Древние спартанцы бросали нежизнеспособных младенцев в пропасть. Сегодня врачи спасают 500–граммовых младенцев вопреки самым сложным диагнозам. С каждым годом младенческая смертность у нас снижается (3,9 на 1.000 родившихся живыми — один из самых низких показателей в мире), но... одновременно повышается другой показатель — заболеваемость новорожденных. Каждый пятый ребенок приходит в этот мир уже больным! Оправданны ли наши этические табу и медицинские рекорды?
«Не все так печально»
...Соня родилась, когда ее мама находилась на 26–й неделе беременности, и стала очередным сложным экзаменом для медиков, а для родителей — испытанием на прочность. Кроха практически умещалась на папиной ладони, весила, как котенок, — 645 граммов. Вся в катетерах, датчиках, бинтах — родители вспоминать без слез не могут. На тот момент она была самая маленькая в реанимационном отделении РНПЦ «Мать и дитя». И при этом одна из немногих с таким весом сразу самостоятельно начала дышать. Хотя без искусственной вентиляции легких этим малышам все равно не обойтись...
Еще 20 лет назад малютка, появившийся на свет с таким экстремально низким весом, у нас не регистрировался как живорожденный младенец, его маме оформлялся не декретный отпуск, а больничный. В Украине и по сей день новорожденный меньше килограмма — это выкидыш позднего срока. В России только с этого года приняли критерии ВОЗ, по которым плод с 22 недель и массой от 500 граммов считается живым человеком и его следует спасать. У нас таких начали выхаживать с 1994 года. И к тому времени, когда родилась Соня, специалисты накопили немалый опыт.
— Но готовили нас далеко не к лучшему сценарию развития событий, — вспоминает папа Дмитрий. — Не скрывали, что у таких детей высок риск инвалидности, задержки развития и прочих патологий. Помню, врач поздравляет с рождением дочери, а я не понимаю, счастье это или несчастье, зная, что сейчас основной вопрос — выживет она в течение двух месяцев или нет? Первые дни мы даже боялись интересоваться ее состоянием.
Недоношенный? Выхоженный!
Технология выхаживания недоношенных деток сложна и дорога. По рейтингу журнала «Форбс» она находится на третьем месте среди самых дорогих медицинских вмешательств. Главная задача — создать условия, максимально приближенные к естественным на основе «трех Т» — тихо, тепло и темно. Но этого слишком мало. Нужна еще интенсивная терапия, ведь у крошек недоразвиты многие жизненно важные органы. Самая большая проблема — незрелая легочная ткань и соответственно дыхательная недостаточность. Только в конце маминой беременности, на 35–й неделе, у ребенка вырабатывается вещество под названием сурфактант, которое выстилает поверхность легочных альвеол и не дает им слипаться при вдохе. Недоношенным деткам его заменяют натуральным сурфактантом, получаемым из легких свиней или крупного рогатого скота, — помогая дожить до третьих суток, когда легкие сами начнут справляться.
Каждый день на протяжении двух месяцев Сонины родители набирали номер отделения реанимации: «Ну как?..»
— Это было невероятно тяжело, — признается мама Ольга. — Ожидаешь назначенного часа, берешь трубку и дрожишь, не зная, что тебе скажут. Я старалась отгонять плохие мысли. И все–таки не удалось избежать некоторых осложнений: воспаления легких, ретинопатии недоношенных, паховой грыжи. Но врачи сказали, что у Сони был заложен хороший потенциал, поэтому она оказалась такой хваткой и живучей.
Глаза — еще одно уязвимое место этих детишек. Из–за того что они получают большую концентрацию кислорода для обеспечения дыхания, под ударом оказывается сетчатка. Но своевременная операция — с помощью лазера — в 45 случаях из 100 позволяет спасти зрение. Вообще, один такой «экстремальный» малыш держит в напряжении весь персонал. Его нужно внутривенно кормить, контролировать пульс, давление, уровень сахара, билирубина и даже болевую реакцию на процедуры. И чем меньше ребенок, тем строже этот контроль. Сосуды мозга еще настолько тонки, что любая манипуляция может спровоцировать мозговое кровоизлияние. Любая инфекция, которую другие дети даже не заметят, может стать серьезным ударом для здоровья. Поэтому все такие крохи — на антибиотиках. Наготове всегда детские хирурги, нейрохирурги, окулисты. Помощь малышам с экстремально низким весом — это высший пилотаж. Каждая победа — продукт коллективного творчества. А ведь выхаживание недоношенных не является отдельной отраслью медицины, для этого их слишком мало. В прошлом году на сто тысяч новорожденных родилось всего 264 ребенка с весом до 1 кг.
— Выхаживая таких деток, мы совершенствуем медицинские технологии, методики, нарабатываем опыт, который приносит пользу не только этим конкретным малюткам, но и вообще всем новорожденным, — считает заведующая лабораторией клинической неонатологии и реабилитации новорожденных и детей первого года жизни РНПЦ «Мать и дитя» Татьяна Гнедько.
Через 3,5 месяца (в это время Соня только должна была родиться!) дюймовочку выписали с весом 2,3 кг. Дальше ее развитие и успехи зависели от усилий родителей, которые фактически постоянно должны были держать руку на пульсе. Каждый час в течение дня нужно было пить какое–то лекарство, некоторые удавалось купить только в России. Каждые полгода — проходить обследования у всех узких специалистов. Сейчас ей 2,5 годика, она ничем не отличается от своих сверстников, но родители по–прежнему в боевой готовности.
— В речевом развитии мы пока отстаем, — переживает папа за маленький словарный запас дочери. — Мы не делаем скидок на раннее рождение Сони. Нам говорят, что если в 3 года не заговорит, то будут проблемы с учебой. Значит, мы должны заговорить! Поэтому в 2 года мы уже пошли в центр раннего развития. Правда, из–за слабого иммунитета все наши занятия приводили к болезням. Но мы продолжаем заниматься с логопедом и дома...
Не помочь — невозможно
Расхожее мнение: больной недоношенный ребенок — это приговор на всю жизнь. На самом же деле согласно статистике неонатологов сейчас выживают 74 процента появившихся раньше срока деток с экстремально низкой массой тела. Из них имеют грубую инвалидность только 15 — 30 процентов. С каждым годом этот процент снижается, многие нарушения, например, ретинопатию недоношенных, наши врачи уже научились побеждать. И заболеваний легких стало меньше. Поэтому вопрос не стоит «стоит ли бороться?». Конечно, да. Среди поспешивших на свет было немало великих людей — и Моцарт, и Наполеон, и Менделеев, и Ньютон, и Черчилль, и Суворов, и Дарвин.
— Когда мы начинаем лечить этих детей, не знаем со 100–процентной вероятностью, какие будут последствия, — говорит заведующий кафедрой неонатологии и медицинской генетики БелМАПО Георгий Шишко. — Недавно у нас родилась четверня — по 800 граммов каждый. Одного потеряли из–за тяжелого кровоизлияния в мозг в первые сутки жизни. А трое выжили, и сегодня мы их выписываем. Девочка — с очень хорошим результатом, мальчики, увы, с заболеваниями. Но вначале предсказать исход не мог никто. Выглядели все одинаково тяжело. Мы спасали всех. Резервные возможности и пластичность мозга ребенка непредсказуемы. В моей практике были случаи, когда вопреки всем нашим негативным прогнозам дети выживали и становились абсолютно нормальными. Одному моему маленькому пациенту, которого мы вывели из тяжелой мозговой комы, скоро 4 года, он ходит в обычный детский сад. Всегда есть место чудесам. Поэтому если даже есть один шанс из 10 тысяч — мы должны за него бороться, а не рассуждать о целесообразности.
Конечно, обмануть природу невероятно сложно. И у крох, родившихся в 22 — 24 недели, шансов быть абсолютно здоровыми нет. Осложнений не избежать. А насколько удастся вернуть им здоровье, зависит не только от массы тела.
— Почему рождается больной ребенок? — рассуждает Татьяна Гнедько. — Потому что болеет мама. Иногда настолько, что просто не в состоянии выносить ребенка до срока. Но рожают и с оперированными пороками сердца, и с сахарным диабетом и еще массой тяжелых заболеваний: настолько сильное желание стать матерью. И благодаря, опять же, успехам медицины это удается. При этом родители представляют себе малыша с рекламных проспектов. А путь ребенка с массой тела до 1 кг до такой картинки очень–очень большой и непростой. По результатам исследования 2004 — 2006 годов, почти у половины детей, родившихся с очень и крайне низкой массой тела, нервно–психическое развитие к третьему году жизни соответствовало возрасту. Задержка речевого развития отмечалась у каждого третьего, задержка психомоторного развития и ДЦП — у каждого десятого. Это много или мало? Казалось бы, 10 процентов — невысокая частота. А для конкретной семьи, кто попал в эту статистику?
* * *
Время от времени в прессе мелькают заметки о том, что медикам удалось выходить очередного новорожденного с самой низкой на свете массой тела — 300 граммов, 400... Но сами неонатологи не в восторге от таких сообщений. Конечно, замечательно, что ребенок выжил. Но лучше все–таки, чтобы у медиков было меньше поводов ставить такие рекорды.
