«Яго клікала свая «Іліяда»

ПРА ГЭТЫ факт мала хто ведае, але ў 1984 годзе Уладзімір Караткевіч сабраўся ў падарожжа. Ён вырашыў з сябрамі плысці па Прыпяці, палюбавацца палескімі краявідамі, пазнаёміцца з жыхарамі навакольных вёсак.

Генадзь Пашкоў – пра апошнюю вандроўку Уладзіміра Караткевіча і не толькі...

ПРА ГЭТЫ факт мала хто ведае, але ў 1984 годзе Уладзімір Караткевіч сабраўся ў падарожжа. Ён вырашыў з сябрамі плысці па Прыпяці, палюбавацца палескімі краявідамі, пазнаёміцца з жыхарамі навакольных вёсак.

Падарожнікі ўзялі выратавальны марскі надзіманы плыт, закупілі харчы. І выправіліся ў дарогу па невялікай рачулцы, якая цячэ па Столінскім раёне. Але дарога аказалася не надта доўгай. Толькі дасягнулі вандроўнікі Прыпяці, як Уладзіміру Сямёнавічу стала дрэнна. Яго тэрмінова павезлі ў Мінск. Аднак і там урачы не змаглі даць рады. 25 ліпеня слынны пісьменнік пакінуў нашу зямлю...

А тое падарожжа ўсё-такі здзейснілася. Не, не ў тым годзе, крыху пазней. Але на тым плыце, на той рацэ. Арганізаваў яго паэт і журналіст Генадзь ПАШКОЎ разам з сябрамі. Прычым доўжылася яно тры гады, кожны год па месяцу. І прысвячалася памяці Уладзіміра Караткевіча. Вынікам той паездкі стала лірычна-дакументальная аповесць “Палескія вандроўнікі”. Я разгортваю тую кнігу, і мяне адразу зачароўвае верш аўтара:

Ты вазьмі мяне, Прыпяць,  загайдай чаратамі,

Ахіні лёгкім голлем трывожных ракіт.

І хай кружыць вірамі пад чаўном  і над намі

Салаўіная песня і чысты блакіт.

Сёння Генадзь Пашкоў вядомы чалавек у нашай краіне. Ён лаўрэат Дзяржаўнай прэміі, першы сакратар Саюза пісьменнікаў Беларусі. Мы разглядаем кнігу-дзённік, якая была выдадзена ў 90-я гады, углядаемся ў здымкі тых часоў, і Генадзь Пятровіч, не чакаючы маіх пытанняў, пачынае аповед.

— Я не быў лепшым сябрам Караткевіча. Мы з ім сустракаліся, віталіся, перамаўляліся — і не болей. У тыя часы я працаваў на радыё, потым мяне ўзялі ў часопіс “Полымя”. На нашым паверсе месціліся рэдакцыі трох выданняў, у тым ліку і газета “Літаратура і мастацтва”. Уладзімір Сямёнавіч заходзіў да нас і да суседзяў, прыносіў свае творы і друкаваўся. Цыкл яго апавяданняў з’явіўся і на старонках нашага часопіса. З-за таго цыкла ў нас пазней здарыўся перапуд. Аднойчы нашаму галоўнаму рэдактару Кастусю Кірэенку патэлефанаваў сакратар ЦК КПБ Аляксандр Кузьмін. Аляксандр Трыфанавіч спытаў пра твор Караткевіча “Леаніды не вернуцца да зямлі”. І папрасіў, каб яму прынеслі часопіс, дзе ён быў надрукаваны. Мы адразу занепакоіліся, чаму сакратару ЦК спатрэбіліся тыя “Леаніды”, можа, якая крамола закралася? Я некалькі гадзін шукаў часопіс, знайшоў, і мы аднеслі яго Кузьміну. І толькі там высветлілася, што за мяжой, здаецца, у Чэхаславакіі, надрукавалі цыкл апавяданняў Караткевіча ў перакладзе. Гэта стала вядома партыйнаму кіраўніцтву. Вось яно вырашыла і само пачытаць творы Караткевіча. Маўляў, як жа так, за мяжой нашых літаратараў ведаюць, а мы не ведаем? Непарадак.

Асабіста я чытаў многія творы Уладзіміра Сямёнавіча. Мяне ўражвала іх мова. Я нават здзіўляўся, адкуль яна ў яго? Такая чыстая, каларытная, напоўненая паэзіяй. Караткевіч выдатна ведаў беларускую мову, украінскую, бо вучыўся ў Кіеўскім універсітэце на філфаку, нават настаўнічаў на Украіне, ведаў ён і рускую мову, таму што ў час акупацыі Оршы гітлераўцамі жыў у Пермскай вобласці. Відаць, ён здолеў усё пабачанае і пачутае неяк трансфарміраваць, увабраць лепшае ў сябе, і мова яго стала надзвычай маляўнічай. І ў вершах, і ў празаічных творах. Дарэчы, у той час у мяне не было кватэры, але кніжкі я купляў і складаў на паліцу пад пісьмовы стол у рэдакцыі. І туды не траплялі выпадковыя творы. Дык вось сярод тых рэдкіх і любімых была кніга Караткевіча “Хрыстос прызямліўся ў Гародні”.

І яшчэ пра адну рысу характару пісьменніка хачу сказаць. Ён быў надта сціплы чалавек. Нікуды не рваўся, асабліва да высокіх пасад. Караткевіч у іншым бачыў сваё прызначэнне. Ён не біў сябе ў грудзі і не адстойваў з трыбуны сваё “я”. Яго клікала свая “Іліяда”. Ён проста ціха працаваў над сваімі творамі. І хацеў, каб яму не перашкаджалі.

— Генадзь Пятровіч, а як сталася, што вы прадоўжылі перарванае падарожжа Уладзіміра Сямёнавіча? У мяне адразу ўзнікае аналогія — «прерванный полет Высоцкого”.

— Выпадковасць, але людзі кажуць: нічога выпадковага на гэтым свеце няма. Значыць, так было наканавана лёсам. Лёс падараваў мне магчымасць яшчэ раз напомніць людзям пра слыннага сына зямлі беларускай, і я гэта зрабіў.

Падзеі разгортваліся так. Аднойчы на лецішчы выйшаў я раніцой на ганак. А мой дом быў па суседстве з домам Леаніда Хадкевіча, сына празаіка Тараса Хадкевіча. Ён жыў там са сваім сынам, таксама Тарасікам. Ну, і бачу, што яны пачалі надзімаць выратавальны марскі плыт. Я пытаюся: “Тарасавіч, дзеля чаго ты гэты плыт надзімаеш?” — “Ды вось правяраю яго”, — адказвае. “І ў мяне ёсць такі”, — хвалюся. А ў мяне, сапраўды, быў на лецішчы такі плыт, толькі ў яго на дзесяць чалавек, а ў мяне на шэсць. Неяк пазваніў з Калінінграда мой родзіч, штурман далёкага плавання, і запрасіў на вяселле. А я быў на адпачынку, за 300 кіламетраў ад Мінска — куды ехаць? Пачаў аднеквацца. А сваяк ведаў маё слабае месца. Ён некалі паказваў той плыт, і я быў у захапленні ад яго. Дык вось ён сказаў: “Прыедзеш, аддам плыт”. Я паехаў і вярнуўся з падарункам. Расказаў я пра сваю рэліквію Хадкевічу, а ён у адказ: “А мой плыт таксама незвычайны, на ім падарожнічаў сам Караткевіч. І тая вандроўка аказалася для яго апошняй”. Сусед расказаў падрабязнасці таго здарэння.

— Цікава-цікава. І што вы даведаліся?

— На плыце была цэлая брыгада. Здаецца, пяць чалавек. Пасля смерці Караткевіча мастак Пётр Драчоў апісваў, як яны падарожнічалі, і змясціў у часопісе здымкі. Я потым знайшоў іх. Памятаю адзін: Караткевіч сядзіць на борце плыта і п’е з кубка гарбату. А плыт той асаблівы, у ім не толькі днішча, а і барты надзімаліся, былі і дзве такія вялізныя кроквы. Убачыўшы яго, дзеці крычалі на Прыпяці: глядзі, “пантопля” плыве.

Мы вырашылі таксама выправіцца ў падарожжа ў памяць аб Уладзіміру Караткевічу. Сабралі каманду — пяць чалавек. У яе ўваходзілі Леанід Хадкевіч, яго сын Тарасік, якога мы ўзялі юнгам, і яшчэ два знаёмыя хлопцы. Падарожнічаць вырашылі з таго месца, дзе быў апошні прыпынак Караткевіча. Гэта сутока рэк Смердзь і Прыпяць. Ёсць такое месца ў Столінскім раёне. Ад яго пайшлі ўніз па Прыпяці. Паколькі я працаваў тады на радыё, то ўзяў з сабой апарат “Рэпарцёр”, каб запісваць цікавых людзей. Ну, і мы расказвалі мясцовым жыхарам пры сустрэчах пра Уладзіміра Караткевіча, яго творчасць. Дарэчы, у вандроўку ўзялі з сабой кніжку яго вершаў “Матчына песня”. І самы малодшы падарожнік, юнга Тарасік, вечарам, калі палілі вогнішча, чытаў нам услых.

— Вы зрабілі тры падарожжы...

— Так. Першае пачалося ў 1992 годзе. Тады дайшлі да Петрыкава. У наступным годзе прадоўжылі шлях, дабраліся амаль да Мазыра. А трэці раз вырашылі праплыць па Гарыні, каб потым выйсці на Прыпяць. Там вельмі прыгожыя берагі, непаўторныя краявіды. Я зразумеў, чаму так імкнуўся пабываць там Уладзімір Сямёнавіч!

— А ён жа і па Дняпры вандраваў?

— Пісьменнік любіў Беларусь і імкнуўся пабываць ва ўсіх яе куточках. Наогул, любіў падарожнічаць. Але не заўсёды тыя падарожжы добра заканчваліся. Так, калі адпачываў у Доме творчасці літаратараў у Кактэбелі, пачаў хадзіць і вывучаць крымскія горы. Я сам падымаўся на гару Карадаг, каварная гара. Ісці па ёй непадрыхтаванаму чалавеку небяспечна, але Уладзімір Сямёнавіч пайшоў, сарваўся і моцна пабіўся. Вось і на Прыпяці яго напаткала бяда.

— А вас бяда, дзякуй Богу абмінула, усе тры вандроўкі прайшлі без эксцэсаў?

— Так. Нам шчасціла ўвесь шлях. Усюды гасцінна сустракалі. Мне пашанцавала на сустрэчы з вельмі цікавымі людзьмі, лёсы якіх просяцца ў раманы. Раман пасля тых вандровак я не напісаў. А напісаў вялікую лірычна-дакументальную радыёаповесць. Яна зараз захоўваецца ў запасніках Беларускага радыё, нядаўна яе паўтарылі. Звязана гэта было з юбілеем Караткевіча. У перадачу мы ўключылі жывы голас пісьменніка пра Беларусь, пра нашу зямлю. Акрамя таго, з радыёварыянта я зрабіў кніжку, якая называецца “Палескія вандроўнікі”. Там шмат ілюстрацый: і прырода, і людзі, з якімі мы сустракаліся. Гэтую кніжку я падпісаў і пераслаў у музей Караткевіча ў Оршы.

— Не магу не спытаць вас, Генадзь Пятровіч, як першага сакратара Саюза пісьменнікаў Беларусі, што зроблена і робіцца, каб годна сустрэць юбілей Караткевіча?

— Помнік Уладзіміру Караткевічу будзе пастаўлены ў Кіеве. Я бачыў яго ў майстэрні. Помнік уражвае! Караткевіч стаіць, а за яго спінай разгорнутая кніга. На ёй радкі з яго твора, напісаныя па-беларуску і па-ўкраінску. Мне здаецца, помнік перадаў дакладна не только аблічча пісьменніка, але і яго характар. Акрамя таго, у вялікай зале Дома літаратара студэнты-выпускнікі Акадэміі мастацтваў зрабілі галерэю партрэтаў вядомых дзеячаў асветы і літаратуры Беларусі — Багдановіча, Купалы, Коласа, Мележа, Быкава, Брыля і Караткевіча. Партрэт таксама ўдалы. Абавязкова трэба адзначыць, што ёсць дзяржаўная праграма па святкаванні юбілею Уладзіміра Караткевіча, выйдзе шматтомнік прозы пісьменніка, у якім звыш 20 тамоў. Вось гэта, я лічу, самая добрая памяць пра аўтара непаўторных вершаў, апавяданняў, п’ес, сцэнарыяў фільмаў, аповесцяў і раманаў. Яму вечна будзе ўдзячна зямля пад белымі крыламі і людзі на гэтай зямлі...

Яўген КАЗЮКІН, “БН”

Биография  Влади́мира Семёновича Коротке́вича

Писатель, поэт, драматург, публицист, переводчик, киносценарист, создатель белорусского исторического романа.

Детство и учёба

Родился 26 ноября 1930 года в городе Орша Витебской области в семье бухгалтера.

Во время Великой Отечественной войны с семьёй находился в эвакуации в Пермской области, позже в Оренбурге.

В 1944 году Владимир Короткевич вернулся в Оршу, где и получил среднее образование.

В 1949—1954 годах учился на филологическом факультете Киевского государственного университета. Затем в нём же закончил аспирантуру.

Зрелость: творческая карьера

Работал учителем в сельской школе в Киевской области Украины, а затем в родном городе, Орше. Позже учился на Высших литературных курсах (1960) и Институте кинематографии (сейчас Российский государственный институт кинематографии им. С. А. Герасимова в Москве) и стал профессиональным писателем.

За его первой публикацией, стихотворением 1951 года, последовали три книги поэзии. Позже он стал прозаиком, сначала были выпущены несколько сборников рассказов. К числу его наиболее популярных произведений относятся роман «Колосья под серпом твоим» (Каласы пад сярпом тваім, 1965) и повесть, написанная в жанре исторического детектива, «Дикая охота короля Стаха» (Дзікае паляванне караля Стаха, 1964). В целом его проза связана с темами исторического прошлого Белоруссии, такими как Январьское восстание 1863—1865 и Великая Отечественная война.

В 1957 году Владимир Короткевич стал членом Союза писателей СССР.

Одновременно он продолжил исторические поиски и неоднократно принимал участие в археологических раскопках.

В 1960 году писатель закончил Высшие литературные курсы, в 1962 году Высшие сценарные курсы.

Короткевич также написал несколько пьес, эссе, статей, сценариев для коротко- и полнометражных художественных фильмов. Творчество Короткевича отличается яркой образностью, исторической точностью, писатель был награждён несколькими государственными литературными премиями.

Признание

С 1962 года писатель живёт в Минске. Именно на этот период попадает расцвет талантов Короткевича — он создал известные исторические романы и повести, активно сотрудничал с театром, телевидением, кино (киностудия «Беларусьфильм»), занимался переводами, активно принимал участие в общественной жизни БССР.

Владимир Короткевич награджён орденом Дружбы народов. Лауреат Литературной премии Союза писателей БССР имени Ивана Мележа (1983) за романы «Нельзя забыть» (белор. «Нельга забыць» и «Леониды не вернутся на Землю» белор. «Леаніды не вернуцца да Зямлі»), Государственной премии БССР им. Якуба Коласа (1984, посмертно) за роман «Чёрный замок Ольшанський» (белор. «Чорны замак Альшанскі»).

Одновременно в этот же период Короткевич подвергался значительной критике за роман «Леониды не вернутся к Земле» (название пришлось изменить на «Нельзя забыть»), что негативно отразилось на здоровье писателя. В конце 1970-х — начале 1980-х годов Владимир Короткевич тяжело болел и умер 25 июля 1984 года.

О В.Короткевиче создан документальный фильм «Быў. Ёсць. Буду» (1989), видеофильмы «Успамін» и «Рыцар і слуга Беларусі» (оба – 1991).

Именем В.Короткевича названы улицы в Витебске и Орше, его имя носит школа № 3 в Орше, где открыт литературный музей В.Короткевича.

Творчество

Романы: Леониды не вернутся к Земле (Нельзя забыть) (1960—1962, издан в 1962). Колосья под серпом твоим (1962—1964, издан в 1965). Христос приземлился в Городне (1965—1966). Чёрный замок Ольшанский (1979).

Повести: Дикая охота короля Стаха (1958, издана в 1964). Цыганский король (1958, издана в 1961). Седая легенда (1960, издана в 1961). Оружие (1964, издана в 1981). Листья каштанов (1973).

Экранизации

Художественные фильмы: Христос приземлился в Городне (1967). Дикая охота короля Стаха (1979). Чёрный замок Ольшанский (1984). Седая легенда (1991).

Документальные фильмы: Свидетели вечности (1964). Память (1966). Красный агат (1973).

Дуэль Короткевича с Мессингом

26 ноября – день рождения писателя Владимира Короткевича. Известный журналист Борис Тасман вспоминает необычную и неизвестную историю, связанную с ним.

Где-то в начале 1966-го отец принес домой журнал "Наука и религия", в котором была статья о Вольфе Мессинге. Выдающийся телепат и гипнотизер был тогда одной из самых обсуждаемых в народе фигур, и этот журнал ходил по рукам.

Прочтенное поразило, и я с увлечением пересказывал его сверстникам во дворе и школе. Через какое-то время — полгода или год — пошли разговоры о том, что Мессинг приедет в Минск, даст лишь одно представление в филармонии, билеты на которое, как водится, разойдутся по начальству.

Мы и не надеялись увидеть чудеса "живьем". Но в день выступления волшебника отец, что было совершенно на него не похоже, неожиданно решил попытать счастья в поиске лишнего билетика и взял меня с собой. Благо жили мы на площади Якуба Коласа, где и находится филармония.

У билетной кассы толпились десятки людей. Стояли, как мне казалось, долго: ждали, когда выбросят невостребованную боссами "бронь". Когда стрелки часов перевалили через 19.00, а заветное окошко все не открывалось, претендентов на желанные квитки заметно поубавилось. Осталось человек десять-двенадцать, надежды уже не было, но отец упрямо стоял у кассы. Вдруг заслонка отодвинулась, и самые упорные ринулись на приступ. Нераскупленными в тот промозглый вечер оказались три билета. Удача улыбнулась стоявшей перед отцом интеллигентного вида паре. Наконец и он счастливо и растерянно повернулся ко мне и суетливо заговорил:

— Боря, вот билет, иди!

— Папа, а как же ты?!

— Иди, потом расскажешь. Иди скорее!

Радость и горечь смешались во мне: отец мечтал увидеть Мессинга, но ради сына… Ту минуту я с благодарностью помню всю жизнь.

… Волшебник оказался очень пожилым человеком субтильного сложения. Седые длинные воздушные волосы, словно облако, обтекали голову. Сам маг с народом практически не общался. Его ассистентка, худенькая женщина в возрасте, хрипловатым, прокуренным голосом зачитывала текст о нем и о том, что приключилось с ним на гастролях там-то и там-то. В частности, кажется, на Дальнем Востоке Вольф Григорьевич упал с подмостков и сильно разбился, но "отключил" боль и работал, как ни в чем ни бывало.

Перед нами он проделывал обычные для себя психологические опыты. Зрители писали записки с заданиями и складывали их в коробочку, стоявшую у края сцены. Затем ассистентка мага вызывала авторов на сцену, он брал их за запястье руки, так, чтобы чувствовать пульс партнера, и выполнял их мысленные приказы. После завершения опыта ассистентка зачитывала задание для того, чтобы все поняли, что маг его выполнил. Я видел, как мои соседи — супружеская пара — тоже что-то придумали… Задания не отличались оригинальностью и, как правило, не вызывали у кудесника живого интереса.

Изо всех опытов в моей памяти отложились лишь два.

Первый. Мессинг вместе с тремя зрителями-контролерами ушел в комнату за сценой. В это время трио зрителей-фантазеров прятало расческу, которую должен был найти великий маг. На этот раз он работал без чьей-либо помощи. Установилась звенящая тишина, Мессинг предельно сконцентрировался, однако поначалу выбрал неверное направление движения. Но довольно быстро выправил ситуацию и направился к боковой ложе… Фантазеры оказались жестокими: 67-летнему старцу пришлось карабкаться по бордюру ложи. Его было откровенно жаль: он мог сорваться в зал, и зрители тревожно зароптали.

Наконец дело дошло до моих соседей. На сцену отправилась красивая статная женщина лет тридцати пяти, а мужчина, одетый в рубашку-вышиванку с белорусским орнаментом, остался на месте. Мессинг взял женщину за запястье, и она начала мысленно диктовать задание. Они спустились в зрительный зал… В этот момент сосед повелительно обратился ко мне:

— А ну-ка, малыш, давай поменяемся местами!

Мы сидели в 14-м ряду, он перебрался в мое кресло, находившееся у прохода, а я — в его, хотя так и не понял, к чему эти манипуляции.

Все объяснилось очень скоро: маг и его водительница приблизились к нам. Всемирно известный волшебник учтиво извинился перед моим соседом за беспокойство и, минуя его, подошел ко мне! Я слышал его напряженное, тяжелое дыхание, видел, как он был погружен в себя! Однако Мессинг явно искал не меня! Женщина мысленно назвала ему ряд и место, на котором должен был сидеть ее муж, но там оказался 12-летний мальчик. Маг отпрянул и потащил партнершу по поискам к предыдущему 13-му ряду, однако и там находился посторонний субъект. Мессинг, было видно, разволновался. И либо увидал рядом со мной пустое кресло и сообразил, что к чему, либо жена соседа, устыдившись выходки супруга, мысленно сообщила ему об изменившихся координатах поиска. Мессингу шалость моего соседа очень не понравилась! Он, вероятно, усмотрел в ней обман и укоризненно покачал головой. И мне, невольному участнику фальсификации, стало стыдно. С досады маг тихонько воскликнул по-польски: "Матка боска!"…

Найдя правильное решение, Мессинг пригласил соседа на сцену, а там, извинившись перед ним, залез к нему во внутренний карман пиджака, вынул оттуда записную книжку, открыл ее и стал что-то подчеркивать. Затем его ассистентка сообщила залу, что на сцене рядом с Вольфом Григорьевичем находится известный белорусский писатель Владимир Короткевич. Народ зааплодировал. Мессинг должен был найти его в зале, доставить на сцену и подчеркнуть в записной книжке на страничке с буквой "К" изданные произведения литератора, оставив нетронутыми неизданные…

 Невзирая на несколько неприятных мгновений, задание доставило Мессингу чрезвычайное удовольствие. Он сказал, что оно было одним из самых интересных в его концертной практике. Короткевич тепло благодарил маэстро, а, может, и извинился за свое озорство…

Лет через семь, в 1974-м, Вольфа Григорьевича не стало, ему было 75. Владимир Семенович пережил мага всего на десятилетие, покинув материальный мир 53-летним. Их публичная встреча осталась в моей памяти яркой вспышкой.

Последнее путешествие Владимира Короткевича

Писатель с друзьями совершил его на плоту по Припяти. О последних днях Короткевича вспоминает участник тех событий художник Петр Драчев.

При жизни писатель не был избалован вниманием государства, но познал всенародную любовь. Через два десятилетия после смерти Владимир Короткевич - почти легенда, загадка. Даже его смерть 25 июля 84-го года стала неожиданной и одновременно ожидаемой - слишком выдающейся из общего ряда личностью был Короткевич.

Белорусский художник Петр Драчев дружил с Короткевичем больше пятнадцати лет. Теперь только он знает, что произошло двадцать лет назад, когда Владимира Семеновича привезли с Полесья в Минск в тяжелом состоянии, а через пять дней его уже похоронили.

- Я частенько бывал у него дома - у него всегда бывало многолюдно. Я считал, что он мой лучший друг - так искренне и тепло ко мне никто не относился. А приходишь и начинаешь ревновать к какому-то гостю, который оказывается намного ближе к Володе, чем ты.

Гнев Машерова

- А как вы подружились?

- Не сразу. Когда мы познакомились, я был студентом театрально-художественного института, а его слава уже гремела. А я со второго курса оформлял книги, классиков мне не давали, а только молодых, начинающих, таких как я, но жутко талантливых. Обычно летом я отправлялся в путешествие. Год был 62-63-й… С приятелем-однокурсником прошли всю Припять - Давид-Городок, Туров, Пинск. В Давид-Городке меня потрясла старинная церковь, XVI века, наверное, и самое удивительное - вокруг здоровенные каменные кресты с распятиями больше человеческого роста. Зрелище незабываемое. Когда я вернулся в Минск, в журнале «Маладосць» рассказал все фотографу Валентину Ждановичу. Как раз тогда в «Маладосцi» начинал печататься Короткевич. Его так поразили мои рисунки тех крестов, что редакция снарядила экспедицию на Полесье на теплоходе «Владимир Маяковский». Был там Зенон Позьняк, Валентин Жданович, Владимир Короткевич... После поездки появилось эссе «Званы ў прадоннях азёр». Сочинение это меня поразило - так оно было не похоже на весь официоз, который в те годы заполонил печать. А тут была история, предания, обычаи... Но эссе это вызвало недовольство у Машерова: «Что это за восторги перед резервациями?» Имелось в виду все Полесье, которое считалось диким краем. После этого из Минска приехали рьяные комсомольцы, и все кресты разбили и закопали там же.

«Об этом знает только Короткевич»

Второй раз я столкнулся с Короткевичем на Свитязе, где проходило совещание молодых творческих работников. Там я его увидел во всей красе. Он был невероятным рассказчиком, а сколько песен знал! Его ни один этнограф перепеть не мог. За ним просто толпы ходили, чтобы послушать рассказы.

Мне он помог, когда я для музея в Новогрудке сделал иллюстрации по мотивам «Дзядоў» Мицкевича. Сначала я обратился к Адаму Мальдису, а он мне: «Об этом знает только Короткевич». Принимал Владимир Семенович меня у себя дома, где часа два рассказывал и записывал весь обряд «дзядоў» очень подробно. Те мои работы, может, и сейчас в музее висят.

Так что наша дружба постепенно складывалась. В середине 70-х у Короткевича появилась идея написать книгу «Зямля пад белымі крыламі». Когда я начал читать текст, понял, что можно иллюстрировать каждую страничку. Нам тогда срезали чуть ли не половину оформления, но все равно книга произвела колоссальное впечатление. Впервые всю историю Беларуси собрали под одной обложкой. Понравилась она и Володе, наверное, тогда он поверил в меня.

А в конце 70-х готовился к изданию «Чорны замак Альшанскi». Решено было книгу делать «па багатаму», в издательстве мне сказали, что на конкурс выставят. Мое оформление Короткевичу так понравилось, что он сказал: «Ты лепш намаляваў, чым я напісаў».

Прощание с Беларусью

После той книги мы с Володей и Валентином Ждановичем задумали отправиться в путешествие по всей Беларуси и выпустить большую книгу, настоящий фолиант. Летом 84-го мы решили, что созрели для серьезной поездки. Запланировали на июль месяц. Маршрут проложили от Пинска до Мозыря, Лоева, потом по Сожу и Днепру, собирались сделать кольцо, а потом возможно пройти и по Западной Двине. За несколько недель до этого Володю пригласили на юбилей Киевского университета, который он заканчивал. А он тогда уже не пил - его несколько раз лечили. Но в Киеве его сорвали. В этом смысле он был слабым человеком. А гости у него были каждый день. И каждый приносил что-то из выпивки. Тогда мы с сестрой Володи Натальей Семеновной решили, что надо попробовать вырвать его на природу, на свежий воздух, у нас будет сухой закон. Числа 12 июля мы выехали на моей машине в Пинск. У директора музея истории и литературы Леонида Тарасовича Хаткевича взяли огромный на 10 человек плот с крышей. Туда уложили штук десять надувных матрасов, чтобы Короткевич в случае недомогания мог прилечь. Он у нас как на царском троне возлежал, а мы со Ждановичем сразу стали спорить: как грести, как рулить... Тогда Короткевич себя назначил адмиралом, а мы были матросами. Мы плыли примерно по 13 километров в день по течению, останавливались, я рисовал, Валентин фотографировал, а Володя вел дневник. Места там удивительные - от Пинска до Турова низина, поросшая дубовыми рощами, камышами и сплошняк воды. Если подняться на дерево повыше, то впечатление, будто сельва - все в цветении, в ароматах. Кстати, по дороге мы встретили тот самый теплоход «Владимир Маяковский», на котором они путешествовали в первый раз. За первую неделю нам показалось, что Володя пришел в себя, а километрах в 50 от Турова ему резко стало плохо. Он не мог есть - язва открылась, а врачи его от печени лечили. Каждый день он нам говорил: «Все, мне уже лучше». Но мы со Ждановичем решили, что надо везти его в Минск. До Турова было далеко, поэтому «Ракету» останавливали прямо в глуши на реке. Жуткое совпадение, но в том месте в Припять впадает речушка Смердь. Когда Жданович с Володей уехали, а я остался со всей нашей поклажей (мы думали, что Володя пару дней в Минске отлежится и догонит нас дальше), вспомнил сразу жуткое пророчество, которое случилось в первый вечер нашего похода. Первая ночевка у нас была на реке Пина, мы пристали к берегу, развели огромный костер. И трижды над нами пролетела гигантская сова. А эти птицы летают совершенно бесшумно, в кромешной темноте только в огнях костра и можно увидеть. Володя сразу тогда сказал, что эта сова предвестник смерти.

…Стихи, которые должны были войти в ту большую книгу, уже после смерти Володи издали как сборник «Быу. Ёсць. Буду». Там снимки Ждановича и мои, факсимильные стихи Короткевича. Своеобразный реквием. А поездка оказалась прощанием с Беларусью...

После его смерти нам пришлось выслушать немало упреков в том, что мы Короткевича загубили.

 Рецепт от Короткевича

Володя знал не только историю, предания, песни, но и множество рецептов старинных блюд. Всякие «мачанкі», «верашчакі». Причем готовил их виртуозно, каждый раз с выдумкой. Я тоже люблю готовить, поэтому у Володи научился многому. К примеру, специально шел на базар, покупал крестьянскую колбасу, сальце с мяском копченое и сырое, все это обжаривал, потом с мукой делал грибной соус с мясом и пек блины. Потом блины надо было макать в полученное блюдо - потрясающе. Причем он ни один раз не повторился, всегда что-то новенькое было. Или «прысмакі» какие-нибудь, или анекдоты новые.

Надежда БЕЛОХВОСТИК, 23 июля 2004 г.

 В начале шестидесятых в свет выходит одна из первых повестей Короткевича, «Дикая охота короля Стаха», в которой автор заявил о себе как о писателе-историке. Повесть принесла ему некоторую популярность (впоследствии режиссер В. Рубинчик снимет по мотивам «Дикой охоты…» замечательный фильм).

Зато роман «Нельзя забыть» (опубликован только в 1982-м) был подвергнут резкой критике. Писателя упрекали во вторичности, но главным было не это — книга не показалась нужной советской цензуре.

Не менее печальная судьба ждала роман «Христос приземлился в Гродно» (1966). До недавнего времени он так и не был переведен на русский язык, а фильм, снятый в 1968-м режиссером В. Бычковым, надолго лег на полку и до сих пор не нашел своего зрителя.

В 1965-м журнал «Полымя» опубликовал роман «Колосья под серпом твоим», одним из героев которого был легендарный Кастусь Калиновский. Книга (многие называют ее главной в творчестве писателя) очень точно отражала жизнь Белоруссии XIX века. Но цензоры предъявили к ней столько претензий, что издана она была только после кропотливой правки. Существует версия, согласно которой рукопись продолжения романа была украдена у Короткевича советскими спецслужбами.

Произведения «В снегах дремлет весна» (написанное еще в 1957-м) и «Оружие» увидели свет только после смерти автора, что лишний раз доказывает «нелюбовь» властей к неудобному для них писателю.

 О Владимире Короткевиче

Уроженец Орши, Владимир Короткевич закончил Киевский университет. По свидетельству профессора Адама Мальдиса, именно тогда будущий белорусский Сенкевич понял, что такое Родина, – Короткевич говорил: «Если бы это от меня зависело, то каждого ученика, где-нибудь в классе девятом, посылал бы на некоторое время в другую республику, чтобы почувствовал тоску по своим. Рос патриотом».

Первая серьезная публикация Короткевича – в журнале «Полымя» был напечатан роман «Нельга забыць» (авторское название – «Леанiды не вернуцца да Зямлi »). Тогда же в «Советской Белоруссии» появилась статья Якова Герцовича, в которой «официальный» критик попрекал Короткевича в книжности, вторичности, в том, что главный герой и его товарищи – оторванные от жизни формалисты, которых мало интересует содержание нашего искусства и его идейная направленность. Герцовичу вторил и московский рецензент Чалмаев. Адам Мальдис вспоминал в своей книге «Жыцце i ўзнясенне Ўладзiмiра Караткевiча»:

«Статьи Я.Герцовича и В.Чалмаева были восприняты не как выражение частного мнения их авторов, а как директивное указание. Дело в том, что в стране тогда, в конце 1962 г., поднялась волна борьбы с «формализмом». Началось все с того, что Н.С.Хрущев посетил московских художников и резко раскритиковал их, а закончилось тем, что «ведьм» начали искать во всех творческих коллективах, в том числе и в Союзе писателей БССР, в Институте литературы АН БССР. Короткевич был в курсе всех явных и закулисных событий. Вернувшись из поездки в Москву, он подробно рассказывал, как все происходило.

- Что ты, Володя, сегодня какой-то грустный, - старался разрядить атмосферу Брыль. – Махни рукой на всех и пиши свои романы. Про Богушевича хотя бы. Про его окружение.

- Боюсь, старик, что это начало конца. Знак, что мы снова возвращаемся к прежнему. Такому же самому…»

Короткевич будто в воду смотрел: именно он стал одной из первых жертв «похолодания» - его «Леанiды…» изданы не были. Редактором невышедшей книги был Василь Сёмуха. Сегодня он вспоминает:

- Книга не вышла из-за чисто советского идиотизма – из-за названия. Неслучайно в журнале «Полымя» роман был переименован в «Нельга забыць», но у Короткевича даже не спрашивали разрешения на это. Рассказ в нем идет о метеоритном потоке – Леонидах, которые проходят недалеко от Земли раз в 65 лет. Главит категорически потребовал изменить название. Тогда же на земле блистал Леонид Ильич Брежнев! В этом и усмотрели крамолу…

Шла первая половина 60-х, когда и было напечатано «Дзiкае паляванне караля Стаха». Успех повести среди читателей немного окрылил автора – он стал готовить к печати роман «Каласы пад сярпом тваiм»: отнес его в редакцию журнала «Полымя» и читал отрывки друзьям. Книга имела успех, и кто-то предложил сделать копии и пустить их по рукам. Короткевич был против «нелегальщины» - говорил: «Большое и святое дело надо делать с открытым забралом».

В 1965 г. «Каласы…» все-таки были напечатаны – в журнале «Полымя». Позже встал вопрос о книжном издании. Но в издательстве на рукописи было поставлено столько вопросительных и восклицательных знаков, что Короткевич схватился за голову:

«Гори оно все гаром! Не буду я править ни слова! Пусть лежит до скончания света!» По настоянию одного из ближайших друзей Короткевича – поэта Рыгора Бородулина – к правке рукописи подключился Адам Мальдис. «То, что мы тогда предложили Володе, - говорит сегодня Бородулин, - было предложением чисто театральным, что называется, для отвода глаз».

В итоге были сокращены второстепенные фразы, подчеркнутое редактором слово заменяли другим. Благодаря таким ухищрениям роман был издан, а сам Короткевич ушел с головой уже в кино. Но если фильмы «Памяць», «Будзь шчаслiвай, рака…», «Сведкi вечнасцi », снятые по его сценариям, на экран вышли, зато безбожно был порезан, а потом и вовсе положен на полку «Хрыстос прызямлiуся ў Гароднi».

Еще один фильм – «Расказы з каталажкi » – не снимался в принципе, поскольку идея его отклонялась то в Минске, то в Москве. Друзья говорили Короткевичу: «Зачем тебе все эти скандальные ситуации, падание на колени во имя некоего эпизода?! Пиши прежде всего на историческую тему». В ответ он только злился: «Это же могучая сила! Роман в наших белорусских условиях прочитает ну десять, ну двадцать тысяч человек. А хороший фильм посмотрят миллионы. Понимаете, как возможность воздействовать на народ, пробуждать его достоинство, его память».

…Короткевич умер 25 июля 1984 г. Василь Быков сказал на похоронах друга:

- Мы стоим с вами перед еще одним камнем на нелегком пути нашей культуры, перед еще одним символом, который воплощает не только нашу боль, нашу печаль, но и нашу гордость. Так теперь уже понятно и мы можем сказать без сомнения, что тут лежит великий человек Белой Руси, апостол нашей духовности, несравнимый художник ХХ столетия Владимир Короткевич… Многие ли из нас могут сказать, что были такие же, как он, – в невзгодах, в соблазнах, также и в счастье, которое изредка ему выпадало. Он был едва не единственный такой среди нас – нам в упрек, но и нам в пример.

Сам же Короткевич некогда заметил: «Если Бог захочет покарать страну, он дает ей десять чудесных поэтов, а потом отбирает их». И хотя говорил так про испанских поэтов Лорку и Мачадо-и-Руиса, но это резюме соотносимо и с Беларусью, и с ним самим.

Музей Владимира Короткевича

В Минском государственном профессионально-технический колледже электроники (ул. Казинца, 91, 7 этаж) создан музей Владимира Короткевича.

Экспозиция, посвященная жизни и творчеству классика, расположилась в кабинете белорусского языка и литературы. Основную часть коллекции собрал бывший преподаватель колледжа Петр Петрович Жолнерович.

Первоначально небольшая музейная комната, связанная с именем В. Короткевича, располагалась в общежитии № 2 НПО «Интеграл». Её открыли в июле 1984 года, почти сразу после смерти писателя. Незадолго до этого Владимир Семенович встречался на предприятии с рабочими и обещал прийти еще. Но не успел.

Книгами писателя тогда зачитывались многие. В конце 1990-х музей Владимира Короткевича обосновался в колледже электроники и постоянно пополнялся новыми экспонатами. Появляются они и сейчас. Скоро стенды украсят снимки, сделанные П.Жолнеровичем в минской квартире писателя. Там живет его племянница Елена Сенкевич, которая сохранила не только обстановку рабочего кабинета, но и личные вещи писателя. Прежде всего, привлекает внимание обилие книг и морских ракушек, разместившихся на книжных полках. Короткевич очень любил море, старался бывать там каждый год и все

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter