Непокоренный
Сделав круг над райцентром, самолет пошел на посадку. Четыре километра от родной деревни Летенец до Старобина Олег промчался словно на крыльях. У санитарного “кукурузника”, севшего возле больницы, еще не успел остыть мотор, а любознательный мальчуган уже поглаживал его крылья. Из разговора с летчиком понял, что авиатору нужно не только отменное здоровье, но и глубокие знания. Мальчик стал больше заниматься физически, лучше учиться, одним из первых в классе его приняли в пионеры. Мечта подняться в небо для Олега Вабищевича приобретала реальные очертания.
Но грянула Великая Отечественная. Старобинская школа, где учился мальчик, перестала работать. Замерли многие предприятия. Олег понял: за свою мечту, свободу нужно сражаться. Уже летом сорок первого в районе был создан партизанский отряд, 12-летний пионер Вабищевич был принят в его состав. Вот что вспоминал о юном партизане один из руководителей отряда Иван Жевнов: “Олега посылали в немецкие гарнизоны Погоста, Слуцка, Красной Слободы. Одевался он в порванные одежды, обувал лапти, непременно забрасывал за плечи полотняную торбочку. И куда ни посылали, всегда выполнял задания командования. Часто он разносил и передавал доверенным лицам листовки, сводки, газеты. Нередко участвовал в боевых операциях наравне со взрослыми. Никогда не жаловался на трудности, был веселым, бодрым жизнерадостным...
Однажды, возвращаясь из Красной Слободы, Олег решил заглянуть к родителям. Зашел в дом ночью, снял торбочку, присел к столу. Он сильно устал. Мать завесила окна. И в этот момент раздался грохот в двери. Это были полицаи. Всех вывели во двор... Арестованных избивали нагайками, прикладами. Отца Олега тут же убили. Двое суток паренька допрашивали в Старобинской жандармерии, но ничего не добились от мужественного пионера. На третий день Олега и его мать расстреляли...”
В городском поселке Старобин одна из улиц названа именем Олега Вабищевича. Его имя носит и пионерская дружина местной десятилетки. Недавно ребята поставили спектакль, в основе которого — небольшой, но героический жизненный путь бывшего ученика их школы...
Пастушок-разведчик
Рассказывает ответственный секретарь Солигорского районного Совета ветеранов Александр Дубовский:
— Отец и мать летом сорок первого отправили меня, семилетнего, из России к знакомым в Белоруссию. Пришли немцы, и многие взрослые стали меняться на глазах. Мои хозяева хлебом-солью встретили гитлеровцев. Я возмутился таким гостеприимством и услышал злое: “Иди, живи, как сможешь...” Сельчане приютили меня. Поручили пасти своих коров, по очереди кормили.
Однажды из лесу вышли и направились прямо к моему стаду двое молодых мужчин в поношенных гимнастерках без петлиц. Назвались Иваном и Емельяном. Начали осторожно расспрашивать: знаю ли я недавно осевших в деревне мужчин. Незнакомцы захотели с ними встретиться. Вечером я передал примакам просьбу незнакомцев. Те без раздумий ответили: мы готовы! Встретились. И ушли в партизанский отряд.
Как-то Иван с Емельяном сказали: “Мы присмотрим за коровами, а ты сгоняй в соседнюю деревню, незаметно сосчитай, сколько мотоциклов, бронемашин, приметь, где солдаты расположились”. Я все честно исполнил. Вскоре в деревне ночью сгорело здание школы, где обосновались немцы.
Познакомился с группой минеров. По их заданию я не раз возил картофель на минский рынок. Останавливал телегу в указанном месте. Девушки в белых блузках и парни в полицейской форме покупали картофель. Полученные от них марки я должен был в целости доставить подрывникам. На тех купюрах, как потом я понял, содержалась информация о графике движения вражеских поездов.
Осенью сорок третьего в деревне огнем и штыком похозяйничали каратели. Возле леса их встретили партизаны. Затрещали автоматы, заухали минометы. Я подогнал стадо поближе, интересно, настоящий бой... Вдруг рядом что-то треснуло, вспыхнуло, я обмяк, успел подумать: неужели ранен? И свалился без сознания...
Нашли меня еле живого, окровавленного с покалеченными руками, ранами на лице... Фельдшер наложил повязки на руки, пластырь на лицо. Так я промучился несколько месяцев, до прихода наших. Врачи начали размачивать, крошить окаменевшие повязки, спасать основательно вспухший поврежденный глаз. Потом медики выдали документ, что я — инвалид Отечественной войны второй группы.
Героем отмеченный
Среди участников Великой Отечественной войны Солигорщины Иван Супрунюк был самым молодым, многим ветеранам годился в сыновья. Иван Иванович признавался: он никогда не претендовал на почетный статус участника войны. А произошло все так...
Диверсионно-разведывательная группа Героя Советского Союза Григория Линькова в годы войны действовала на Полесье в интересах фронта. Помогали ей и местные жители. По сути, личным связным полковника стал отец Вани, Иван Супрунюк. Ему, хорошо знающему местные тропы и здешних людей, Григорий Матвеевич часто поручал очень рискованные и ответственные задания: доставить оружие, взрывчатку, передать листовки, графики движения поездов...
— Иногда отец и не догадывался, что перевозил под двойным дном телеги, — вспоминал Иван Иванович. — Ему давали подготовленную повозку, груженную для маскировки крестьянским хламом или сеном, указывали адрес. Отец сажал рядом меня, малолетнего. Если останавливали партизаны, отец выковыривал из каблука документ, заверенный Линьковым. При встрече с гитлеровцами, полицаями главным “пропуском” был я. У меня постоянно болели, слезились глаза, и отец вздыхал: “Везу бедолагу к врачу...”
Отец строжайше приказал: с кем ни встретимся — молчи, я объясняться буду! Однажды Ваня просидел на телеге в немецком гарнизоне несколько страшных часов. Кто-то подходил, о чем-то спрашивал. Мальчик молчал. И все это время отца с пристрастием допрашивали в комендатуре. Наконец он вышел, измученный, белый как мел. И только когда отъехали подальше от гарнизона, прошептал: “На этот раз, сынок, пронесло, поверили...”
Подобные рейсы отец и сын совершали чуть ли не каждую неделю. Зимой и летом. Знали об их маршрутах не многие, Иван Супрунюк выполнял только личные указания полковника Линькова. Встречались, беседовали они довольно часто. Григорий Матвеевич не раз упрекал отца: “Сынишку зачем с собой таскаешь? Попадешься — верная смерть обоим”. Отец разводил руками: война, все мы рискуем...
Как-то полковник Линьков перед очередным рейсом погладил Ванюшу по голове, сказал с улыбкой:
— Чем не партизан? Нужно занести и его в списки отряда.
В 1956 году участник венгерских событий сержант срочной службы Иван Супрунюкмладший получил два легких ранения. Узнав, что имеет право на льготы, сделал запрос в военный архив...
— И вдруг вызывают в военкомат: вот документ, что вы участник не только событий в Венгрии, но и Отечественной войны! — вспоминал ветеран. — Оказывается, не шутил тогда Линьков, внес меня в списки отряда!
После военных перипетий Иван Иванович Супрунюк многие годы работал педагогом, был директором школы.
В списках не значился
На фоне массового патриотизма взрослых и детей в годы войны действия Ивана Мелешко остались незамеченными. Хотя 11-летний житель деревни Сельцо дважды был в шаге от страшной кары...
— В местечке Погост, до которого от нас было рукой подать, находился мощный немецкий гарнизон, его не раз тревожили партизаны, — вспоминает Иван Петрович. — Однажды слышим крики, выстрелы. И в наш двор вбегает Остап Чакур, партизан, до войны служивший в милиции. Взъерошенный, встревоженный. Бросил: “За мной гонятся немцы, спрячьте...” Пока разволновавшаяся мама соображала, я быстро отвел неожиданного гостя в кладовую, где стояла широкая бочка метра два в высоту — туда на зиму мы засыпали зерно. Шепчу: лезь! Партизан заскочил в бочку, я бросил сверху пару пустых мешков... И тут во двор забежали трое немцев с автоматами. “Никого из чужих нет?” — строго спрашивают. Мы отрицательно машем головами... Один солдат остался во дворе, второй полез на чердак, третий начал обыскивать кладовую. Подошел к бочке. Лицо мамы побелело как полотно, а я, чтобы не закричать, до боли стиснул зубы... Обнаружит партизана — всей семье конец. Солдат уже нагнулся над бочкой, но тут о ее края лязгнул висевший на шее автомат. Немец поправил оружие, выпрямился. И пошел дальше. Пронесло...
Как-то Иван с двоими дружками резвились за околицей деревни. И вдруг они обнаружили в траве тонкий медный провод. Явно провод связи протянут из Погоста в соседнюю деревню, где также находились гитлеровцы с полицаями. Не долго думая, начали кромсать ножиком провод. Метров пять его Иван зарыл дома в коровьем навозе...
Вскоре в деревне застрекотал мотор мотоцикла. Обнаружив умышленное повреждение провода, немцы искали виновных, рассыпая налево и направо угрозы тем, кто прячет диверсантов. Одна испуганная женщина сказала: это не партизаны, а проделки ребят. И указала на дом Мелешко.
Трое солдат с автоматами тут же учинили Ване допрос:
— Есть провод? Где он? — строго спросили.
— Есть, вон на заборе висит, — ответил Ваня и показал на старый ржавый провод.
— Другого нет? — допытывались немцы.
— Нет...
Отозвавшись нелестными словами о деревенской бабе, не разбирающейся в проводах, немцы уехали. А Ивана еще долго била мелкая дрожь...
Потом Иван Мелешко пять лет отслужит в армии, многие годы отработает в шахтах “Беларуськалия”. И везде будет вести себя с достоинством и честью. Как и тогда, в детстве, когда над нашей родиной нависла смертельная опасность...
