Физик по первому образованию, Антон Францевич как-то незаметно стал немножко историком, географом, отчасти археологом, поэтом и композитором. Признается, что слишком мягкий у него характер, много в нем лирики, вот и променял когда-то гайки-шестеренки на природу: “О, если бы я мог показать вам родную деревню моего отца! Вокруг Петровщины были невообразимой красоты леса. Хорошие люди, богомольные. После войны все, кто выжил, вернулись и поселились на пепелищах. Но в 1960-х годах даже за свой счет мужикам туда не позволили протянуть электричество. Поселок признали неперспективным. А ведь он был отмечен еще на картах времен Великого Княжества Литовского!”
По определению Антона Буболо, он вырос в замкнутом мире, вдали от “большой земли”. Поэтому с раннего детства появилась неуемная тяга к знанию. Течет река — куда, откуда? Растет дерево — почему? Замшелый курган в лесу — откуда он взялся, кто его насыпал и когда? Родители отправили его в школу-четырехлетку. Думали, посидит там чадо немного, да и на хозяйство вернется. Не вернулся. Переходил из школы в школу. Проглотил 10 классов. Учился хорошо. В итоге — высшее педагогическое образование по физико-техническому профилю. А затем на первое место работы рванул через весь Советский Союз.
— Я рос в поселке без электричества. Женился при керосиновых лампах и скрипочках-бубнах. Для меня розетка была — рука сама перекреститься тянулась. А тут технические дисциплины, силы разные научные. Дико, страшно, необычно. Вот и решил как-то развеяться.
1960-е. Романтика! Написал по 15 адресам по всему Союзу, из Хабаровского края горячая телеграмма: “Приезжайте! Ждем учителя!” Вот и рванул...
Автобус до Смоленска, поезд до Москвы, самолет до Красноярска. Уже там, на перевалочной базе, впервые закралась мысль: а ту ли я профессию выбрал, туда ли еду? Пограничным моментом оказалось долгое ожидание поезда до Хабаровска. “На вокзале не протолкнуться. Все бородатые. В магазинах хоть шаром покати. Куда я еду, если толпы боюсь?”
И все девять лет, что преподавал в Комсомольске-на-Амуре, вспоминал свою родную деревню, знакомые с детства места, бескрайние леса.
— Помню, во время учебы зашел в библиотеку. Взял с полки энциклопедию СССР. Открыл страницы про Беларусь, а там — карты!
Я прямо оторопел: вот мой район, речка Дрисса родная и Двина, даже деревня! Никогда такого не видел. Я эти картинки, грешным делом, из книги повыдергивал. Прятал под подушкой в общежитии. Купил четыре ватмана, расчертил на клетки и давай ночами перерисовывать. Достойно получилось, эта карта со мной много лет путешествовала, пока окончательно не затерлась.
Потом было преподавание в родных местах — на хуторе в деревянной школе. Но картография все не отпускала. А вместе с ней — тяга к изучению географии. Когда окончательно осел в Верхнедвинском районе, начал отводить душу. Организовал школьный факультатив по географии. Стал учеников в походы и полевые исследования вытаскивать. И попутно рисовать топографические карты района.
Все рукотворные карты Антона Буболо — результат полевых исследований.— Я прочно сел на хозяйство, завел корову. Каждую неделю приходилось в поле выходить, пасти живность. Времени много, вот я сижу и карту местности рисую, руку набиваю. Рисовал перышком, тушью. Отмечал ручьи, овраги, леса, дороги, села. Зачем мне это нужно было? Потому что весь мир был от меня далеко, а в память навсегда врезалась необъятная карта, висевшая в кабинете по картографии в Комсомольске-на-Амуре...
Так получилось, что хобби Антона Францевича очень скоро переросло едва ли не в профессиональную деятельность. Местные власти сначала предложили стать ответственным по туризму в городской школе, затем попросили стать куратором мероприятий по спортивному ориентированию и заниматься подготовкой команд для турслетов. И здесь страстный любитель походов, географии и истории нашел себя. Такой организации и фантазии в туризме до этого не знали даже самые заядлые походники Верхнедвинщины. В райисполкоме любят вспоминать, как ныне семидесятилетний краевед выставлял вешки-ориентиры, а потом с секундомером в руках бегал десятки километров, чтобы знать примерное время преодоления всех участков дистанции.
Краевед вспоминает, как участвовал в первом учительском турслете в своей жизни. Быстро выдохся, зацепился за пень и упал под елку. Пока отдышался, мимо пробежали все участники соревнований. Лежал и думал: “И чего это я за всеми побегу? Лучше через болотце дистанцию срежу”. Занял второе место, но это было нечестно. Сегодня краевед не дает ни малейшего шанса схитрить своим подопечным.
Бывает, команды жалуются на излишнюю принципиальность Антона Францевича. А он возражает, что дело вовсе не в нем, а в самих участниках соревнований:
— Нынче, замечаю, поколение какое-то потерянное, в виртуальные радости погруженное. А ведь я не требую сверхъестественных знаний. Играли как-то в “Мамонта”. Отчего бы девчатам не знать, как выглядит бронтозавр? Разве так сложно собрать гербарий из десятка растений — всяких одуванчиков, крапивы? Или вот еще: один раз придумал задание по азбуке Морзе. Почему мужчины в ней “плавают”? А Полярная звезда с какой стороны света находится? То-то же!
Человек, полагает краевед, должен быть всесторонне развит. Тем более если живет в таком богатом природой районе, как Верхнедвинщина. А попутно сотрудник музея продолжает рисовать свои карты. К каждому походу или турслету появляется новая. Признается, что таким образом исходил родные места вдоль и поперек, изучил каждую кочку и пень.
Краевед вдохновенно рассказывает о своей деятельности. Говорит красиво, уверенно. Рассуждает о спортивном ориентировании, походах. С иронией отзывается о незнайках. Поведал историю, как одна из его карт появилась. Дело в том, что лет пять назад он с напарницей отправился на велосипедную прогулку по исхоженным местам и умудрился заблудиться, проплутал по лесу двое суток.
— Поехали по старой освейской дороге. Свернули в нужном месте. “Протянули” два ручья, нашли липу-ориентир.
А потом совершили ошибку — сверились с картами и решили срезать обратный путь. Шли, шли и наткнулись на пойму реки, которой здесь быть не должно...
Впрочем, инцидент тягу краеведа к туризму не отбил. Наоборот, захотелось понять, где же все-таки плутал, где из бобрового затона водичку пил, где на кабанью танцплощадку выкатывался, по какой трясине путался. Так у Антона Буболо появилась очередная топографическая карта собственного производства. Сотрудник музея убеждает, что отныне по страшным местам может с закрытыми глазами пройти:
— У нас есть что искать. Лишь во время войны сожжены сотни деревень, большинство из которых не восстановлены. К ним заросли дороги, потерялись ориентиры, уходят от нас последние свидетели. У меня цель — найти их все до единой, отметить на своих картах.
И таким образом почтить память воинов.
