Ядерное оружие в центре Москвы

Царь–пушка и сегодня готова к бою. Ее ядра способны лететь на полтора километра и крушить стены
Царь–пушкой нынче, конечно, вряд ли кого напугаешь. А ведь были иные времена. Даже рассказы о таком орудии, считалось, могли заставить крепко задуматься неприятеля. Заметив, как держава неотвратимо слабеет и катится в смуту, решил кто–то в команде немощного царя Федора Ивановича дела поправить. Мастер Андрей Чохов в 1586 году отлил невиданное бронзовое чудо — пушку в 2.700 пудов весом. То есть тонн под сорок.

Правда, толком помочь царю Федору Царь–пушка так и не смогла. Скажут: да и кого же она могла отпугнуть? Не стреляла ни разу, да и могла ли? Вообще, с главными нашими реликвиями неувязка какая–то. Царь–колокол расколот и поражен немотой, пушка не стреляет... Здесь, однако, публика заблуждается, пушка — хоть сейчас в бой, заряжай и пали! Она способна забросить тяжеленное ядро на полтора–два километра. С гарантией.

Крепостная артиллерия

На кремлевском дворе что в глаза сразу бросается? Пушки. Иные стволы просто лежат, другие, наиболее знаменитые и крупные, подняты на чугунные лафеты. Орудий видимо–невидимо. Пожалуй, и не счесть?

— Отчего же, их 802 штуки, — подсказывает Игорь Комаров. — Почти все из бронзы, лишь одна мортира из чугуна.

Комаров заведует сектором оружия и конского убранства музеев Кремля. И одновременно он хранитель коллекции артиллерии, защитного вооружения и холодного оружия. Царь–пушка, само собой, тоже в его ведении. Интересный вопрос: а чего эти бронзовые стволы как–то особо хранить? Лежат себе веками под чистым небом, покрываются благородной патиной. Вот тебе и защита.

— Действительно, покрываются. Но как раз это и нехорошая защита, — поясняет Комаров. — Если медная, бронзовая вещь долго стоит на открытом воздухе, она неизбежно покрывается патиной рыхлой, расползается опасная пятнистая зелень. Металл разрушается. Такую патину не чистят. Ее обычно уплотняют.

Ракетчики полируют Аспида

Когда в 1981–м Комаров стал сотрудником кремлевских музеев, Царь–пушка сияла, как новенькая: к московской Олимпиаде ее успели отреставрировать. К тому моменту и лафет проржавел, и сам ствол нуждался в обновлении. Лафет развинтили по винтикам и отправили на военный завод доводить до ума. А ствол сняли краном и перевезли во двор Дворца съездов. Стали приводить в порядок.

— А затем пришла пора и других крупных орудий. Из тех, что стоят у Арсенала на чугунных лафетах, — припоминает Комаров. — Вначале их отмывали и очищали разными растворами. А потом к делу приступали слушатели академии им. Дзержинского (сейчас — Академия ракетных войск им. Петра Великого). Они работали на знаменитых пушках — Единороге, Аспиде, Троиле, Василиске и др. Как это выглядело? Каждый из офицеров получал по куску шинельного сукна и банку с раствором воска и скипидара, чтобы натирать стволы, уплотнять патину, консервировали древний металл. Дело вообще–то достаточно муторное и долгое...

Возможно, суконки со скипидаром кому–то покажутся слишком простым средством, даже пустяковым. Особенно когда речь идет о такой пафосной теме, как защита славной истории и боевых реликвий. На самом деле деликатный Комаров лишь опустил детали длинной технологической цепочки. Но упомянул: методы и систему восстановления старинных орудий разрабатывали спецы ВНИИ реставрации, Института лакокрасочной промышленности и металловеды из Академии ракетных войск.

По указу императора

Три века назад выставку пушек в Кремле заложил царь–император Петр I. Сперва в 1702 году приказал строить здесь цейхгауз (иначе — арсенал, оружейный дом). Тогда же разослал указ: «...пушки медные и железные осмотреть и описать и буде явятся которые под гербами окрестных государей, а именно Салтанов Турских и королей Польскаго и Свейскаго, взятые в боях, и те все собрав, взять к Москве и для памяти на вечную славу поставить...»

Вот и стали свозить трофейные и знаменитые русские пушки, мортиры бронзовые и железные, так называемые тюфяки, бомбарды и прочие орудия. Стволы укладывали для обозрения на деревянных волокушах и дровнях. Лафеты для самых крупных отлили много позже.

— Не все пушки изначально расположились внутри Кремля, — поясняет Комаров. — Четыре самые крупные стояли (вернее, лежали) за стенами, на Рынке — так называлась встарь Красная площадь, на тяжелых лежнях. Две — у Никольской башни, а две другие, включая и Царь–пушку, — у Спасской. Последняя была особенно заметна. И не только из–за своего веса и размеров. Пушка лежала высоко, на крыше кабака...

Кабак «Под пушкой»

— Вы не ошиблись? Царь–пушка красовалась на крыше кабака?

— Да, — подтверждает Комаров, — на крыше каменного кабака. Смущает слово «кабак»? Понятно, в нашем представлении это нечто непотребное. Считайте, тогда это был хороший ресторан, где вкусно и плотно ели. Ну и пили, конечно. А на выходе их ждала красавица пушка. Стрелять прямо с крыши она, правда, не могла. Но в принципе и она, и другие большие пушки были боевыми орудиями.

История с крышей укрепила в давних догадках: определенно на роду знаменитой пушки написано оставаться главным образом оружием показным, потешным. Вроде тех стволов, зачастую деревянных, из которых юный Петр палил репой и свеклой...

Сравнение самой главной пушки с орудиями для потехи Комарова задело:

— Отчего же она потешная? Самая настоящая! Некоторые сомневались: стенки ствола тонковаты вроде. Для такого калибра — 890 мм! Так вот, были проведены два независимых расчета: один — экспертами академии им. Дзержинского, а другой — инженером и историком техники Захариковым. В деталях они не совпадают. Но есть общее — ствол Царь–пушки обладает примерно полуторакратным запасом прочности. Существенно, не так ли?..

Однако пушка так ни разу и не выстрелила. Отчего?

Неподъемный дробовик

Пока Царь–пушку придумывали и отливали, время бомбард ушло безвозвратно. Осадные орудия — бомбарды — должны были крепостные стены пробивать. Что они и делали исправно на протяжении трех веков. Царь–пушка тоже бомбарда. Готовили ее к стрельбе каменными ядрами. Такого залпа хватило бы, чтобы разрушить любую крепость. Да вот беда: крепости привычные к тому времени строить перестали. Перешли к укреплениям земляным. А против них любая пушка бессильна.

Правда, Царь–пушка еще звалась дробовиком. Почему? Умелец Чохов отлил орудие универсальное. Оно и ядром могло стрелять, а могло и, как тогда говорили, дробом: булыжниками, железной сечкой и прочим. Для этого мастер спроектировал канал ствола довольно сложной формы. Узкая часть — «камора» — под пороховой заряд. В широкую — «котел» — закатывали ядро или насыпали дроб...

Когда нужда в стенобитных бомбардах исчезла, знаменитый дробовик еще мог бы послужить. Но стрелять из такого орудия уж очень непросто. Перво–наперво предстояло оборудовать огневую позицию. Ствол укладывался на тесовые лежни. Сзади, у плоского среза орудия (тарели), набивался частокол из толстых брусьев. За ним — короб, набитый землей. Все это, чтобы остановить откат. Таких чередований — брусья — короба — устанавливалось несколько. А затем приступали к стрельбе. Думаете, ткнуть раскаленным прутом в запальное отверстие — и дело в шляпе? Как бы не так. При таком чудовищном орудии можно было моментально сыграть в ящик.

Следовало взять шнур, пропитанный огневым составом. Подвести его аккуратно к запальному отверстию, поджечь. И побыстрее нырнуть в отрытый окоп: случалось, большие стволы разносило вдребезги. Кстати, о запальном отверстии...

«Наши жены — пушки заряжены!»

— Один поляк, точнее, офицер войска Великого княжества Литовского Самуил Мацкевич, оставил воспоминания о событиях Смутного времени в Москве, в начале XVII века, — рассказывает Комаров. — Он записал: в русской столице, на Рынке, лежит огромное орудие. Такое большое, что польские солдаты прячутся внутри его от дождя. И даже играют там в карты, сидя в стволе. Причем окошком им служит запальная дыра.

— Небось, легенды...

— Почему? — удивился Комаров. — Мне самому приходилось быть внутри не раз. Там и вправду довольно свободно. А дыры сейчас нет. Ее давно забили железным «ершом», заклепали. С какой целью? Думаю, чтобы дождевая вода не заливалась. Представляете, сколько туда может натечь?

Да бог с ней, с водой. История — вот что не дает покоя. Так осквернить нашу реликвию! Сперва свои, не долго думая, выставляют пушку на крыше кабака. А нетрезвые интервенты забираются в ствол и режутся в карты, развлекаются. Да и только ли с картами? Не удивлюсь, если резкие строчки: «Наши жены — пушки заряжены! Вот где наши жены!» — вытекли, так сказать, из конкретных наблюдений. Недаром в этой песне всегда чудились какие–то безнравственные намеки.

В зоне отчуждения

Спустя какое–то время все ж решили: не место таким выдающимся пушкам лежать на Рынке. Забрали в Кремль. Есть здесь одно место. Сейчас тут клумба. Вот сюда в конце ХVIII века и перетащили пушки с площади. Построили предварительно каменный шатер. В шатре уложили их на деревянные лафеты — «медведки». Затем орудия, включая Царь–пушку, кочевали по территории Кремля. Пока не оказались там, где покоятся и сейчас.

Поинтересовался у хранителя: а почему Царь–пушка так называется? Самая большая в мире?

— Нет, — пояснил Комаров. — Была и больше, калибр крупнее. Отлили в Турции на границе XV — XVI веков. Тоже типа бомбарды. А наша пушка — оттого, что на стволе рельефное изображение царя Федора Ивановича. Последний царь из Рюриковичей отлит верхом на коне...

Итак, в музейной коллекции 802 пушки. Но посетители Кремля могут беспрепятственно осматривать только одну — Царь–пушку. Остальные (801 штука) помещены в зоне абсолютного отчуждения. Подойти к ним нельзя — вмиг остановит охрана. Картина странная. По одну сторону площади, вдали, проходят миллионы туристов, поглядывая с вожделением на недоступную пушечную старину. По другую сторону одни–одинешеньки скучают бронзовые «любопытные памятники древнерусского литейного дела».

Царь и пушка

Почти с каждой из коллекционных пушек связано то или иное приключение. Комаров показал одну, с литым австрийским гербом и резными турецкими надписями:

— Очень любопытное орудие. Однажды чуть не стало свидетелем скандального пленения русского царя...

В 1828–м русские войска взяли турецкую крепость Варну. Забрали в крепости несколько тяжелых пушек. Среди них — и эту, самую крупную, австрийского литья. Так получилось: турки ее отбили у австрийцев, а мы — у турок. Вроде переходящего приза. И на корабле «Императрица Мария» отправили трофеи в Одессу. А тут страшный шторм. Корабль развернуло и отнесло опять под турецкие батареи. Неприятно. Тем более на борту «Императрицы» оказался собственной персоной император Николай I. Еще немного — и загремели бы к туркам и царь, и многострадальная пушка.

Обошлось, сумели уйти. А памятную пушку царь приказал поставить в Кремле на видное место. Выходит, повезло императору с пушкой.

Всеволод АРСЕНЬЕВ.
Москва — Минск.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter