Из иллюминатора вертолета пейзажи семипалатинских степей чем–то неуловимо напоминают лунные. Многие тысячи квадратных километров выжженной земли, «кратеры» — воронки, заполненные водой, «возвышенности» — остатки оборонительных бастионов–«волнорезов». Кто бы мог еще двадцать пять лет назад подумать, что таким в начале XXI века перед нами предстанет один из мощнейших символов советской империи — четвертый по величине в мире ядерный полигон, где на протяжении более сорока лет испытывали атомное оружие? Взрывы здесь не гремят уже с 1991 года, но о смертоносной гонке вооружений тут не забудут еще долго.
Мы помним
...Митинг в центре казахстанского города Семей (так после развала Советского Союза стал называться Семипалатинск). Возле монумента «Сильнее смерти», своими контурами напоминающего ядерный гриб, перед двадцатитысячной толпой выступает официальная делегация, посетившая международный форум «За безъядерный мир». Под прицел теле– и фотокамер попадают генеральный директор МАГАТЭ Юкия Амано, министр иностранных дел Казахстана Ержан Казыханов, мэр города Нагасаки Томихиса Тауэ... Они говорят о безъядерном мире, а я ищу очевидцев мира ядерного.
Это, впрочем, несложно. Их выдают полные горя глаза. Вот, скажем, тот дедушка явно из свидетелей семипалатинской трагедии. Не ошибся. Знакомимся. Восьмидесятилетний Хафиз Матаев. Из советской номенклатуры. Нынче почетный гражданин Семея, в советские годы — первый секретарь райкома партии Абайского района, наиболее близкого к полигону. Понятное дело, эту историю он рассказывает не в первый раз, но, кажется, переживает все заново...
— Когда в 1945 году американцы сбросили бомбы на Хиросиму и Нагасаки, а в нашей стране задумались об ответных шагах, в степи стал строиться ядерный полигон. В 1949 году произошел первый взрыв — в 20 килотонн. Представляете, о нем даже никого не предупредили! Мы даже и хлопка не почувствовали... Второй — более мощный — прогремел в 1953–м. Тут мы уже наблюдали за ним целенаправленно. Огромный ядерный гриб запомню на всю жизнь. До этого нас на несколько месяцев переселили в глубь района, каждому платили по пятьдесят рублей компенсации. После третьего взрыва образовалось обширное озеро. Такое смертоносное соревнование с США продолжалось сорок лет. Только в Соединенных Штатах за это время создали 180 бомб, а у нас как минимум четыре с половиной сотни. Переехать в другую часть Советского Союза? А нам никто не предлагал...
По другую сторону испытаний — в секретном городе Курчатов, который тогда идентифицировался просто как железнодорожная станция Конечная, — оказался белорусский ученый Анатолий Зарецкий. И ему сейчас за восемьдесят. О том, как создавалась ядерная бомба, он рассказал в интервью «СБ»:
— Я проработал там с 1954 года по 1960–й. Самый близкий ядерный взрыв, который довелось увидеть, был осуществлен на расстоянии 27 километров от дислокации исследовательских групп. Чтобы вы поняли, далеко это или близко, скажу: если бы вы стояли, то взрывная волна повалила бы вас на землю... Я смотрел на развитие взрыва через закопченное стекло. Представляете: на небе солнце, а рядом появляется второе... На каждом испытании собиралось огромное количество экспертов. У каждого был свой интерес. Одни занимались радиацией, другие — ударной волной, третьи — радиоактивным загрязнением. Взрыв происходил на высоте 1.000 метров — оптимальной, чтобы произвести разрушения, чтобы радиоактивное облако было небольшим. Но все, что может воспламеняться, горело. Столбы, трава... Чаще всего испытания ядерного оружия производились в зимнее время. Готовились, как правило, очень долго. Ждали погоду. Подбирали благоприятную международную обстановку. Однажды слишком долго ждали и ошиблись. Облачность была низкой. Ударная волна пошла, как в волноводе, отражаясь и от облаков, и от земли... Когда она достигла Семипалатинска, в домах вылетели стекла и потрескались стены. Потом многое пришлось восстанавливать, а местным жителям — выплачивать компенсацию.
Кунсткамера Семея
Только вот чем компенсируешь удар по здоровью населения Восточного Казахстана? Понятие «горе и боль его жителей» приобретает трагический смысл, когда попадаешь в, казалось бы, обычную аудиторию государственного медицинского университета Семея. Ни больше ни меньше — кунсткамеру. С заспиртованными в пробирках аморфусами, уродцами с врожденными дефектами. Перечислять диагнозы умерших младенцев, все их аномалии, наверное, не имеет смысла. С пугающим постоянством они появляются в медицинских карточках новорожденных до сих пор. Впрочем, это эмоции. А мне больше интересны письменные доказательства. Еще несколько десятков лет назад тома, которые я держу в руках, под грифом «Совершенно секретно» отправляли в Москву. В них — правда и только правда о медицинской составляющей ядерных испытаний. Это к вопросу о том, знало ли советское правительство об обратной стороне гонки вооружений. Еще как...
— При всестороннем обследовании детей были выявлены случаи острых и хронических заболеваний, несколько случаев с врожденными аномалиями психического или физического развития (паховые и пупочные грыжи, косоглазие, микроцефалия, олигофрения, болезнь Дауна), дерматиты и пр., — четко выбито на печатной машинке.
Раковый корпус
Это исследования середины 1960–х годов. А что теперь? Аманбек Мухашов, вице–президент Международного антиядерного движения «Невада — Семипалатинск», привел результаты мониторинга американских ученых: отголоски гонки вооружений будут ощущаться еще более трехсот лет. Пострадало более миллиона человек. И сейчас продолжают рождаться дети без рук, ног, глаз. Беда в том, что люди не знали о последствиях...
Зато сейчас их не скрывают. Заведующая кафедрой онкологии государственного медицинского университета Семея Зухра Манамбаева выступает с докладом на английском языке. Страшное слово cancer — рак — понятно и без перевода. Звучат шокирующие цифры. Например, в одной из самых проблемных областей — Восточно–Казахстанской — на миллион человек приходится 2.725 онкологических больных. Смертность от злокачественных опухолей в полтора раза выше, чем в среднем по стране. Среди самых распространенных диагнозов — рак легкого, молочной железы, желудка...
Как выправить синусоиды семипалатинских последствий? Вот лишь несколько пунктов «антикризисного плана», который, кстати, находится под личным контролем Нурсултана Назарбаева. Все обследование и лечение пострадавшего населения взяло на себя государство. А значит, на ранних стадиях стали выявлять уже 43,7 процента таких заболеваний. Современное оборудование позволяет. В Семее строится новый корпус регионального онкологического диспансера, в государственном медицинском университете подрастают кадры, в том числе и узкие специалисты–радиологи. Большинство студентов — жители региона. Здесь они и должны остаться работать. Заговорили и о реабилитации пострадавших земель. Впрочем, официального разрешения использовать эти территории в сельском хозяйстве казахстанские власти пока не дают. Кажется, и не дадут. Дозиметры там пищат так, что ученые–радиологи, с которыми мне удалось пообщаться, назвали эту идею нонсенсом.
* * *
Когда я прогуливался по Семею, меня не покидало ощущение, что нахожусь где–то в Брагине, Хойниках или Наровле. Две общечеловеческие трагедии произошли из–за последствий «испытаний» над атомом: в одном случае мирным, в другом — совсем нет... Однако мои попытки провести параллели специалисты сразу пресекли. В Чернобыле, говорят они, был одномоментный выброс радиации, а в Семипалатинской области он продолжался около 40 лет. Казахстанский полигон принес бед в 116 раз больше, чем атомная станция. Тяжел оказался «ядерный щит»...
Из истории
Семипалатинский ядерный полигон указом президента Казахстана Нурсултана Назарбаева был закрыт 29 августа 1991 года, несмотря на противодействие военно–промышленного комплекса СССР. Расформирован в декабре 1993–го. Большую роль в этом сыграло народное антиядерное движение «Невада — Семипалатинск» и его лидер Олжас Сулейменов. После этого были закрыты остальные крупные мировые ядерные полигоны.
Астана — Семей — Минск.
Фото автора.
