Лютня — утонченная прабабушка современной гитары. Галантная, аристократичная, наводящая мысли о прекрасных дамах и их куртуазных воздыхателях. На пинского музыкального мастера Юрия Дубновицкого рано или поздно выходит любой, кто хочет приобрести этот инструмент: на постсоветском пространстве всего два лютьера — в Санкт–Петербурге и Пинске. А значит, купить лютню можно либо здесь, либо на аукционе E–bay, где цены начинаются от 5 тысяч евро. И даже если вам по карману подобные суммы, еще не факт, что заграничное творение окажется лучше.
Идея заняться изготовлением лютен появилась у Юрия Андреевича еще в годы учебы в Брестском музыкальном училище:
— Как ни странно, меня поразил не столько мир романтизма и классицизма, сколько эпоха Ренессанса и барокко. Играя прелюдии, фуги и сюиты Баха и его современников, чувствовал, что эта музыка сочинялась не для классической гитары, а для какого–то другого инструмента. Сильвиус Леопольд Вайс, Джон Доуленд писали исключительно для лютни. Я понимал, что, играя музыку Доуленда на гитаре, лукавлю перед слушателем и перед собой.
* * *
Юрий Дубновицкий, начиная свою преподавательскую деятельность в музыкальной школе, совмещал ее с изготовлением гитар и первые 10 лет работы в качестве музыкального мастера только гитары и делал. К лютне обратился, когда на постсоветский рынок хлынули в большом количестве гитары со всего света — от европейских до китайских, на любой вкус и кошелек. Первую лютню сделал для себя, потом постепенно стали подтягиваться заказчики.
Юрий Дубновицкий
За 16 лет — около 40 — 50 инструментов (сам мастер учет не ведет). Изготовление одного экземпляра — процесс трудоемкий и занимает 2 — 3 месяца в зависимости от сложности задачи и богатства декора, уточняет Юрий Андреевич:
— Причем работать может не один мастер, а 2 — 3 человека в соавторстве. Мой напарник — Николай Ярмольчук, прекрасный мастер — реставратор музыкальных инструментов, знающий множество тонкостей ремесла.
Работа начинается с поиска древесины, благо заказывать нужные досочки можно через интернет. Местные сорта деревьев непригодны совершенно. Допустим, если для изготовления лютни используется ель, то она должна быть непременно горная — альпийская или кавказская. Для грифов используют черное эбеновое дерево из Африки, для корпусов — вишню, падук, палисандр, это все редкие, дорогие, экзотические породы древесины. Подойдет клен–явор, но и он в Беларуси не произрастает.
Корпуса, похожие на половинку дыни, только неестественно ребристой, собираются на специальном формовочном шаблоне. Шаблон обклеивается деревянными «лепестками»–ребрами, а потом извлекается наружу. Ребер может быть много, от 9 до 31, и это не прихоть, не каприз мастера, говорит Юрий Дубновицкий:
— Современные мастера — изготовители лютен не могут позволить отсебятины. Чтобы мы слышали музыку Ренессанса или барокко так, как она звучала, требуется полнейшее копирование инструментов той эпохи, причем наиболее выдающихся их моделей. Бывает, что указывается даже фамилия мастера XVII — XVIII века, чей инструмент копируется на все сто процентов.
Отдельный вопрос — звук. Это только кажется, что достаточно выточить нужные детали и все собрать, как конструктор. На самом деле процесс куда сложнее:
— Звук нужно выстраивать. Каждую реечку, планочку надо простукивать, вызвучивать, приводить в соответствие с требованиями к будущему инструменту.
* * *
Если вглядеться, то лютня является ничуть не меньшим символом белорусской музыкальной культуры, чем цимбалы. Да и странно даже: возрождаем замковую культуру, реставрируем прекрасные дворцы, бережем свое наследие — и при этом молчок о том, что за музыка играла в этих дворцах!
Пока мы пьем чай в садике, в гости в мастерскую заходит выпускница Юрия Андреевича Катя Пожарицкая, за спиной — футляр, по очертаниям которого понятно, что в нем лютня, да не простая, а с ломаным грифом. Девушка учится в Академии музыки в Быдгоще, а пришла просто порадовать минских гостей игрой на любимом инструменте:
— Лютня — это импровизация. У тебя есть шаблон нот, но ты при этом должен разнообразить партитуру. Бах, например, был великим импровизатором. Этому искусству я сейчас и учусь. Лютня не для тех, кто хочет играть по нотам. К импровизации надо прийти, да и к лютне тоже: это музыка философская.
Философия — вещь прекрасная, и красавица Катя, перебирающая струны в солнечном июньском саду, чудо как хороша, и музыка правда дивная, и у Юрия Дубновицкого — золотые руки... Только поскребывают на сердце если не кошки, так маленькие упрямые котята: нет специальности «лютня» ни в наших музыкальных училищах, ни в музшколах. Экзотика это, позабытая напрочь, востребованная лишь в Европе. И мечтают белорусские лютнисты провести хотя бы фестиваль старинной лютневой музыки — вернуть Беларуси кусочек ее потерянного наследия. Хорошо бы, у них это получилось.
Справка «СБ»
В Беларуси лютневая традиция развивалась в XVII — XVIII вв., в XIX в. вспоминалась с ностальгией, а затем даже память о ней была благополучно похоронена. Между тем в белорусской литературе хватает упоминаний о лютне: есть соответствующие стихи у Франтишка Богушевича, поэма «Королевские лютнисты» у Владислава Сырокомли.
Лютни массово завезла к нам итальянская княжна Бона Сфорца, когда вышла замуж за короля польского Жигимонта Старого. Когда королева Бона приехала к мужу, в ее свите были в том числе музыканты, причем по преимуществу лютнисты. Бона Сфорца и сама неплохо владела инструментом. Так что на белорусской земле лютня звучала и не меньше, и не реже, чем во всех развитых европейских странах. Англия гордится лютнистом и композитором Джоном Доулендом, Германия — Сильвиусом Леопольдом Вайсом, а мы — такими яркими именами, как Валентин Бакфарк, Кшиштоф Клабон и Войцех Длугорай.
ovsepyan@sb.by
Фото автора.
Советская Белоруссия № 119 (24749). Четверг, 25 июня 2015
