
О прошлом
— Что представлял собой твой родной город Смолевичи в конце 80–х?
— Ой, я был в этом городе два раза: когда родился и лет 10 назад с «Крамбамбулей». Я жил в деревне, и маму, естественно, отвезли в роддом в Смолевичи. Прожил я там до пяти лет — и деревни–то толком не помню, не то что Смолевичей.
— В конце 80–х уже в Минске появилась идея панк–группы «Нейро Дюбель». Что тебя окружало в этот момент?
— Окружали меня люди, сплошь переписывающие и приносящие с собой кассеты. Вот мне почему–то запомнилось именно это.
— Есть что–то «оттуда», чего тебе сейчас не хватает?
— Я тоскую по безбашенности, которая была в то время. Я как–то не застал «лихости» тех 90–х, но я застал вот эту безбашенность, когда в любом киоске можно было купить спирт. Атмосфера жутчайшей совершенно свободы и даже чуть–чуть вседозволенности, в хорошем смысле этого слова. Вот по этому я тоскую страшно.
— Понятен детский протест, понятен подростковый, истоки панк–музыки — они на поверхности. Но — всю жизнь протестовать, всю жизнь быть панком?
— Это театр. Допустим, «дюбелевская» сцена, я на сцене — это тоже театр определенный. Я зачастую играю антигероя, а в жизни совсем не такой, как на сцене. Я никогда не был панком!
— Так это маска?
— Мы просто играем стиль панк–рок. Почему люди, которые играют фолк–рок, не ходят в вышиванках или в лаптях?
— Не знаю.
— Потому что они играют стиль под названием фолк–рок.
— Но вы — не фолк, вы — не регги, чем–то же вам близок именно панк?
— Энергетикой, какой–то агрессией... наверное, нужно иметь определенный склад ума, чтобы играть треш или панк. В начале 80–х, наверное, трудно было не быть панком, играя панк–рок. А сейчас это такой стиль, просто стиль, можно его играть в костюмчике.
О музыке
— Скажи честно: ты ноты знаешь?
— Нет, конечно! Как говорил, по–моему, Пол Маккартни, ноты — это мухи сели на линеечки, и их там тапком прихлопнули.
— Как и другой известный музыкант, ты тоже считаешь, что всю жизнь играешь «правильные три аккорда»?
— Я и их–то не знаю. Для меня самое главное — зацепило или не зацепило, чтобы был драйв. Я могу цепануть и осипшим голосом.
— Любя «Моторхед» и «Рамштайн», ты при этом уважаешь Вивальди и Шуберта. Вот как это сочетается?
— Не знаю. У меня была флешка с любимой музыкой — там, кроме перечисленных, было пару песен Т.Булановой, был «Владимирский централ» и пару детских песен... Флешка для психиатра, как сказал мой друг. Под настроение нравятся абсолютно разные стили, но больше всего — быстрая и тяжелая музыка.
— Музыка — это мелодия в первую очередь или нет?
— Для меня это ритм.
— Почему раньше мелодия была, а сейчас ее как–то... не стало?
— Я думаю, что, во–первых, мы тупеем, а во–вторых, в нашей жизни стало слишком много техники. Жизнь стала техничная, жизнь стала быстрая, ритмичная.
— И не возникает впечатления, что мы развиваемся, да?
— Скорее, деградируем.
— Есть музыкальный жанр, который ты не приемлешь, не понимаешь?
— Не знаю, назвать ли это жанром — русский рэп. Не рэп, а именно «русский рэп». На мой взгляд, это слушают люди, у которых интеллект недалеко от калькулятора отошел.
— Для тебя любимая песня — это что?
— Это чувство. Какое–то мощное чувство, которое возникло при первом прослушивании. Песни, которые я помню и люблю, — это, как правило, с первого раза. Они меня торкнули. Вот первый раз, когда я услышал «Песняров», — это было а–а–а, у меня челюсть отпала. Так что — воспоминание о какой–то вспышке в душе.
— В филармонии ты когда последний раз был?
— Очень–очень давно, на концерте тех самых «Песняров».
О жизни
— Сегодняшний Куллинкович — он такой же, как и 15, и 30 лет назад?
— Н–нет... все–таки я считаю, что я постарел. Я уже не такой легкий на подъем и... менее критичный, как это ни странно. Все чаще я беру на вооружение фразу моего любимого героя Карлсона — «дело житейское». Особенно стало цениться, что человек — жив. Подумаешь, сделал там какую–то бяку, но дело–то житейское на самом деле.
— А ты вообще в реинкарнацию веришь, во что–то потом?
— Я в последнее время стал такой... неправильный верующий: я стал верить во все что угодно. В том числе, наверное, и в реинкарнацию...
— И в дело житейское.
— Да, и в дело житейское. И ты прав, Петруха... вот перебьем всех белых, тогда и заживем...
— Одиннадцатую пластинку «Нейро Дюбеля» вы назвали «Першы». Это вы так начинаете новую жизнь?
— В этом альбоме для нас многое было «першым»... Я вообще люблю многие белорусские слова за то, что звучат они странно. Вот «Першы» — вроде что–то такое першит... Название, наверное, пришло просто «знянацку» — кстати, тоже замечательное белорусское слово.
— Что для тебя «белорусская культура»?
— Я... затрудняюсь ответить... Если говорить о музыкальной культуре, то это — не рок–культура.
— А вот пройдет время — рок–музыка, как думаешь, в культуре останется?
— Я думаю, что уйдет. Всем сейчас правит темп жизни. Ритм жизни, гаджеты, электроника, излучение соответствующее... И мне кажется, что вся музыка в электронщину уйдет. В звуки. Не в ритмы, не в мелодии, а в звуки.
— Седоволосые дядечки с гитарами, рокеры, все еще прыгающие на сцене... это не производит впечатление некоей неловкости?
— Здесь все в порядке, когда прыгает Джаггер или Игги Поп. Видно, что они хотя и старички, но очень поджаренькие и мощные старички.
— А рок–музыкант — он так и должен умереть на сцене?
— Безусловно, это мечта практически любого довольно агрессивного музыканта, который не стоит у микрофона и не берет эти «три унылых аккорда». Наверное, это мечта — умереть на сцене.
— Сейчас в моде перепевать старые песни. Просто стало нечего петь?
— Такое количество кавер–бендов, мне кажется, появилось от того, что люди обленились что–то придумывать. Переписать чужую песню — больших усилий не нужно, иногда даже и большого таланта не нужно.
— И скажи что–нибудь тем, кто хочет создать свою группу и играть, выступать, записывать...
— За год до создания «Нейро Дюбеля», где–то лет в 14 — 15, я прочитал у одного умного дядьки типа меня (я же — умный дядька?) совет начинающим музыкантам: «Подражайте». Если у вас толком нет каких–то четких устремлений, а, как правило, у молодых музыкантов их нет, то нравится «Металлика» — начинайте подражать «Металлике». Если есть какой–то талант за душой, вы через какое–то время начнете сильно от «Металлики» отходить. Будет добавляться что–то свое в звуке, в тексте, в манере, и это вырастет в продукт, который будет именно вашим. Мне вот — помогло. Главное, чтобы перло. И если есть драйв, то все будет нормально, вот мой совет музыкантам, наверное, и людям тоже.
О ПРОЙДЕННОМ
Куллинкович Александр Михайлович — окончил журфак БГУ, создал и продолжает нести группу «Нейро Дюбель», получил «Рок–корону» из рук В.Мулявина, выпустил 11 студийных альбомов, стал колумнистом «СБ», не так давно был замечен и в группе «Велосипедистов».
К СВЕДЕНИЮ
«Альфа Радио» уже два года живет новой жизнью в составе объединенной редакции «СБ». Слушать его можно в Минске на 107,9 FM, в Бресте — на 100,8, в Витебске — на 107,6 и в Гродно — на 98,4. Авторская программа А.Муковозчика «Песня о жизни» выходит в эфир каждую пятницу в 20.00 и в воскресенье в 19.00.
mukovoz@sb.by