Еще при жизни Гайдна столь странный финал оброс всевозможными легендами. Одни утверждали, что князь Эстергази слишком долго продержал своих музыкантов без отпуска, другие — что он, наоборот, распустил капеллу и отправил музыкантов вон.
В пьесе Альфреда Шнитке Mozart a la Haidn, прозвучавшей в концерте Государственного камерного оркестра 28 января, все происходит с точностью до наоборот. Музыканты по одному возникают из тьмы, наигрывая обрывки из моцартовских произведений, потом включается свет, оркестранты мучительно ищут общий язык и общий ритм. В какой–то момент им это удается, и звучит несколько хрестоматийных тактов из сороковой симфонии, но все непоправимо рушится, и музыканты расходятся в разные стороны, один за другим исчезая за сценой. И вновь повисает тьма, и остается один дирижер, в пустоте и темноте мертвенно машущий руками.
К счастью, в жизни все обернулось совсем не так, и на концерте царило всеобщее радостное взаимопонимание. Оркестр и дирижер были в восторге друг от друга, а публика — от всего того, что развертывалось на сцене. Дать бы им волю, так бисы и не закончились бы до самого утра.
Кто же так разгорячил нашу филармоническую публику?
Ну, конечно же, свой брат минчанин, 15 лет назад уехавший в Германию, а нынче впервые после отъезда выступивший в родных филармонических стенах.
Леонид Гурвич уезжал из Минска, как все. «Тогда была настоящая эпидемия отъездов», — призналась мне как–то подруга–скрипачка, живущая ныне в Австралии. — Уезжали все, вот и мы тоже уехали. Не понимаю, зачем мы это сделали».
Иногда причины были конкретны — конфликты, трудности с работой, бытовая неустроенность. Что ни человек, то своя особая судьба.
Но что объединяет всех приезжающих музыкантов — это огромная радость от встречи с родной публикой, ощущение никогда не прерывавшейся связи и восторг от того, как изменилась страна.
А мы восторгаемся ими.
Леонид (ныне Леон) Гурвич очень ярко проявил себя еще до отъезда. Обучаясь в консерватории по классу гобоя, он выступал как джазовый пианист, участвовал в театральных постановках, сочинял музыку...
Теперь он приехал законченным, большим музыкантом. Прекрасный дирижер. Но главное — композитор, с одинаковой легкостью и блеском сочиняющий в самых разных жанрах.
Композиторский дар Леона Гурвича вторгся даже в Симфонию № 24 Йозефа Гайдна. Вторая ее часть написана как концерт для флейты с оркестром, и Гурвич сочинил для нее совершенно авангардистскую каденцию. Публика поначалу была сбита с толку, но потом уловила правила игры, и после симфонии долго не смолкали аплодисменты.
А когда концерт подошел к концу, за кулисы к триумфатору пришли два его консерваторских педагога, два заслуженных артиста Беларуси — профессор Борис Ничков и доцент Борис Чудаков. Оба явно горды своим учеником.
juliaandr@gmail.com
Советская Белоруссия № 26 (25161). Среда, 8 февраля 2017
