— Понимаешь, Иванович, совсем сбрендила баба, — сокрушался он. — Променяла меня на собаку. Хоть бы собака была еще приличная, а то шавка какая-то безродная.
От соседей я знал, что Анфиса, после того как отравился паленой водкой ее муженек, второй десяток лет жила одна и сторонилась мужчин. Женщиной она была работящей и сама справлялась со своим хозяйством. Сухощавая и еще довольно привлекательная, после выхода на пенсию она и вовсе, считай, уединилась. Больше других была рада Ермолаю, жившему неподалеку и время от времени угощавшему ее свежей рыбкой.
Ермолай тоже жил один. Как раз где-то в те же годы, когда умер муж Анфисы, ушла к другому мужчине и переехала в город супруга Ермолая. Он было подался куда-то в Россию на заработки, да скоро вернулся в свою деревеньку. О нем ходили слухи как о самом удачливом браконьере во всей округе. Многие отказывались от незаконной ловли рыбы на здешнем красивейшем озере, ибо больно велики стали штрафы за такие дела. Зато не было конкурентов у Ермолая. Порой ему даже заказывали рыбу к какому-нибудь торжеству вроде свадьбы или юбилея, и не было случая, чтобы тот не сдержал обещания.
Я всегда терпеть не мог браконьеров и как-то при случае сказал об этом Ермолаю.
— Так я же не всегда сетями балуюсь, возмутился браконьер. — И законным способом тоже вылавливаю рыбу. Могу кое-чему обучить…
— Обойдемся без таких учителей, — отвечал я ему. — А тебя когда-нибудь все равно за руку схватят. В народе верно говорят — сколько веревочке ни виться…
В тот осенний день, когда Ермолай жаловался на Анфису, он приезжал ко мне за бутылкой. Предлагал, понятное дело, деньги. К автолавке, приезжавшей в наш хуторской поселок, он опоздал. Водки у меня не нашлось. Ермолай разозлился еще больше.
— Этого дуралея Джека, что прибился к Анфисе, я все равно изведу, — говорил он. — Понимаешь, как только я к лодке и на ночную рыбалку, он усаживается на берегу и воет. А тут ведь тишина нужна…
Ермолай уехал, а я продолжил укладывать в машину необходимое в дорогу. Как всегда, не забыл приготовить термос с кофе.
Всегда стараюсь такую прощальную поездку наполнить впечатлениями. Еду медленно, останавливаюсь возле наиболее красивых мест и любуюсь ими или делаю снимки фотоаппаратом. Иногда достаю из багажника бинокль и гляжу вдаль. В последних днях осени есть какая-то особая грустная красота. Скромная и ясная…
Ты понимаешь, что скоро неминуемо придет зима и все вокруг укроется белым одеялом, а яркие, узорчатые снежинки придадут ему нарядный вид. Так получилось, что прошедшей зимой я не попал в эти края. На рыбалку ездил с друзьями в другие места, да и то нечасто. Вот и зима позади!
Знакомая лесная дорога. Все в яркой, игристой зелени. Казалось, что здесь, в северо-западной части Беларуси, листья на березках будут едва проклевываться, а они уже дышат во всей своей молодой красе. На столбе в углу усадьбы аисты в этот раз соорудили шикарное гнездо. Видать, рассчитывают на большое потомство. Здесь тоже в апреле долго стояла сухая погода, но когда начались первые майские дожди, трава быстро пошла в рост. Глядишь — вот-вот и косить придется. Сосед Павел, который присматривает за моей усадьбой, рассказал о новостях.
— Между прочим, — добавил он, — попался наконец Ермолай за браконьерством. Говорят, его инспекторам рыбоохраны сдала сама Анфиса.
— Как это? — переспросил я.
— А вот так, — продолжил Павел. — Говорят, Ермолай якобы что-то сделал с ее собакой Джеком. Ну тем, что прибился к ней. Анфиса, видать, точно знала, что он ее любимца где-то закопал, вот и решила отомстить. Знала, когда сосед на рыбалку собирался, и сообщила по нужному телефону. Вот, взяли его с поличным. Но, Иванович, это не я вам говорил, так люди судачат.
Позже через знакомого инспектора я несколько прояснил ситуацию. Сигнал от кого-то в инспекцию действительно был. Остальное оказалось делом техники. Неуловимого браконьера застали врасплох. К тому же все это происходило во время нереста, когда незаконная рыбалка карается особенно строго. Поскольку однажды он уже подвергался штрафу, сейчас завели уголовное дело. Словом, влип Ермолай основательно. Если все действительно так, как говорят люди, то выходит, что между мужчиной и женщиной, которые могли бы стать не просто соседями, но даже более близкими людьми и доживать своей век вместе, яблоком раздора оказался обычный безродный пес. Бывает же!
Немало удивился, когда ближе к вечеру у моей калитки остановилась сама Анфиса. Она переминалась с ноги на ногу и не решалась войти. Я подошел и провел ее к беседке. Ко мне нередко хуторяне заглядывают за лекарством или советом, зная, что работал редактором, но тут явно было что-то другое.
— Помогите, Иванович, Ермолая от суда избавить, — заплакала женщина. — Сама не знаю, что наделала.
— Ну, во-первых, я не прокурор, — начал я. — Во-вторых, вам нечего себя корить, Анфиса. Все идет, как идет. Кому положено — разберутся.
— Да я другого боюсь…
— Чего?
— Вот отсидит он какой-то срок, вернется и со мной посчитается, — продолжила хуторянка. — Если он на собаку руку поднял, то и меня может не пощадить…
— Не до вас ему будет, — успокоил я женщину. — Надеюсь, что о многом сейчас Ермолай задумается. Пора бы ему уже за ум взяться.
Анфиса ушла. Я же сидел и размышлял о том, какие странные и невероятные истории преподносит жизнь в этих тихих краях. Казалось бы, живи и радуйся, что еще один светлый день приходит к нам с утренним солнцем. Так нет же — мы все умудряемся и умудряемся создать проблемы на этой дороге жизни. А может, так и надо? Может, иначе не бывает?
День угасал. Уже вылетели из своих укромных мест майские жуки. История, услышанная сегодня, показалась мне по-своему трагичной и забавной. Не знаю, какой больше…
