–Вегаса. Может, барышни–крестьянки прялками стучат, а может, гейши над проблемой досуга vip–гостей хлопочут... И еще бывает, что глухое место новые хозяева переименуют: вместо Ивантеевки — в Новый Иерусалим. И затаятся под видом изучения редких птиц в ожидании Армагеддона... История сектантских вероучений чертовски много подобных историй перечисляет. Но готовы ли мы узнавать о жутких ритуалах из свежих «районок»? Не удивимся ли, открыв однажды с помощью милиции, что под сенью кемпинга маскировался лагерь для нелегальных мигрантов?


Вопросов много, а ответы, увы, не обсуждаются при участии местных жителей. Тем временем, кроме пессимистического прогноза, могу представить тебе и прогноз как бы оптимистический. Почему «как бы»? Ну наверняка какие–то из получивших вторую жизнь хуторов начнут процветать... Вот, собственно, и вся в таком случае хорошая новость. Правда, не для руководства сельхозпредприятий, потому что доярки, к примеру, уйдут на агроусадьбу экономками. Комбайнеров–прагматиков заманят шоферскими перспективами. Зоотехник, ветеринар, коневод потребуются на конюшне. Все – крайне меркантильно! Завербуют самых трезвых и работящих! А над рекой будет раздаваться стон директора СПК...


Так постепенно мужественные хлеборобы да гордые матери больших крестьянских семейств превратятся в прислугу для релаксирующих горожан. Потому упование на аграрный турсервис, зарабатывание на пафосном гостеприимстве (а по сути на «подай–приготовь–принеси») персонально мне не очень–то нравится. Сельским туризмом, понятное дело, село не возродишь. Тем паче что и в этой сфере мы отстали от западных соседей при прочих почти равных природных условиях.


...То, что мы привели в запустение, мы сами должны поднимать. Иначе не заметим, как окажемся не у дел на своей земле.


Не надо бояться человека с рублем


Слушаю тебя, и холодок по спине. До ужаса выпукло предстает предо мной сельская благодать по–дементьевски. Звенящая тишина, сиротливый скрип калиток в опустевших дворах, бурьян выше головы на бывших огородах, и ни души... Не стало деревни. И не появилось на ее месте гостеприимной агроусадьбы, живописного этнографического музея, процветающей фермы. Им не дали возникнуть из того же соображения, которым пронизано все твое выступление: как бы чего не вышло. Как бы не устроили в деревне игорный притон, гнездо разврата или новое крепостничество. Следствием таких опасений может стать губительный вывод: «Так не доставайся же ты никому!» Ну а потом — тот самый скрип ржавых петель, сорняки и разруха.


Абсурдность такого подхода буду доказывать горячо — посредством пожара. Представь на минуточку, будто он случился в твоей избе. От уголька из печи затлел коврик, пламя разгорелось и уже лизнуло занавески, огонь вот–вот загудит, войдя в силу... Вроде бы пора бежать на улицу, бить в рельс, будоражить соседей, вызывать пожарных. И тут ты глубоко задумываешься: а не выйдет ли еще хуже? А вдруг тревожный рельс оборвется и отдавит тебе ногу? А ну как соседи окажутся излишне корыстолюбивыми, и ввергнут тебя в долги за помощь в тушении? Или пожарные приедут в компании легкомысленных девушек и начнут жарить шашлык на твоем пепелище? Терзаемый этими сомнениями, ты понимаешь, что лучше ничего не предпринимать: гори оно все гаром!


Ну не абсурд ли?


Некоторые белорусские деревни сейчас тоже сгорают в невидимом пламени забвения. Молодежь уезжает в города, старики умирают, по заброшенным домам шастают бродяги и мародеры. Настал тот самый острый момент, когда хороши любые средства, лишь бы не дать разгореться опустошению. Один из способов остановить этот губительный процесс как раз и предлагает заместитель министра спорта и туризма. Что делать, если сами хозяева деревень, чьи предки жили там столетиями, потеряли интерес к своей малой родине? Если их манят городская благоустроенность и работа в офисе? По–моему, вполне естественный выход — предложить деревню тем людям, которые хотят и умеют там работать. А стоимость в одну базовую величину, по–моему, даже завышена: государству следует еще и приплачивать людям, согласившимся взять на себя бремя возрождения умирающих деревень. И оно, между прочим, действительно приплачивает — например, путем освобождения от массы налогов. Сейчас, чтобы получить статус хозяина агроусадьбы и начать принимать туристов, достаточно всего лишь зарегистрироваться в сельсовете. Ставка налога — одна базовая величина в течение года. БЕЛТА сообщает, что Белагропромбанк дает хозяевам таких усадеб льготные кредиты под 5 процентов годовых. Издержки банка от нерентабельного направления опять же компенсирует государство. Хотя сумма выделяемого кредита небольшая, ее достаточно, чтобы обустроить сельский дом и начать предоставлять хотя бы минимальный набор услуг (размещение, питание, экскурсии). Казалось бы, хозяйствуй, предпринимай, богатей. Однако лишь около 1.000 сельских семей воспользовались этими возможностями и активно приглашают гостей. За последние пять–семь лет эта тысяча подвижников, между прочим, убедительно доказала, что агротуризм в Беларуси — вполне реальный способ достойно жить и зарабатывать, не покидая родной деревни. Отдыхать в село едут не только городские жители нашей страны, но и москвичи, питерцы, немцы и поляки. Последних, несмотря на развитость агротуризма в Польше и Германии, привлекают сравнительно низкие цены и подлинная, не искусственная экологичность белорусских продуктов.


Успех отдельных усадеб привел к тому, что появились планы создания целых агротуристических курортов, первые из которых должны появиться в Россонском и Полоцком районах. Думаю, здесь точно не обойдется без привлечения инвесторов, допустим, из России. Но стоит ли бояться человека с рублем? Новый хозяин деревни, насколько бы всемогущ он ни был, не сложит обновленные дома в чемодан, не вывезет тайком на Кипр. Наоборот, создаст здесь новые рабочие места, построит дороги, по которым будут ездить граждане Беларуси, возведет комплексы, где будем отдыхать мы, а потом и наши дети с их внуками.


Что в этом плохого? К тому же инвесторов у нас поставят в такие жесткие рамки, что они никак не смогут устроить крепостнический вертеп вместо дома отдыха.


Ты боишься зависимости бедных селян от новых хозяев? Вряд ли она хуже, чем зависимость от пьянства, ставшего бичом многих деревень. Опасаешься превращения деревни в музей, наподобие известного крейсера? Я бывал в музеях, Андрей. Там чистота, уют и порядок. Это куда лучше, чем разор и запустение. Видимо, так считают и создатели этнокультурной деревни, которую начали строить в Мядельском районе. И я надеюсь, что этот своеобразный музей, где туристы будут знакомиться с самобытными традициями белорусского села, — лишь первая ласточка.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter